Но как бы там ни было, Тони, вместо того чтобы спать под открытым небом на улице, спал в небольшой чистенькой комнатке на удобной кровати. А на другой день дона Соледад села за машинку и перешила старые брюки и жилет своего мужа для гостя.

— Чтобы искать работу, — сказала она, — нужно иметь приличный вид.

Маноло, к сожалению, не мог помочь Тони даже советом: за те дни, что Эулалия гостила у тетушки в Сантосе, он лишился работы.

— Я проработал сорок лет, прекрасный специалист, и оказался никому не нужен!..

Он был в таком угнетенном состоянии, что не мог даже говорить об этом.

И вот Маноло с Тони принялись искать работу, но возвращались вечером домой с одним и тем же результатом — работы не было.

Тони уже немного освоился в городе и бродил по нему с большим удовольствием. Ему нравился шум трамваев, обилие магазинов, веселая толпа на тротуарах. Он забредал и в богатые кварталы, где за изгородью среди цветов белели красивые виллы, и все прикидывал, а нет ли для него какой-нибудь работы? Придумывал, что бы он мог тут делать. Мария стояла у него перед глазами, он хотел как можно быстрее начать работать, зарабатывать… О том, чтобы разбогатеть, пока не было и речи… Тони возвращался усталый, разбитый, но с непоколебимой уверенностью, что завтра он все-таки найдет работу и оставит гостеприимный кров, который в любой момент мог стать не гостеприимным. Тони был чутким человеком, он прекрасно улавливал растущее недовольство своих хозяев.

Маноло был недоволен тем, что у них в доме появился лишний рот, Соледад беспокоило то, что Эулалия влюбилась в итальянца. Оба они пришли к выводу, что настала пора прощаться с гостем. Маноло завел поначалу разговор обиняками.

— Мне кажется, — начал он, — что приезжим ничего не светит в Сан-Паулу. Будь я молод, как ты, я бы отправился в глубь страны на кофейные плантации. Там-то уж наверняка есть работа.

— Я не был рабом и не буду! — гордо ответил Тони, вспомнив слова своего дядюшки Джузеппе, который именно так объяснял, почему он не стал работать на кофейных плантациях, как его друг Винченцо.

Маноло только плечами пожал: если с бедняком он мог поделиться куском хлеба, то гордецы пусть сами выпутываются из своих сложностей.

Вечером за ужином Маноло и Соледад решили, что завтра распрощаются с Тони. Эулалия поняла, что решение родителей окончательно и беспрекословно. Сердце у нее упало. И все-таки она попыталась уговорить их отказаться от своего решения. Но чем горячее становились эти уговоры, тем тверже стояли на своем родители Эулалии. Теперь и Маноло понял, какую опасность представляет собой для их дома пришлый итальянец.

— Смотри за нашей доченькой в оба, — шепнул он жене на ухо.

— Я и так глаз с нее не свожу, — ответила ему жена.

Эулалия была в отчаянии и решилась на рискованный шаг. Дождавшись, пока в доме все затихнет, она заглянула в комнату Тони. Нельзя сказать, что она оделась для этого визита, скорее наоборот. Тони невольно вздохнул, увидев возле себя полуодетую красавицу. Многое было скрыто в этом вздохе — и волнение, и сожаление, и тоска. Эулалия сообщила ему о решении родителей и дала понять, что не хотела бы с ним расставаться.

— Я очень благодарен вам, сеньорина, вам и вашим родителям. Никогда и ни чем я не хотел бы огорчить вашу семью. Завтра же уйду из вашего дома, и в моем сердце будет только благодарность.

— Только? — переспросила Эулалия.

— Да, только, — твердо ответил Тони, хотя он не мог сказать, что присутствие рядом с ним красивой девушки оставило его совершенно равнодушным. Но никакая красавица не могла сравниться с Марией, его Марией!..

— Ты очень тоскуешь о своей итальянке? — спросила Эулалия.

— Очень, — ответил Тони и сказал правду.

Опечаленная Эулалия вышла и тут же в коридоре наткнулась на Соледад. Мать смотрела на дочь испуганно, предположив, что свершилось нечто непоправимое. Эулалия припала к материнской груди и заплакала:

— Он не любит меня, мама, не любит, а я люблю его. Облегченно вздохнув, Соледад поздравила себя с тем, что завтра утром опасный итальянец покинет наконец их дом.

Расставание было, несмотря ни на что, трогательным. Тони и впрямь был необыкновенно обаятельным молодым человеком. Соледад вручила ему пакет с одеждой. Тони долго отказывался, но свое веское слово сказал даже Маноло, и Тони, поблагодарив, принял подарок.

Так, со свертком под мышкой, Тони и отправился бродить по городу. Он бродил целый день, а к вечеру ноги занесли его в. еврейский квартал. Вдруг Тони остановился, услышав давно забытые звуки: кто-то на пианино разучивал этюд. Сердце его сжалось от тоски, он вспомнил отца, мать, родной дом в Чивите. Заглянув в окно, Тони увидел хорошенькую девушку, сидящую за пианино. Неловкими пальцами она разыгрывала знакомый этюд. Как Тони затосковал по музыке! Но тут же вспомнил свою клятву и отвернулся от окна. Никогда больше не притронется он к инструменту!

Тони отправился дальше, завернул за угол, перешел на другую сторону и вдруг увидел, как дверь одного из магазинов открылась и толстый седой мужчина повесил на дверь объявление: «требуется продавец». Тони чуть не подпрыгнул от восторга. Ему везло! Ему потрясающе везло! Он буквально ринулся в магазин и предложил свои услуги.

— Я научусь. Я всему научусь, — обещал он, и глаза его так сияли, что дон Эзекиел решил потолковать с этим молодым человеком поосновательней.

Тони рассказал ему все свои приключения как на духу, чем и расположил к себе умудренного жизненным опытом владельца магазина. Эзекиел и сам помыкался по белу свету, где только не побывал, прежде чем осесть в Бразилии, так что мог понять молодого итальянца.

— Ну что ж, назначим тебе испытательный срок, — сказал он, снимая с двери объявление, которое провисело не более получаса. — А пока пойдем поужинаем. Наверное, тебе и ночевать негде?

Тони кивнул.

— Ну что ж, придется попросить Ципору постелить тебе в дальней комнате, — добродушно сказал дон Эзекиел, запирая лавку.

У Тони дух захватило от радости. Ему везло, положительно везло! Стоило только уйти от дона Маноло, как он нашел работу!

Эзекиел с удовольствием представил жене нового продавца.

— Теперь ты больше не будешь меня ревновать, — шепнул он ей.

— Думаю, этот молодой человек не будет воровать, как уволенная тобой мерзавка, — тоже шепотом отозвалась Ципора.

А в дочери Эзекиела Камилии Тони узнал ту самую девушку, которая разучивала этюд.

— Очень приятно познакомиться, — сказал он, и сказал как всегда правду.

После ужина Тони растянулся в отведенной ему комнате на кровати и заснул блаженным сном праведника, а на другом конце Сан-Паулу бедная Эулалия никак не могла заснуть, представляя себе бездомного несчастного Тони.

Глава 7

Маурисиу прикрывал глаза и видел пляшущую девушку — развевающиеся юбки, горделиво поднятая черноволосая головка, руки, упертые в бока, и быстро-быстро мелькающие босые белые ножки. Такой он впервые увидел Катэрину, она отплясывала на празднике, устроенном в честь переезда на фазенду, в честь покупки имения. В тот день он с сестрой и матерью проезжали мимо в коляске и остановились, наблюдая, что же происходит у соседей. Тогда мама и поняла, что имение продано, а он увидел соседку-итальянку. Потом, когда они сидели в гостиной, приехав с визитом, Катэрина показалась ему совсем другой: сдержанной, молчаливой, даже суровой. С тех пор он все думал о ней, представлял эту девушку, пытался понять, какая она.

— Маурисиу! Ты опять мечтаешь? — смеющаяся Беатриса взбежала по ступенькам на террасу.

— А ты? — спросил брат. — О чем мечтаешь ты?

— О школе! — немедленно последовал ответ, и в глазах его хорошенькой сестры зажегся лукавый огонек.

— Ты собралась учиться? — удивился брат.

— Учить! — торжественно сообщила она.

— Ничего не понимаю, — развел руками Маурисиу. — Сделай милость, объясни!

Беатриса уселась в шезлонг напротив и заговорила:

— Я приглашаю тебя поехать с нами — со мной и Жулией. Надеюсь, ты не будешь меня спрашивать, кто такая Жулия?

Маурисиу рассмеялся: с Жулией, миловидной мулаткой, которая теперь стала горничной Беатрисы, они вместе выросли, и Беатриса научила ее даже читать и писать.

— Так вот, мы с Жулией едем смотреть помещение для школы. Она видела неподалеку от дороги брошенный дом, который ей кажется вполне подходящим для этой цели. Видишь ли, дорогой брат, я часто разговариваю с Жулией, и она мне жалуется, что дети наших работников на плантации не имеют возможности учиться. Согласись, это серьезная проблема.

Маурисиу кивнул: в Париже он часто обсуждал с друзьями проблемы образования. Ни один образованный человек не может считать справедливым то, что огромное число людей на земном шаре лишено возможности учиться.

— Так вот, я решила открыть школу для детей наших рабочих на плантации.

— Замечательная мысль!

Маурисиу вскочил и расцеловал Беатрису.

— Твоя сестра хочет, чтобы дети наших рабочих никогда не брали мотыги в руки, — раздался голос матери, которая услышала разговор, подойдя к веранде.

— А разве это плохо, мама? — спросила Беатриса.

— Плохо то, что наша плантация останется без работников, — отвечала Франсиска.

Но мешать своей дочери она не собиралась. Что за беда, если девочка займется учительским делом? Франсиска надеялась, что продлится это недолго. Дочке надоест возиться с чумазой ребятней. Но если Беатрису потянуло на занятия с детьми, значит, пора всерьез искать жениха, — таков был вывод Франсиски. Критическим взором проводила она оживленную молодежь, которая уселась в экипаж, продолжая что-то обсуждать. На то и молодость, чтобы стремиться к несбыточному.