— Ты кудай-то на ночь глядя? — Паранька, словно почуяв неладное, выглядывала из спальни.

— К Никите пойду, покурим с ним, — сказал первое, что пришло в голову Егор.

— Вот так ближний свет, — удивилась Паранька.

— Ты не жди меня, ложись, может долго буду у него. — Паранька подозрительно осмотрела мужа. Но Агафья моргнула ей; мол не держи, пусть идет. Паранька отступила. Егор стремительными шагами почти добежал до хаты друга. Он постучал в окно. На его счастье, Никита был дома.

— Выведи коня! — попросил Егор.

— Ты чего удумал? — удивился Никита, — на ночь глядя, да в такую распутицу.

— Ты же понимаешь! — Егор умоляюще смотрел на друга.

Никита понимал. Он пошел в сарай, и вскоре вывел оттуда мерина, c уздечкой на шее. Молча он передал другу удила. Егор вскочил в седло и выехал из ворот. Под копытами коня хлюпала грязь. Но Егор не думал о том, что может утонуть в любой балке, ведь трудно ночью выбирать дорогу.

Он направил коня на дорогу к хутору. Старый мерин знал эту дорогу. Без понуканий он зарысил по дороге, недоумевая, почему хозяин в такую непогоду вывел его из теплого сарая? Продвижение по дороге Егор полностью доверил коню, ночь была такая темная, что если бы он и захотел, ничего не увидел бы. Конь фыркал, но дорогу выбирал чутьем, стараясь обходить набухшие снегом ямы. Егор не помнил, как донес его мерин до хутора. Он увидел редкие огоньки в хатах, видно хозяева засиделись за поздним ужином. Первым порывом было запустить снегом в окно, как делал совсем еще недавно. Но он вспомнил, что Даша не сможет выйти к нему. Да и кроме того, сугробы растаяли, обнажив плетень. Лезть через него Егор не решился, помня о Валяе и Окаянном. Он в нерешительности стоял возле забора, когда увидел огонек папиросы у соседней хаты. Поняв, что это вышел покурить Харитон, он направился к нему.

— Вечер добрый, — приветствовал он Харитона.

Тот по голосу сразу догадался, кто есть непрошеный гость.

— Кому добрый, а кому и нет, — отозвался Харитон, — какими судьбами в наши края? — Харитон недоумевал, как может Егор приехать сюда, а главное, зачем? Егор не стал скрывать зачем он приехал.

— У меня к тебе просьба, Харитон, — попросил он, — не позовешь ли тетку Катерину? Поговорить с ней хочу.

— Да ты, малый, в своем уме? — удивился Харитон, — будет Катерина говорить с тобой!

— Так ты позови ее к себе в дом, или хоть во двор вызови. А дальше уж я сам.

Харитон в сомнении покачал головой. Бросив самокрутку, он, не глядя на Егора, пошел к соседям. Катерина была удивлена столь поздним приходом соседа. Тот топтался у порога, не решаясь вызвать ее на улицу. Наконец он махнув рукой сказал:

— Катерина, там просят выйти тебя.

— Хтой-то? — удивлению Катерины не было предела. В деревне не принято было вызывать вот так во двор замужнюю женщину. Харитон махнул рукой и вышел в сени. Егор уже ждал стоя сбоку от крыльца. Катерина, следовавшая за Харитоном, сразу приметила чужака. Не разобравшись, кто может ждать ее, она повернула назад, в надежде, что пришедший последует за ней в дом. Но Егор окликнул ее:

— Тетка Катерина, погоди!

Она обернулась.

— Никак ты, Егор? Мы таких гостей не ждали.

Егор кинулся к двери:

— Разрешите мне Дашу повидать!

Катерина молча смотрела в темноту. Ей вдруг стало жалко парня. Столько тоски было в его голосе. — «Да по такой распутице ехал, не побоялся утонуть где-нибудь в балке» — подумала она.

— Разрешите, — почти молил Егор.

Катерина вздохнула:

— Нет, Егор, не трави ты ей душу. Не буду говорить, что по твоей вине с ней приключилось, что лежит теперь. Сама виновата. Но тебя не пущу! Не надо тревожить ее. Ты, Егор, человек венчанный, обещал любить жену, видно не судьба вам вместе. Уходи. — она закрыла двери.

Егор долго еще стоял у знакомого крыльца.

Глава 9

…Даша из окошка наблюдала, как сошел снег в саду, появилась первая изумрудная травка. Потом сад покрылся белыми и розовыми цветами, распустились листики и на деревьях. Последнее время они домоседничали с бабкой Авдотьей. Та пряла, а Даша вязала кружева. Семья была занята севом. Часто Харитон приводил детей, оставляя их на попечение соседей. Пашня не прощала и дня промедления. Сухой ветер быстро сушил степь. Поэтому соседи, объединившись, пахали и сеяли, стараясь не упустить время. Изредка появлялись в доме братья, как всегда шумные, пахнущие костром и степной пылью. Из деревни все чаще наведывалась подруга Глашка, она приносила с собой запахи весны, и первые полевые цветы. «Совсем, как я Маришке когда-то» — невесело думала Даша. Она вспоминала Маринку, и просила подругу наведываться к ней, отнести гостинцы. Бабка Авдотья собирала в узелок испеченные сдобные пышки, так любимые Маринкой, магазинные конфеты. Глашка уходила и время опять останавливалось для Даши. Приглашаемые из окрестных деревень знахарки давали советы, заставляли пить настои из трав, давали растирания. Даша терпеливо выполняла их указания, но ноги так и продолжали не слушаться хозяйку. Даша боялась глядеть на них. Ей казалось, что они высохли, и уже никогда не станут держать ее. Приходил брат отца, Петр, и сказал, что вот как кончится сенокос, он отвезет их с Лизкой в деревню Скворцы, там, сказывают, есть древний дед, который избавляет ото всех недугов. Он отвез бы и раньше, но дорога не близкая, а день летний год кормит. Надо немного потерпеть. Даша смотрела на него, но дядя не вызывал в ней никакого воодушевления. Был он какой то поникший, видно и сам мало верил, в то, о чем говорил. По теплу, отец стал выносить ее на завалинку. Бабка укутывала ее и сидела рядом. Даша радовалась свежему весеннему ветерку, пригревавшему солнышку. Она старалась забыть о прошедшей зиме. Когда отец вынес ее в первый раз, яркое солнышко ослепило, заставило зажмуриться, глаза совсем отвыкли от дневного света. Она даже не заметила прибежавших Валяя с Окаянным. Собаки соскучившись по молодой хозяйке лизали ее руки, клали на плечи лапы, в надежде дотянуться до лица. Бабка Авдотья пыталась их отогнать, но где там старухе справиться с огромными кобелями. Приходившая из деревни Глашка приносила подробности о жизни Егора с Паранькой. Как ни пытались скрыть свою жизнь от чужих глаз в богатом доме, но в деревне невозможно жить обособленно. О жизни мельничихи и ее мужа ползли слухи. Говорили, что Егор дома не ночует. Все по округе мотается. Видно, тестю услужить хочет, побольше денег для него добыть.

— Верно, на корню весь урожай скупил, — злословили в деревне.

— Евсей и смолоть не успеет, сколько Егор закупил уже.

— Или молодуха заездила, — смеялись бабы у колодца, — она вон какая — кровь с молоком!

— А Егоруха сдал последнее время, похудел что-то, — не могли удержаться все видящие бабы.

Егор и правда все реже ночевал дома, он все ездил по деревням, ездил на станцию, ездил в станицу. Тесть, несмотря на бесконечные жалобы Параньки, был доволен. Мельница стоять не будет, да сена вон сколько в город надо. Молодец Егор, есть кому дело в руки передать. Лишь Никита, друг детства, знал о настроениях Егора. Хоть тот никогда и не жаловался, но и не скрывал, что терпеть не может своей жены, вот и ездит по округе, только бы подальше от нее. Но хоть и бегал Егор от супружницы, в деревне пошли слухи, что Паранька беременная. Бабы у колодца посчитали, никак не меньше трех месяцев.

— Ты гляди, и когда все успевает! — язвили бабы, — Все вроде в разъездах, а мельничиха-то беременная. Ох, Егор, как бы не спохватился потом!

До Егора доходили все деревенские слухи. Но он все молча усмехался на такие догадки. За эти месяцы он стал еще больше неразговорчив, суровая складка разделяла его лоб, когда он хмурился. Никто не мог понять, о чем он все время думает? — Видать доходы считает, — подначивали за глаза мужики, когда видели его задумчиво едущего на коне по улице. Мысли Егора были скрыты ото всех. Паранька тоже не могла понять — ну чего ему надо? И так дом ломится ото всего. Нет, мало ему. Все ездит. Она не вникала в дела отца и мужа, но всегда злилась, когда те запирались в спальне родителей.

— Отцу все мало, этот, видно, такой же, — жаловалась она матери.

* * *

Алексей, стоя за прилавком, жадно слушал последние новости из хутора. Мария, ходившая на хутор за внучатами, громко рассказывала, что сыну некогда возиться с детьми и те все время у соседей.

— Надоели уж им, — говорила она, — у самих, Дашка как дите. Михаил носит ее на улицу посидеть. Ой, а высохла то вся, бледная, — она поглядывала на собравшихся в лавке слушателей, — уж сколь не лечили ее, ничего не помогает.

В душе Алексею было жаль Дашу. Он все еще любил ее, надеялся, что она поправится. А тут уж столько прошло времени, а она не встает. Принесенные Марией новости огорчили его. Тут еще старая бабка с дальнего конца деревни, которую и не помнил никто как зовут, брякнула: видать порчу навели на нее. Сильную, видно, никто и снять не может. Так, глядишь, и до гробовой доски недолго. Она, стукая клюкой, подалась из лавки. Бабы открыли рты. Ведь до сих пор все думали, что Дашка от нервов болеет. Не видно их наружу тех нервов, но доктор про них говорил… А теперь видал, как дело повернулось. Как же раньше не догадались? Алексей почесал затылок; может и правда порченая? Порченые в деревне, все равно, что отверженные. Кому нужна порченая жена? И здоровые иногда заболевают, а тут молодая, а уже больная, не знаешь, когда помереть может? Ведь порчу иногда для того и наводят, чтобы помер человек. Хорошо если снимут вовремя, а если нет? Будет гнуться незнамо сколько? Червь сомнения поселился в голове парня. Может, и правда забыть ее? Вон поглядывает в его сторону Фенька Авдеева. Чем не девка? И отец велит помощницу в дом вести. А он к Дашке как присох…