— Погоди, не торопись, — остановила его Беатриса. — Я еще не сказала тебе самого главного.

Маурисиу недовольно поморщился.

— Я и так знаю все, что ты хочешь мне сказать: мама продолжает войну с сеньором Винченцо, и он злится в том числе и на нас с тобой, поэтому запрещает своим детям ходить в нашу школу. Угадал? А теперь, прости, мне надо идти к Катэрине, я очень по ней соскучился.

— Нет, братик, я совсем не это хотела тебе сообщить, — с загадочным видом сказала Беатриса.

— Не это? А что же? — удивился Маурисиу.

— Ты лучше присядь, — посоветовала ему сестра, — а то можешь не устоять на ногах, когда услышишь…

— Да говори ты наконец, не тяни! Случилось какое-то несчастье? С Катэриной?

— Я бы не назвала это несчастьем, — задумчиво произнесла Беатриса. — Хотя у тебя может быть другое мнение на сей счет.

Маурисиу не выдержал:

— Ты можешь сказать прямо, что случилось?

— Почему-то мне трудно это сделать, — призналась Беатриса. — В общем, Катэрина, кажется, ждала не только тебя…

— Она мне изменила?! — вскочил со стула Маурисиу. — С Гаэтано?

— Да нет же, нет, успокойся. Я хотела сказать, что Катэрина, похоже, ждет ребенка. Твоего ребенка! Теперь ты все понял?

Ошеломленный этой новостью Маурисиу жадно вдыхал ртом воздух — у него перехватило дыхание. Когда же он вновь смог говорить, то задал сестре естественный вопрос:

— Что значит «похоже»? Катэрина беременна? Или она сама еще в этом не уверена?

— Катэрина в растерянности, у нее же это впервые. А дона Констанция уверена!

— Господи, уже и ее матери все известно?! — схватился за голову Маурисиу.

— Еще бы! Катэрину все время тошнило, у нее пропал аппетит, вот мать и заподозрила неладное, — пояснила Беатриса. — Она уже не сомневается в том, что Катэрина беременна. А тебе надо решить, что ты будешь делать.

— Разве у меня есть какой-то выбор? — с печалью в голосе сказал Маурисиу. — Не могу же я оставить Катэрину без своей поддержки.

— И что ты сделаешь? Женишься на ней?

— Ну… об этом я пока не думал…

— Катэрина боится, что сеньор Винченцо убьет тебя, если узнает о беременности, а ее выгонит из дома, — предупредила брата Беатриса. — Так что ты будь, пожалуйста, осторожнее.

— Ладно, разберемся, — махнул рукой Маурисиу. — Если я под пулями не трусил, то и отец Катэрины, каким бы он ни был грозным, меня не испугает!


Винченцо давно подозревал, что его дочка влюблена в учителя. Именно поэтому он и запретил ей ходить в школу, а вовсе не потому, что этот молодой учитель был сыном ненавистной Франсиски. Винченцо надеялся, что влюбленность Катэрины пройдет сама собой, если она не будет видеться каждый день с Маурисиу.

Но вот Маурисиу отправился на баррикады в Сан-Паулу, и на Катэрину стало больно смотреть. Она побледнела, осунулась, ее невозможно было заставить поесть. «Я даже видеть не могу еду, меня от нее тошнит», — говорила она. Винченцо уже стал подумывать, не заболела ли Катэрина какой-нибудь тяжелой болезнью, подтачивающей ее изнутри, и вдруг случайно услышал, как она, рыдая, говорила брату: «Если Маурисиу погибнет, я тоже не смогу жить, я умру!»

Винченцо всыпал ей тогда как следует, чтобы не ревела и не молола всякую чушь, а сам подумал: «Пусть этот учитель… нет, не погибнет, но останется в Сан-Паулу навсегда».

О своей догадке он не стал говорить Констанции, только попросил ее строже приглядывать за дочерью.

Катэрина же ходила по дому как тень, у нее все валилось из рук, на плантации она быстро уставала. Винченцо не корил дочь, наоборот, даже сочувствовал ей, понимая, что бедняга чахнет от любви. Он сам был когда-то молод и не понаслышке знал, какие тяжкие страдания могут испытывать люди от любви. Констанция ведь была такой горделивой красавицей, что Винченцо далеко не сразу отважился с ней объясниться. И если бы она не ответила ему взаимностью, то не исключено, что он по молодости лет мог бы и в петлю полезть. К счастью, Констанция сама давно о нем мечтала, только виду не показывала, и к тому же они с Винченцо были одного круга, им просто было сойтись. А бедную Катэрину угораздило влюбиться в богача, в сына Франсиски Железной Руки! Такое Винченцо не могло привидеться даже в страшном сне! Ясно, что у этой любви не может быть никакого будущего. Ее надо просто изжить, а для этого нужно время, которое, как известно, лечит. И хорошо, что этот учитель сейчас далеко отсюда, Катэрине будет легче его забыть.

Так размышлял Винченцо, пока Маурисиу сражался на баррикадах, а Катэрина изводила себя тревогами за его жизнь.

Но вот однажды Марселло, придя домой, что-то шепнул ей, и Катэрина просияла так, словно внутри у нее разом зажглась тысяча свечей. Не сказав никому ни слова, она выбежала из дома.

— Куда она помчалась? — строго спросил Винченцо у сына. Марселло, не желая выдавать сестру, пожал плечами:

— Не знаю…

— Врешь! — одернул его Винченцо. — Что ты ей сказал?

— Н-ничего…

— Не смей врать отцу! — гневно прикрикнул на него Винченцо. — Она побежала в школу? К учителю? Отвечай!

— Возможно, — с легким сердцем произнес Марселло, направляя отца по ложному следу.

Винченцо едва ли не бегом понесся к школе, на ходу прихватив увесистую палку.

А Катэрина и Маурисиу тем временем уже страстно целовались в зарослях кофейных деревьев — там, где проходили их первые тайные свидания.

Истосковавшись за время разлуки, они долго не выпускали друг друга из объятий, а когда наконец устали от любовных ласк, Маурисиу, с нежностью глядя на Катэрину, спросил:

— Это правда, что ты беременна?

— Да, у нас будет ребенок, — ответила она. Маурисиу осторожно дотронулся до ее живота и тотчас же отдернул руку, словно испугавшись.

— Ты не рад? — спросила Катэрина.

— Нет, я, безусловно, рад, — ответил он, — только мне еще нужно все это осознать. Я пока не могу представить себя отцом.

Катэрина помрачнела, насупилась.

— Ты не огорчайся, — попытался приободрить ее Маурисиу. — Я же с тобой, и вместе мы что-нибудь придумаем.

— Что, например?.. — глухим от волнения голосом спросила она.

— Ну… не знаю. Выход всегда можно найти…

— А ты меня не бросишь? — задала прямой вопрос Катэрина.

Маурисиу вынужден был оправдываться:

— Как тебе могло прийти такое в голову? Я же люблю тебя! И ребенка нашего буду любить. Ты не волнуйся, я обязательно придумаю, как нам лучше поступить.

— Только думай побыстрее, — попросила она. — Скоро это будет невозможно скрывать. Да и мама уже все знает…

В этот момент из-за дерева показался Винченцо и грозно спросил:

— Что знает мать? Отвечай!

Катэрина испуганно вскрикнула, увидев перед собой отца с толстой палкой в руках. Мгновенно вскочив на ноги, она принялась застегивать кофточку на груди. А Маурисиу чуть-чуть промедлил, и Винченцо успел со всего размаха ударить его палкой по плечу.

Увидев это, Катэрина бросилась к Маурисиу, пытаясь заслонить его собой.

— Отойди! Я убью его! — заорал Винченцо, Маурисиу тем временем уже оправился от удара и встал лицом к лицу с Винченцо, принимая его вызов.

— Вы не посмеете, — сказал он. — Я люблю вашу дочь.

— Ты ошибаешься, я прикончу тебя, негодник! Винченцо вновь занес палку для удара, но Катэрина уже вцепилась в руку отца, не давая ему возможности как следует размахнуться.

— Папа, не надо, прошу тебя! — кричала она. — Я люблю Маурисиу!

— А ну марш домой! — скомандовал Винченцо. — Я выбью из тебя эту дурь!

— Я не позволю вам! — опять выступил вперед Маурисиу. Винченцо на сей раз сдержался, не стал замахиваться

палкой, зато пригрозил Маурисиу:

— Клянусь, я убью тебя, если снова застану с Катэриной. Затем он, зашвырнув палку в кусты, обеими руками ухватил рыдающую Катэрину и волоком потащил ее домой.

Глава 23

Схватка с Винченцо далась Маурисиу, пожалуй, труднее, чем недавние бои с правительственными войсками; В обоих случаях Маурисиу потерпел поражение. Но там, на баррикадах, ему хотя бы удалось сделать все, что от него зависело, а здесь, застигнутый врасплох, он растерялся и не смог достойно противостоять противнику.

— Мне стыдно. Я повел себя как нашкодивший подросток, — сказал он сестре. — Катэрина теперь имеет все основания презирать меня, поскольку я не смог ее защитить, не смог постоять за ее честь.

— Но что ты мог сделать? — недоумевала Беатриса.

— Я позволил ему увести Катэрину, и в этом мой главный позор. Она должна была остаться со мной!

— Ты так говоришь, будто речь идет о твоем сопернике. Но сеньор Винченцо — не какой-нибудь Гаэтано, он отец Катэрины!

— Очевидно, это меня и сбило с толку. Парализовало мою волю.

— Глупости! Ты напрасно себя казнишь. Я не вижу в твоем поведении ничего предосудительного, и тем более, постыдного. Что ты мог противопоставить сеньору Винченцо? Ведь у тебя, в отличие от него, нет на Катэрину никаких прав.

— Я должен был действовать по праву любви! — с горячностью ответил Маурисиу.

Беатриса задумалась, пытаясь понять, какой конкретный смысл заключен в последних словах брата, но эта задача оказалась для нее непосильной.

— Я тебя не понимаю, — призналась Беатриса. — Что ты имеешь в виду, когда говоришь: «по праву любви»? Как именно ты должен был действовать?

— Не знаю. Я впервые оказался в подобной ситуации, — совсем сник Маурисиу, и Беатриса, пытаясь поддержать его, уверенно подхватила:

— Все верно, впервые! Поэтому тебе и не следует себя упрекать. Откуда ты знаешь, может, из этой ситуации другого выхода и не было?

— Был. Я точно знаю, — без малейших колебаний ответил Маурисиу. — Иначе бы мне сейчас не было так скверно.