— Егор! — выдохнула она, узнав всадника.

Тот быстро приближался. Даша посторонилась, уступая дорогу. Но Егор осадил лошадь, натянув удила. Норовистая лошадь оскалила зубы и затопталась на месте. Егор спрыгнул на землю и оказался напротив Даши. Они стояли и смотрели друг на друга, не находя слов. Егор отметил, что Даша стала взрослее. «Подросла что ли» — подумал он, не в силах отвести от нее взгляда. Все в ней было такое знакомое и родное. Рыжеватые волосы на солнце отливали золотом. Она смотрела на него такими знакомыми зелеными глазами. Но глаза были грустными, в них поселилась печаль. Оттого и кажется взрослой, понял Егор. Он первым нарушил молчание.

— Здравствуй, Даша. — он непроизвольно протянул к ней руку.

— Здравствуй, Егор, — Даша старалась говорить спокойно. И это ей удалось, несмотря на частые удары сердца. — Я в поле к своим иду, — продолжала она, теребя узелок. — Вот несу обед.

Спокойный тон ее удивил и обидел Егора. «Неужели она забыла все?» — c обидой подумал он. Тень пробежала по его лицу. Даша заметила его выражение.

— Даша, ты на меня обиду держишь? — не выдержал Егор. Он уже не мог остановиться, чтобы не высказать все, что накопилось в душе за последние полгода. — Даша, я ведь не забыл тебя, — Егор сделал усилие, дыхание сдавило грудь и он не мог говорить. — понимаешь, наваждение будто со мной приключилось…

Даша стояла, опустив глаза, и слушала его. Егор, принявший ее молчание за равнодушие, попытался схватить ее за руку. Но Даша инстинктивно подалась назад. Ее отступление отрезвило Егора.

— Да, понимаю, — Егор сделал шаг назад, — Но помни, Даша, я люблю тебя! Люблю!

Он помолчал. Даша украдкой глянула на него. Ей показалось, что Егор стал старше. У него отросли волосы и отдельные пряди, выгоревшие на летнем солнце, были почти белые. На загорелом лице выделялись обветренные скулы. Даша перевела взгляд на его губы. Обветренные, они были сжаты в жесткую складку. Даша подумала, что не так уж легко живется Егору. Вон около губ залегла морщинка. Раньше ее не было. И такого жесткого выражения лица Даша не помнила у Егора.

— Даша, — выдохнул Егор, — скажи что-нибудь.

На языке у Даши вертелось много слов, которые хотелось сказать ему. Она могла бы сказать, что тоже до сих пор любит его, что готова сейчас кинуться ему на шею и целовать его обветренные губы, прижаться к его слегка щетинистым щекам. Ведь совсем недавно она называла его ежиком, уж слишком быстро проступала на его щеках щетина. Она качнулась в его сторону и Егор, заметив ее движение, подался к ней. Но Даша не кинулась в его объятия. Она переступила с ноги на ногу и проглотила навернувшиеся на глаза слезы.

— Не надо, Егор, мы оба понимаем, что вместе не быть нам. — голос ее звучал спокойно, а душа разрывалась от горя. Ведь сейчас, если она поднимет глаза, он поймет, как сильно любит она его. От ее слов зависело будущее. Она вспомнила, как орала Парашка и покачала головой. — Вей свое гнездо дальше Егор, а мне уж как посчастливится. — Егор не мог поверить, что она может рассуждать спокойно, ни один мускул не дрогнул на лице.

— Даша, ты не выйдешь замуж! Я не переживу этого! — на щеках его заходили желваки. Даша отвернулась и пошла по дороге. Егор не решился догонять, понимая, что ей тоже невыносимо тяжело. Слезы, уже не удерживаемые, ползли по щекам Даши. «До чего же я несчастливая, — думала она, — ведь и не думалось никогда, что жизнь так повернет. Как раньше было беззаботно». Она не вытирала слезы и они капали в раскаленную дорожную пыль. Вдали показался шалаш, где ночевали косцы. Она насухо кулачком вытерла слезы. К родным Даша подходила уже спокойная. Санька, загоревший до черноты, бросился обнимать ее. Застрекотал, словно кузнечик, рассказывая, где какие гнезда обнаружил, сколько яиц выбрал из них. Бросив косьбу, к ней спешили с поля родители. Лениво шли по жнивью Лука с Иваном. Харитон тоже подошел узнать, не случилось ли чего? Но наконец успокоившись, присели в кружок, чтобы уже неторопливо обсудить дальнейшие свои бесконечные дела на поле, да приказать на будущее Даше, что надо сделать по хозяйству дома. Даша развернула принесенные домашние гостинцы. Неторопливо, по давно заведенному деревенскому порядку, с расстеленного полотенца брали еду сначала старшие, потом дети. Соскучившиеся по домашней еде, быстро уплетали принесенные блины, сдобренные топленым маслом. Пили теплое молоко. И конечно, нахваливали молодую хозяйку. После еды дружно отдыхали тут же на траве, прикрывшись огромными листьями лопухов. Дед расспрашивал, не ходила ли внучка в деревню? Даша догадалась, что дед скучает без своих газет. Она обратила внимание, что ладонь деда Василия перевязана под большим пальцем грязной тряпицей.

— Деданя, ты руку поранил? — c тревогой спросила Даша. Дед поморщился:

— Третьего дня, как раз к вечеру об косу чиркнул, ты бы поглядела дочка, чешется чего-то.

Даша развернула грязную тряпицу. Видимо, бабка Авдотья перевязала тем, что попало под руку. Оно и понятно; родные не предусмотрели такого случая, ведь не потащишь с собой в поле все, что может пригодиться. Приглядевшись к ране на руке деда, Даша ахнула: там шевелились черви.

— Чего там, внучка? — бабка Авдотья подслеповато приглядывалась к руке мужа. Даша вскочила и побежала к телеге, где всегда была подвешена плошка с дегтем, вдруг колесо подмазать придется. Она смачно сдобрила тряпку и приложила к ране.

— Придется тебе потерпеть, деда.

Дед, не понявший, что произошло, согласно закивал: раз надо, потерплю. Потом Даша промывала рану чистой водой, удивляясь, как же никто не заметил, что там есть. Но деревенские мало обращают внимания на такие мелкие болячки; порезы заживают сами собой. За лечением дедовой руки как-то сама собой забылась недавняя встреча, или по крайней мере отодвинулась на второй план и не бередила душу. Пробыв в поле почти до вечера, Даша засобиралась домой. Выслушав все наказы, она пошла по дороге.

Глава 11

Ох уж эти сплетни. Чего в них больше? Правды или вымысла? Несомненно, что в каждой сплетне есть доля правды, остальное, конечно, зависит от того, как преподадут правду, а главное — кто? Если у сплетницы есть воображение, тогда держись, деревня. Подробности могут быть непредсказуемы.

Даша подходила к лавке и заметила, что три деревенские бабы, стоящие сбоку от входа что-то увлеченно обсуждают. Было видно, что они так увлеклись новостью, что не замечают никого вокруг.

— Ну, конечно, — Даша поморщилась, — Манька Лапшова!

Пожилая баба, выпучив глаза, громко разглагольствовала. Две другие слушали ее с большим интересом. — Порченая она, — услышала Даша, подойдя поближе, — вот те крест!

— Да ты что? — удивились в один голос слушательницы.

— А то! — убежденно говорила Манька, — зря, что ли Петро ее возил куда то? А порчу до конца не изведешь.

— Их-х, — сочувственно подхватила одна из баб, — девка молодая, а теперь кому она нужна будет, кто ее возьмет?

— Да это они обо мне, — ужаснулась Даша. Она прошла мимо кумушек, даже не поздоровавшись. В лавке она машинально называла то, за чем пришла. Алексей с удивлением разглядывал ее. Такой рассеянной Даша еще никогда не была. «Словно случилось с ней опять чего?» — подумал Алексей. Он был рад снова видеть Дашу и пытался ухаживать за ней. На вечеринках после болезни она не появлялась и единственное место, где он мог встретиться с ней была лавка. Но ходила она теперь сюда не часто. Для Алексея каждый ее приход был в радость. Оставалась надежда, что он завоюет ее. Он улыбался и заглядывал ей в лицо.

— Дарья, ты как будто и не рада встрече? — ласково вопрошал он, — посмотрела бы мануфактурку, вон ситец зеленый в горох, как раз под твои глаза. Но Даша словно и не слышала предложений настойчивого ухажера. Мысли ее были заняты услышанным.

Вот значит, что говорят в деревне! А она радовалась своему выздоровлению. Выходит теперь, как отверженная она. Все будут вслед головами качать, да сочувственно вздыхать. Даша подумала о том, что сплетни дойдут до Егора. Как после этого он будет относиться к ней? Отвернется, или тоже будет смотреть с жалостью? Даша собрала с прилавка покупки, машинально отдала деньги, и не глядя на Алексея вышла из лавки. Идти домой не хотелось. Дома сразу заметят ее настроение. Они и так безмерно опекают ее. Даже Харитон, и тот стал замечать ее. Раньше он словно и не видел, как Даша нянчится с детьми. А теперь без конца хвалит. Как же он удивился порядку в своем доме, когда приехал с поля. Уж как благодарил ее, придя вечером с Колыванихиной пол-литрой к отцу. А потом весь вечер за столом хвалил за хозяйственность. Видно соскучился по уюту. Мать его все реже приходила в хутор, объясняя, что не хватает сил управляться с двумя хозяйствами, мол, не молодая уже. А может просто хотела, чтобы Харитон привел в дом хозяйку побыстрее? Но Харитон не спешил. И Даша все чаще приходила в хату к соседу: убраться, с детьми посидеть. Все привыкли к тому, что Даша помогает ему. Даже бабка Авдотья перестала ворчать на внучку, за благоволение к чужим детям. На полях давно убрали пшеницу и рожь. Дед Василий, застудивший поясницу, теперь почти не слезал с теплой лежанки. И хоть на дворе было теплое начало осени, топили печку, чтобы дед грел свои кости. Идя по дороге, Даша думала, что видно, надолго поселились в их доме всякие неурядицы. Ведь жили так дружно до этой памятной зимы. И не смотря на тяжелый характер матери, никто не обижался. Даже то, как мать встречала выпившего отца, казалось теперь веселой шуткой. Даша вспомнила, как она маленькая кидалась поперед отца, боясь, что мать и вправду «огреет» его длинным ухватом. Но ни дед, ни бабушка не спешили на помощь своему сыну, вспомнилось Даше. Она подумала, что дед и раньше маялся спиной, но всегда был бодрым, поваляется на печке день-другой и опять за дела или за газеты. А теперь дед согнулся и больше недели не сползает с печи.