— Вот кашеварю, — неловко оправдывался он, — а ты чего не с той ноги встала? Смурная какая? Даш, так ты обе на пол опускай, авось и веселее по утрам будешь.

— Егор женится… — выдавила Даша. И сама удивилась, что не заплакала, что вот бухнула Харитону свое затаенное. Ей казалось, если она скажет об этом, то сразу заплачет, и уже не остановится. Окружившие ее дети, уже стаскивали шубейку, тянули к столу.

— На ком же? — спокойно поинтересовался Харитон. Он знал, как и все в деревне, об отношениях своей соседки и Егора. И теперь ему было жалко Дашу. Она ведь добрая, доверчивая, как же это так?

— На мельничихе.

— А-а-а-а? — протянул Харитон, — Те могут и Егора купить, с них станется. А ты, девка, не плачь об нем. Значит не судьба тебе за него. Парней вокруг сколько. Обожглась один раз, теперь не будешь так верить другому, глядишь и к лучшему оно, — успокаивал Харитон.

Даша старалась не вникать в его слова. Разве может он понять ее боль? Но то, что хотя бы посочувствовал, облегчило душу. Даша начала собирать детей на улицу. Полдня они катались на санках с горки, весело играли в снежки. Анютка и Ванятка вдвоем мчали ее по снегу и роняли в сугроб. От общения с детьми забывалось, стиралось горе. Выглядывавшая в окно Катерина видела дочь веселой, и думала, что может Дашка пережила уже, успокоилась? Да и как иначе? Чего сохнуть по нем? Он хорош гусь, видать, на деньги позарился. — И-х-х, нету ее любви, выдумывают люди, молодым девчатам только головы забивают. Сама Катерина так и не испытала никакой любви. Михаила она не любила. Мать сказала: пойдешь за него — когда сваты пришли. Она и не перечила. На примете не было никого, кто бы сильно нравился. А Михаил не противен ей, вот и пошла за него. И хоть так и не полюбила, но и другой никто в душу не запал. И теперь не понимала она дочь, чего уж так убиваться за ним? — Парней красивых мало разве? Да за ее Дашкой вприпрыжку парни бегать будут, — рассуждала она глядя на улицу, — Дуреха такая, присохла к нему будто.

Весь оставшийся день Даша провела в хате Харитона, рассказывая сказки. Знала она их много, дед часто в детстве рассказывал разные интересные сказки, а она и братья лежали вокруг него на печке, и тараща глазенки, слушали. Теперь ее внимательно слушали Анютка и Ванятка. Ванятка все сомневался, что есть такие большие деревни, где люди пьют и едят на золоте, а называются те деревни города. Он все тормошил Дашу, чтобы та рассказала, какие они, те города? Но Даша и сама толком не представляла, что такое город.

— Вот вырастешь, да поедешь учиться в город, — обещала она. Ванятка с сомнением смотрел на нее.

— Ну, а чего, дед Василий вон жил в городе, — убеждала она малыша.

— Чего же он теперь на хуторе? — не верил тот.

— Так судьба у него такая, — вспомнила Даша слова Харитона о судьбе. — А у тебя судьба счастливая будет, — пообещала она. — Не то, что моя, — горько отозвалось в голове.

Спать она ложилась, смирившись со своей судьбой. Видно Егор оказался не тем, кому следовало доверять. Она подумала об Алексее. Но знала, что никогда не сможет даже думать о нем серьезно. О том, что в деревне еще много парней, которым она нравится, Даша не задумывалась. Уснуть она не могла, так и лежала с закрытыми глазами, когда раздался знакомый стук в стекло. Она прислушалась, может показалось? Нет в стекло опять шлепнулся снег. Судорожно она вскочила с постели. Не найдя шали, выскочила в переднюю и сорвала с вешалки шубейку.

— Значит все неправда. Ни на ком он не женится. Болел видно, вот и не приходил. А сплетницы чего не наболтают, ни напридумывают.

Она дрожащими руками дергала застывшую задвижку в сенях. Та, наконец, поддалась. Даша выбежала на порог в надежде сразу ощутить себя в кольце его горячих рук. Но Егор стоял поодаль, сразу обозначая расстояние между ними. Даша мгновенно все осознала. Она настолько чувствовала Егора, словно была с ним одним целым. Раньше она не подозревала, что так чувствует его. Она остановилась на крылечке. Егор медленно подошел и поздоровался. Даша почувствовала холод, исходящий от него. Это был не тот Егор, не ее, чужой. Она ждала, что еще скажет этот незнакомый человек? Он в нерешительности переступил с ноги на ногу:

— Даша, я пришел сказать, что женюсь, — прозвучали равнодушно его слова. У Даши перехватило дыхание. Слезы подкатили к горлу, и теперь стоило только сделать движение, она расплачется. Егор, видя, что она не делает попыток приблизиться к нему, решил быстрее закончить неприятный разговор. — Не поминай лихом, Дарья Михайловна, и если сможешь, прости! — он махнул рукой и повернувшись, размашистыми шагами пошел прочь. Он уходил не оглядываясь.

«Боится, как бы вслед не побежала» — поняла Даша. Но вслед за ним она не собиралась кидаться, не собиралась просить его остаться. До сих пор она и не подозревала, что такая гордая.

И теперь не осознавала, что гордость не дает ей заплакать, остановить его, кинуться на шею, целовать его лицо. Совсем некстати она вспомнила щетинку на его щеках, как она забавно щекотила ее лицо. Воспоминание защемило сердце. Даша отогнала от себя эту мысль. Ничего уже не будет, не будет щетинки, не будет жадных губ, руки его уже не будут держать ее в объятиях и пытаться ненароком проникнуть под кофточку. Она вспомнила, как замирало сердце, когда его рука настойчиво расстегивала пуговички. Слез не было, видно, за это время выплакала все в подушку. Но Даша сознавала всей своей душой, что несмотря ни на что, все еще любит Егора. Никто другой не сможет заменить его в жизни. Она понимала, что потеря эта навсегда, насовсем. В деревне не расходятся, даже не любя друг друга, живут вместе, потому что так распорядилась судьба или воля родителей. Общие заботы, дети сплачивают людей на всю жизнь. Даша повзрослела за последний месяц, стала серьезнее. Она понимала, что рано или поздно придется выйти замуж, ведь в деревне нельзя без хозяина. И о своей несбывшейся любви она никогда не расскажет тому, другому, но и любить его не будет. Она не знала, как теперь жить? Что там впереди? Без слез ложилась в постель. Внутри окаменело, не давало воли чувствам. Она не помнила, как заснула. Утром Даша, несмотря на тревожные взгляды домочадцев, делала обычные дела. Словно во сне, она убирала комнаты, находя то тут, то там непорядки. Там вон паутина висит, как раньше не заметила? Печка облупилась… Она с большим рвением выметала пыль из углов, удивляясь, как это раньше не разглядела? Наконец мать не выдержала: полно тебе Дашка, и так уж вылизала все. Даша оглядела комнату. Все сияло чистотой.

— К Харитону пойду, — она не могла сидеть дома, — Анютка с Ваняткой ждут меня. И быстро одевшись, почти выбежала из дома.

— Нашла тоже заботу, — проворчала ей вслед бабка Авдотья, — пряла бы лучше.

— Ладно вам, маманя, — заступилась за дочь Катерина, — может забудется быстрее. И хотя любила Катерина своего младшего больше всех детей, сейчас ее сердце сжималось от боли за дочь.

Даша, находя отдохновение в детях Харитона, взяла на себя заботу о них. Она стирала незамысловатые вещички, штопала дыры на штанишках Ванятки и забывала о своих горестях. Прогнать поселившуюся в душе горечь так и не удалось. Она жила вместе с ней, не давая свободно вздохнуть. Та же горечь сжигала подступающие иногда слезы. Обиды на Егора не было, была тоска. Светлая тоска по соседству с горечью, не дающая освобождения от любви, и горечь, не дающая вылиться слезам. Мать и бабка радовались, пусть в себя приходит, вроде полегче ей с ребятишками. И хоть не понимали они этих переживаний, ну как можно убиваться, другой найдется, все же не осуждали. Каждый по-своему любит.

Пришедшая в гости на хутор Глашка старалась быть веселой. Она рассказывала деревенские новости, кто жену побил в очередной раз, у того корова принесла двойню, вот теперь мучение людям. Сразу два телка приучать поить, да и молока за ними вряд ли семья увидит. Она была поражена видом своей подруги. «Лицо у нее словно на иконе» — подумала Глашка, увидев после недолгой разлуки Дашу. Тоска в глазах, сама серьезная, печальная. Но стала оттого еще краше, — решила подруга. Она в душе попеняла Егору: вот дурак, от такой красоты отказался. Она, Глашка, сама девка, а глаз не может оторвать от подруги. Немного даже завидует той, а вот ее красотой обидели. Вроде тоже не страшная, но Дашка всю округу затмит. Разве в городе может кто красивее? Но по этому поводу у Глашки были большие сомнения. Они сидели в боковушке, и Глашка пыталась понять, что же творится в душе подруги? Уж очень она спокойная.

— Ты плюнь на него, — убедительно говорила она, — c такой красотой за городского выскочить можно. Вот по весне на ярмарку в станицу c отцом поедешь. Там городских полно. Эх, мне бы твою красоту, — мечтала она, — уж я бы ему показала, чего стою. Да я бы на него и не посмотрела, — решила она.

— Не все так просто, — грустно вскинула Даша голову.

— Ты его до сих пор не забыла? — удивилась Глашка, — вот ты дура, я таких не видывала еще. Плюнь на него. Пускай тешится мельней, да деньгами большими. Надо же Ирод, за богатством погнался. Не боится в вечные муки попасть? — пророчествовала она.

* * *

В это время в богатом доме мельника, не откладывая, готовились к свадьбе. Уже договорились с попом о венчании. Теперь надо было ехать в город за нарядами. Да не просто в ближний Балашов, а в уезд, в Царицын собирался Евсей Григорьевич. Собирался он основательно. Вытащил кубышку с золотишком, да с припасенными ассигнациями. Он аккуратно отсчитывал стопку красненьких, прикидывая не взять ли еще и золотых? А вдруг мало будет? Ведь свадьбу надо делать такую, чтобы о ней говорили на годы вперед. Чтоб столы ломились. Чай дочь одна… В гости придется позвать всех знакомых богатеев, c кем делами ворочает. Без того никак нельзя, люди все нужные. А Евсей Григорьевич не только мукой занимается. По весне сена скупает у голытьбы, да в город, все в город. Там тоже сенцо да соломка нужны. Ну и кроме того были у мельника дела; скотинкой торговал в те же города. А как же, в городе тоже едят. Вот и наберется немало нужных людей, которых пригласить надо. Он собирался и дочь везти в город, пусть себе да жениху наряды выбирает. Она в этом толк знает. Он отложил в кошель еще несколько золотых. «Так-то надежнее будет» — решил он. Парашка крутилась у зеркала. Работник должен довести их до станции, а там уж по «железке». До станции не близко, верст, этак, пятьдесят. Но рысаки быстро домчат. Правда, поезда придется дожидаться в обшарпанном вокзале, построенном, еще когда строили станцию в 1860 году. Паранька не любила сидеть на жестких деревянных сиденьях, в ожидании поезда. Мужики курят, бабы одеты кое-как, потом воняет… То ли дело она. Уж в город она и одевается по-городскому, не чета деревенским. Она не боялась, что Егор останется без ее пристального присмотра. На посиделки он не ходит. Дашка тоже в деревне редко бывает. Бояться нечего. А костюм она ему выберет самый лучший, и рубашку голубую, чтобы глаза оттеняла. Распрощавшись с Агафьей, которая никогда не ездила с мужем, они сели в запряженные дрожки и горячий рысак нетерпеливо роющий копытом землю, взмахнув гривой, легко подхватил нетяжелые дрожки.