– Отвянь от него, дебил! – посоветовала Даша Хвалею.

– О, секьюрити замычало, – прокомментировал Костальцев Дашину фразу.

– А чё, у него языка нет? – отозвался Хвалей. – Слышь, Пиноккио, языком работать устал за вчера? Колись, какие они на вкус? Как с двумя-то справился?…

Коля Пиноккио дрожал мелкой дрожью, сдерживая ярость, но боясь ударить и получить сдачи, а ох как хотелось вмазать Хвалею между глаз. В руках он вертел шариковую ручку, которую, знал по фильмам, можно использовать, как оружие. Откуда взялись смелость и решительность? Одной рукой, резко, Коля схватил Хвалея за шею и пригнул к парте, во второй сжимая ручку. Ручку приставил к горлу.

– Завалю, нахер! – прохрипел.

Оцепенение охватило класс. Некоторые рты раскрыли от изумления. Хвалей не на шутку испугался, пытался вырваться, но Коля Пиноккио крепко держал его.

– Отпусти, дурак! – процедил Хвалей.

– Пиноккио – Рэмбо, бля, – констатировал Костальцев, подбираясь к Коле с тыла.

– Отвали, Костальцев, – опередила его Даша.

Желание вонзить ручку в горло противника овладевало Колей Пиноккио со страшной силой. И сам он был страшен в тот момент, будто дьявол вселился. Уже и кровь засочилась из поцарапанной кожи на шее Хвалея.

– Пиноккио, успокойся! – говорил Костальцев. – Мы пошутили.

– Шутки у вас дебильные, – заявила Даша, – и сами вы дебилы. Отпусти его, Коля, – повернулась к Пиноккио. – Не стоит он того.

– Не могу, – выдохнул Коля. – Не получается.

Павловская села за парту рядом с Колей Пиноккио, зашептала, гладя его по плечу:

– Отпусти, Коля, пожалуйста. Все будет хорошо. Ты же хороший, добрый, милый, ты не такой, как они. Ты лучше. Ты сможешь. Отпусти, пожалуйста…

Она опустила вторую руку на руку, сжимавшую шею Хвалея, погладила ее, по одному пальцу разжимала захват.

С шумным выдохом вырвался Хвалей на свободу, жадно глотая воздух, держась руками за горло.

– Молодец, Коля! – продолжала гладить Павловская Пиноккио. – Молодец! Успокойся, а я с тобой посижу. Ничего страшного. Все хорошо.

– На большой перемене, – прохрипел Хвалей, обращаясь к Коле Пиноккио и к Костальцеву, – собираем сходняк. Будем решать по правилам. Я не урод и гасить исподтишка не буду. Как решит сходняк, так и будет.

– Ты чё несешь, Хвалей! – возмутилась Даша. – Какой сходняк? Благородный ты наш! Нашел, кого на сходняк выносить!..

– Завали рот, сука! – прохрипел Хвалей. – А то передумаю!

– Да, Белая, лучше заткнись, – подмигнул Даше Костальцев, – хуже будет.

Возразить Даша не успела. Вошла Мария Петровна. Прозвенел звонок.

ЭПИЗОД 12

Коля Пиноккио застыл, словно лед. Застрял сам в себе, как в замурованном замке. Он ничего не видел и не слышал. Мысли взрывали мозг автоматными очередями. Никуда укрыться от них возможности не было. Нервы напряглись, как перекачанные бицепсы со вздувшимися венами, готовыми вот-вот лопнуть. Коля Пиноккио понял одну важную вещь: он больше не боялся. Но страх не желал покидать уютное вместилище, в котором выстроил свои собственные страны и города, потратив уйму сил и лет. Кто ему возместит ущерб? Он не согласен даже на самые ничтожные потери. Коля Пиноккио сопротивлялся страху, как мог. Страх, защищаясь, использовал любые средства. Пока не особенно удачно. Коля давал отпор, отчаянно вырываясь из страшного и черного колодца трусости и нерешительности, увязая по пояс в болотистой жиже, цеплялся за неустойчивые стены, ломал ногти на пальцах, раздирал пальцы в кровь, но полз, карабкаясь, вверх. Страх, предчувствуя неминуемое поражение, выбросил последний козырь, как в картах. Образы Даши и Юли вдавил Коле Пиноккио в глазницы. Чем, мол, теперь ответишь? Ослепленный, Коля сорвался со стены и рухнул вниз, назад, в вяжущую, сковывающую движения мердь. Ему нравилась Даша с первого класса. Они даже сидели за одной партой в самом начале учебы. Но он-то ей не нравился ни капли! С этим ничего не поделать! Хоть бейся головой о стенку, хоть нет. Даша сильно изменилась за последние несколько дней. Как вообще возможна такая внезапная перемена? Не факт, что ему повезло бы с прежней Дашей, но нынешняя Даша Белая Колю Пиноккио пугала. Вот! Страх сжимал обеими руками Колино сердце. Но одновременно с этим и восхищала, побуждала к поступкам, за которые никогда не будет стыдно. Хватка страха ослабла. Он растерянно заозирался. Даша достойна уважения и понимания, принятия ее такой, какой она сама решила быть. Это ее право, будь она эмо или кто-то еще. Вероятно, она раньше всех стала старше, повзрослела как-то вдруг, неожиданно для себя, не только для всех. Поэтому запуталась и не знала, что делать, спряталась за грим-тушью и в виртуальном мире единомышленников из Интернета. Ее нужно защищать, ограждать от подонков вроде Хвалея. А Юля – странное, воздушное создание, необыкновенно притягательное и загадочное. Коля Пиноккио знал, что не просто так, не случайно они познакомились, хотя, если бы Юля не позвонила сама, он бы так и не узнал о ее существовании. Но ведь она позвонила! Что ей нужно от такого, как Коля Пиноккио? Красотой он не отличался, балагурством тоже, обычный замкнутый очкарик с собственным внутренним миром. Юля же – удивительно красивая девочка, достойная самых дорогих богатств и внимания известнейших людей мира. Ей вообще не место в таком городе, как этот. Ей бы блистать в Париже или в Милане, а еще лучше в Лос-Анджелесе. Она порядком лучше и красивее многих голливудских див и старлеток. Сомнения Коли Пиноккио снова придали сил страху. Но юноша уже сделал выбор. Никакой страх, никакие его уловки больше не страшны человеку, принявшему важное решение и поставившего точку, а не запятую.

Постепенно стали возвращаться слух и зрение. Коля Пиноккио расслышал, что Мария Петровна на повышенных тонах разговаривает с Дашей, что та ей дерзит, не соглашаясь ни с одним словом. Хвалей что-то выкрикивает с места в адрес Даши, ему вторит Костальцев. Мария Петровна повышает голос на них, рекомендует заткнуться. Кошкина что-то вякает. Ее обламывает Павловская. Она все так же сидит рядом и поглаживает плечо Коли Пиноккио. Зачем? Он же спокоен, как удав. Спящий мушкетер на задворках его памяти проснулся. Теперь все будет иначе.

Коля хотел повернуться к Тане и сказать о том, о чем только что думал, не надо, мол, больше волноваться за него и бояться тоже не надо, он сам со всем справится. Однако телодвижение его получилось каким-то скованным и неуклюжим и… опять же почему-то Коля Пиноккио оказался на полу, лежащим навзничь между рядов. Падение окончательно вернуло резкость зрению и выплюнуло пробки из ушей.

Склоненным над ним лицам Павловской, Даши и Хвалея с Костальцевым, встревоженным и озабоченным, Коля Пиноккио улыбнулся, во всяком случае, ему хотелось верить, что улыбнулся, и промямлил, хотя, казалось, что произнес нормально:

– Все в порядке. Я дома.

– Ты в школе, Пиноккио! – это Хвалей.

– Далеко летал? – хохотнул Костальцев.

– Прекратили базар! – гаркнула Мария Петровна. – Расселись по местам!

Ее громкий окрик подействовал, впрочем, как всегда. Слушались ее не потому, что боялись или уважали, просто не выносили криков, звонких и противных, точно сирена. Бывают такие звуки, которые непереносимы. Мария Петровна обладала именно таким голосом.

Коля Пиноккио поднялся без посторонней помощи, занял свое место за партой. Павловская не вернулась за первую парту, где раньше сидела, осталась с ним. Даша сидела позади.

– Белая, – обратилась Мария Петровна к Даше, – на тебя это не распростроняется! Встань! Мы не закончили.

Даша вышла из-за парты.

– Ты на кого похожа? – зарядила вопрос Мария Петровна.

– Волочкова в аду, – вставила Кошкина – высокая, рыжая, спелая девочка, засмеялась и заразила Хвалея с Костальцевым.

– Очень остроумно, Кошкина! – упрекнула ученицу в отсутствии чувства юмора классный руководитель.

– Это вы меня сейчас дурой выставили? – догадалась Кошкина.

– Кошкина, нафига тебе мозги? – заметил Костальцев. – С такими буферами!..

– Можно подумать, у тебя они есть! – возразила Кошкина.

– Уж побольше твоих, – заявил Костальцев.

– Мне долго еще стоять? – это Даша спросила Марию Петровну, переминаясь с ноги на ногу.

– Постоишь, – отозвалась Мария Петровна.

– Отпустите ее, Мария Петровна, в туалет, – Костальцев оглянулся и заметил, как Даша топчется на месте, – а то Белая нас затопит.

– Чё сказал? – подошла Даша к Костальцеву, взяла с его парты хрестоматию по русской литературе и шандарахнула ею ему по голове. Взбешенный и ошарашенный, Костальцев рванулся за убегающей девочкой, но на его пути вырос Коля Пиноккио, за которым Даша и спряталась.

– Пиноккио, – цедил Костальцев, – ты попутал что-то? Чё ты встреваешь вечно? Страх потерял, чмо?

– Потерял, – ответил Коля. – А за чмо ответишь.

– Хвалей, – Костальцев просил помощи друга, – зацени, как это быдло заговорило?…

– Заткнулись все, мать вашу! – заорала Мария Петровна так, что многие позажимали уши. – Костальцев, сел на место! Белая и Кот – вон из класса! Костальцев, сказала, сел на место! Белая и Кот, я не по-русски выражаюсь?…

– Чао! – выбросила Даша воздушный поцелуй в класс, подхватила сумку и вышла за дверь. Коля Пиноккио поспешил за ней.

– Даш! – окликнул он одноклассницу. – Подожди!..

– Отвали, Пиноккио! – не оборачиваясь, отозвалась Даша. – Рэмбо недоделанный, блин!

– Да что я не так сделал? – воскликнул Коля Пиноккио.

– Да все так ты сделал! – остановилась Даша и повернулась к нему. – Только достал уже, понимаешь? Я не нуждаюсь ни в твоей защите, ни в твоей помощи! Не ходи за мной просто, и все!

Даша снова повернулась к Коле Пиноккио спиной и поспешила прочь от него, лишь бы не видеть и не слышать. Она зашла в туалет, забралась на подоконник с ногами, ноги вытянула во всю длину, опершись спиной о стену. Достала сигареты из сумки, зажигалку, закурила. Видела бы сейчас мама свою дочурку! Вот удивилась бы! С ней точно что-то происходило, меняло, колбасило так, что сама себя не узнавала. Агрессия в поведении стала порядком вещей. Но ведь реально относиться к кому-то с уважением нереально. Все какие-то лживые, двуличные, лицемерные, на кого не посмотри. Классуха вообще в истерике ничего не догоняет. Отстала от жизни со своими Пушкиными и Лермонтовыми. Хвалей – дебил, Костальцев – недоумок, Кошкина – дура… Одни уроды вокруг. Раз Даша не хочет быть, как все, как-то выделяется из толпы дегенератов, значит, ее нужно гнобить, значит, у нее не все дома и ее надо изолировать от общества. Пипец!..