О её отношении к тебе я не спрашивала, но я чувствую, что оно уже не такое отрицательное, как было раньше. Она сейчас стала намного серьезней, много думает о своей будущей жизни, о своем ребенке. В институте тоже учеба у неё налаживается, включается в общественную жизнь, на прошлой неделе она даже участвовала в семинаре на тему: "Освоение целины – это подвиг советского народа".

Вот все что хотела тебе рассказать. Поздравляю с Наступающим новым 1956 годом. Желаю, чтобы все в твоей жизни было хорошо, и свершились все твои планы и мечты.

До свиданья, Лена"

Петя несколько раз перечитал письмо, особенно, то место, где Лена писала об зарождающей новой жизни. Как бы ему хотелось сейчас оказаться рядом с Наташей, положить руку на её живот и почувствовать шевеление малыша. К сожалению, об этом можно было только мечтать, и виной тому не только тысячи километров между ними, но еще и стена непониманию, взаимных упреков, которую воздвиг он своим проступком.


После чтения доклада секретаря ЦК Поспелова комиссии о "культе личности" 31 декабря 1955 года на Президиуме ЦК КПСС, в кабинете воцарилась жуткая тишина. Все присутствующие, конечно, знали и догадывались о тех репрессиях, которые происходили в конце 30-х годов, но никто не мог даже подумать, что эти жестокие меры были столь ужасны. Никто даже не мог предположить, что такая чистка произошла в верхних эшелонах власти, что из 138 членов ЦК избранных на последнем съезде, непонятно почему названым "съездом победителей" 93 были расстреляны. Люди не могли даже смотреть в глаза друг другу, возможно, потому что они в какой-то мере были причастны к такому уничтожению старых партийцев. Первым пришел до памяти Никита Сергеевич Хрущев Первый секретарь ЦК КПСС.

– Что будем делать, товарищи, с этим делом?

– Понятное дело, что факты, изложенные в докладе комиссии ужасные, но было такое тяжелое время, было много людей, которые мешали нам строить социализм, – после некоторой паузы сказал Вячеслав Молотов секретарь ЦК КПСС с 1921 года, министр иностранных дел.

– Вы же кричали, что Постышев враг народа, требовали расстрелять его, а оказывается, что дело было сфабриковано против него. – Хрущеву важно было уличить самого старого члена ЦК, соратника Ленина в репрессиях, чтобы его исключить из претендентов на пост Председателя совета министров.

Все снова замолчали, Ворошилов понимал, что сейчас ждут, что скажет он, как Председатель Верховного Совета СССР, и потом уже принимать сторону Хрущева или Молотова.

– Народ нас не поймет, если мы будем лить грязь на Сталина. Ведь под его руководством мы построили могущественную страну, мы победили фашизм.

– Но какой ценой, – уязвил его Никита Сергеевич.

– Да, и вы ж кричали, что Тухачевский немецкий шпион и расстреляли его в 38 году, как врага народа. Какой же он враг народа, если благодаря ему мы создали лучшие в мире танки, если он подписал распоряжение как заместитель Министра Обороны, чтобы продолжались работы по ракетной технике, в то время, как вы глава военного ведомства были в Крыму в отпуску. Без этого распоряжение у нас бы не было хорошо известных нашему врагу "катюш", да и современных ракет бы не было, – яростно вступил в спор самый молодой секретарь ЦК, главный редактор газеты "Правда" Шепилов. Он был, совершенно не запятнанный массовыми расстрелами человек, видящий выгоду в том, что старые члены Президиума сойдут с политической сцены и освободят ему место. Наоборот, он мог считать себя жертвой репрессий, ибо его неоднократно вызывали на Лубянку на допросы, ибо его тесть и теща были репрессированы в то время. Как он избежал такой участи, можно было только гадать, причем однажды он даже перечил Сталину по какому-то производственному вопросу, чем разгневал вождя, и тот отстранил его от работ.

– Да, цена наших побед тяжелая, – взял слово член Президиума, министр транспорта Лазарь Кагановича, в 38 году был расстрелян его брат, – Я полностью разделяю мнение товарища Хрущева, что надо с этим что-то делать. Может не в таком объеме и не все факты доводить до сведения народа, но часть доклада, вместе с письмом Ленина надо зачитать на двадцатом съезде нашей партии.

– Конечно, партия должна признать свои ошибки, ибо это мы сами сделали "культ личности" – вступил в разговор самый старый член Президиума Анастас Микоян, – Да, это мы все кричали, что страна добилась таких грандиозных успехов, что победила в войне только благодаря товарищу Сталину. Это в корне неправильно, ибо марксизм-ленинизм не признает культа личности. Вы почитайте Маркса, Энгельса там ничего не говорится об особых заслугах одного человека. Зачем, далеко ходить, возьмем, например, Ленина. Когда он говорил, что это я сделал революцию, что это я победил в гражданской войне. Никогда мы, "старые большевики», (Микоян сделал ударение на последних словах, подчеркивая, что он знал и работал с Ленином) такого от него не слышали. Поэтому надо на съезде рассказать о том безобразии, которое творилось в стране.

– Да, шило в мешке не утаишь, – бодро продолжил Хрущев, он уже был уверен в своей победе над Молотовым. – Ведь скоро из мест заключения выйдет много политзаключенных, незаконно заключенных, замечу я, с этим надо будет тоже разобраться.

Возможно, в этот момент он вспомнил о незаконно осужденном сыне Леониде, летчике-истребителе, орденоносце, незаконно осужденном на фронте и погибшем в штрафном батальоне в 1943 году.

– Так вот эти люди начнут рассказывать правду о том, что делалось тогда в стране, и за что они были осуждены, поэтому мы не должны ждать, пока будут люди говорить за нашими спинами, а сами признать "культ личности", осудить его, и сделать выводы, чтобы такого больше не случилось. Итак, я ставлю на голосование, кто за то, чтобы доклад о культе личности прочитать на двадцатом съезде КПСС.

Все присутствующие проголосовали за такую резолюцию, воздержался только Молотов.

В начале Нового 1956 года Леонид Брежнев приехал в Москву для встречи с Первым секретарем ЦК Хрущевым с важной, хотя и неприятной для него, миссией – просить зерно для посева пшеницы на целине. Ведь прошедший год оказался очень неудачным для сельского хозяйства Казахстана. Урожайность в некоторых местах была по 4-5 центнеров с гектара, да и качество этой пшеницы была очень низкой, одна шелуха, для посева весной она не годилась. Не привык Брежнев терпеть поражения, но ради будущего урожая решил обратиться за помощью к Никите Сергеевичу.

– Да, задачку ты мне задаешь, Леонид Ильич. Ты знаешь, как старые члены Президиума скептически относились к освоению целины, и теперь у них будет возможность в очередной раз указать на наши просчеты в целинной программе.

– Я все это понимаю, Никита Сергеевич, но у нас нет хорошего зерна для весеннего посева, а, если плохие семена будут в землю брошены, то не будет надежды на хороший урожай в новом году.

– Это ты правильно сказал, что посеешь, то пожнешь. Хорошо, я подниму вопрос о выделении Казахстану хороших семян из госрезерва на Президиуме ЦК КПСС. Я немного прищемил хвост Молотову тем, что он больше всех запятнан сталинскими репрессиями, ибо был его первым заместителем, так что он будет сговорчивей, ну, а остальные не будут особо голос подымать против такого предложения. Но ты, Леонид Ильич, помни, что это будет последний твой шанс, да и мой тоже. Если и этот год будет такой неурожайный, то не сносить нам головы, ведь такие средства вложены в целину, вся новая техника практически туда идет.

– Думаю, что не должна повториться такая засуха, старики говорят, что они раз в десять лет бывают.

– Будем надеяться. Хотя должен сказать, что не придется тебе участвовать в целинные эпопеи.

– Почему это? – Брежнев сделал большие глаза, неужели он в чем-то сделал промашку, неужели плохо он работал, не оправдал доверие Первого секретаря.

– Не волнуйся, Леонид Ильич, работой я твоей доволен, но мне здесь нужны надежные люди, чтобы противостоять старикам из Президиума. Пока только на Шепилова могу рассчитывать на все сто, надо новых людей вводить в ЦК. На двадцатом съезде я предложу твою кандидатуру в секретари ЦК КПСС, будешь заниматься оборонной промышленностью. Так что готовься к переезду в Москву.

Москва, Москва, как много смысла и счастья в этом слове, от них закружилась голова у Брежнева, даже слеза сентиментальная набежала.

– Спасибо, Никита Сергеевич, я никогда не забуду, что ты для меня сделал, расчувствовался он.

– Рано благодарить, еще узнаешь, как я с тебя шкуру буду снимать, то тогда еще разочаруешься в этом назначении.

– Никогда не разочаруюсь. Ты же знаешь, Никита Сергеевич, что я от работ никогда не бегал.

– Знаю, Леонид Ильич, потому и выдвигаю на столь ответственный пост. А кого оставишь вместо себя в Казахстане?

– Второго секретаря Яковлева Ивана Дмитриевича.

– А справится он с такой задачей?

– Думаю, что справится, он мужик деловой, с сельским хозяйством знаком не понаслышке.

– Хорошо, так будем и планировать. Только об этом пока никому не говори, это государственная тайна.

– Я умею держать тайны, – заключил Леонид Ильич, в его душе был триумф, его мечты сбывались, хорошо начинается Новый год.


Во время сдачи зачета по органической химии с Наташей стало плохо. Закружилась внезапно голова, стало тошнить. чтобы не упасть Наташа присела на стул. Её состояние заметили однокурсники, стали расспрашивать что случилось, чем ей помочь, некоторые предлагали вызвать скорую помощь. Но Наташа возразила, мол, это она переволновалась перед зачетом, ночь плохо спала и сейчас все пройдет. Прибежала Лена из читального зала, взяла под руку подругу и вывела её из здания института на свежий воздух. С другой стороны, Наташу взял под руку Димка.

После приезда с целины Наташа так и не возобновила с ним прежних отношений, они остались просто приятелями, с которым можно было сходить в кино или посидеть в кафе с чашечкой кофе или мороженым.