– А вы ведь тоже расстреливали наших офицеров без суда и следствия, – прозвучал чей-то голос из зала.

Нервно дрогнуло лицо маршала, но оно через мгновение снова стало уверенным и твердым, непоколебимым в своей вере.

– Да, были такие эпизоды в моей жизни, я не отрицаю это. Но я стрелял в изменников и трусов, которые не выполняли присягу, данную народу, ибо трус, паникер на фронте хуже врага, ибо он деморализует войска, разлагает дисциплину среди рядового состава, а, особенно, если это офицер, который срывает с себя погоны и бросает оружие на поле боя. А как говорится в Присяге, если я нарушу эту клятву, то пусть меня постигнет карающая рука нашего народа.

– Правильно, ты делал маршал, – поддержал Жукова другой голос с зала.

Призвав всех членов ЦК КПСС сделать правильный выбор и осудив оппозиционеров, маршал ушел со сцены. Зал проводил его бурными аплодисментами, что очень радовало Хрущева, но огорчало его противников.

В течение целой недели в здании на Старой площади шли бурные дебаты по поводу конфронтации, которая возникла на заседании Президиума ЦК, в связи со снятием с поста Первого секретаря ЦК КПСС Никиту Сергеевича Хрущева. Соратники Хрущева в своих выступлениях открывали все новые факты организованного террора против советских людей, подчеркивая при этом зловещую роль людей ближайшего окружения Сталина, которые ставили свои подписи под списками с вердиктом "расстрелять", добавляя при этом уничижительные слова: "собаке собачья смерть", "смерть наемникам капитализма", "эти шакалы заслуживают смерть". Простым людям было трудно понять, как так могло случиться, что вчерашние соратники по партии вдруг стали смертными врагами. Почему люди, которые совсем недавно сидели за одним праздничным столом, которые провозглашали тосты в честь друг друга, вдруг оказывались по разные стороны баррикад.

Но оппозиционеры говорили, что нельзя осуждать этих людей, которые делали революцию. Они потом сражались на фронтах гражданской войны за правое дело. Они стали "символами революции", если с ними расправится, то мы уничтожим саму революцию. Кто как не Молотов, говорили они, может верно, вести страну по ленинскому курсу, так как он единственный член Президиума, который работал с Владимиром Ильичом в секретариате ЦК. За Вячеслава Михайлович стояли старые большевики, у которых не спокойная была совесть, ибо они боялись, что, если и дальше будут расследоваться дела времен "культа личности", то и них шкафу могут найти "скелеты" невинно осужденных деятелей партии.

Помимо заседаний Пленума ЦК за его кулисами тоже происходили чрезвычайно интересные события – на членов ЦК происходило тайное давление, которое производили сотрудники КГБ, направляемые ярым сподвижником Хрущева Председателем секретной службы генералом армии Иваном Серовым (Иваном Грозным). Они подходили к оппозиционеру между заседаниями или просто на улице и напоминали им об их "маленьких грехах" в недалеком прошлом, ибо на каждого из них имелся компромат в сейфах КГБ. После этого делегаты задумывались, о своем будущем и со временем позиция Хрущева укреплялась, а позиция Молотова и Маленкова слабела. Поэтому на пятый день Пленума у одного из оппозиционеров Председатель Совета Министров Николая Булганина сдали нервы, и он стал плаксиво говорить, что он сделал неверный шаг, когда выступил против Никиты Сергеевича, но в этом виноват Маленков, который бегал за ним с просьбой примкнуть к их коалиции. Следом за Булганином сдали нервы и у Председателя Верховного Совета СССР Клемента Ворошилова, который тоже начал говорить, что пошел на поводу у Молотова, которому раньше верил, как верному ленинцу, но теперь у него открылись глаза на этого перерожденца.

После этого на Пленуме ЦК КПСС возникла новая ситуация, что в Президиуме ЦК КПСС в поддержку Хрущева отдавали шесть голосов, против пяти голосов за Молотова и его компанию. Понятное дело, что Пленум ЦК единогласно оставил Никиту Хрущева на посту Первого секретаря ЦК КПСС, а оппозиционеров вывела из своих лав и отправила в своего рода ссылку: Молотова отправили послом в Монголию, Маленкова назначили директором ГЭС на Иртише, Кагановича отправили на Урал директором химического комбината, а примкнувшего к ним Шепилова назначили работать архивным специалистом в Среднюю Азию.


Конец второй книги.