— Он сказал, Паркер напал на него потому, что завидовал…

— Это была ложь, конечно, но очень правдоподобная ложь. Береговая охрана организовала поиски, но…

— Сначала скажите, что стало с Шейлой? Ну, с Марией Катариной? — перебила Марис.

— Ее тела так и не нашли. Официально она была признана умершей.

— Так. А Паркер?

Майкл отпил глоток кофе из своей чашки, но Марис прекрасно понимала, что он просто тянет время.

— Паркеру повезло больше. По чистой случайности той же ночью его подобрал один местный браконьер, промышлявший в том районе тунца. Сразу скажу — это произошло довольно далеко от указанной Ноем точки…

— Насколько далеко?

— Разница составила полтора десятка миль. Впрочем, Ной сразу оговорился, что плохо знает навигацию и способен указать только «примерные» координаты. — Майкл покачал головой. — Просто чудо, что Паркер выжил, после того как столько часов находился в воде. Винтами яхты ему сорвало с ног все мясо. Понятно, он был в шоке; быть может, это его и спасло. Во всяком случае, он шевелил руками, стараясь удержаться на плаву, хотя лично мне совершенно непонятно, как он вообще мог двигаться после… после того, что Ной с ним сделал. Когда браконьер заметил Паркера, он даже решил, что это труп дельфина или какого-то животного, который используют ловцы акул — столько вокруг него было крови.

— А дальше? — спросила Марис.

— На протяжении двух недель его состояние оставалось критическим. Паркер жил, но… Хирурги сотворили еще одно чудо, по кусочкам восстановив изрубленные ноги.

— Паркер рассказывал мне, что перенес несколько тяжелых операций. Но что в это время делал Ной? Ведь не мог же он не понимать, что Паркер придет в себя и расскажет, как все было на самом деле! Я уверена — он мог заставить полицию ему поверить, и тогда…

Майкл покачал головой:

— Все, что я сказал, только выглядит так, будто все произошло быстро… относительно быстро. На самом деле восстановительные операции заняли несколько лет. В первые несколько недель врачи сражались за его жизнь, и ни у кого не было уверенности, что Паркер выживет. Когда его перевели наконец из реанимационного отделения, он провел несколько месяцев в гнойной хирургии, сражаясь с попавшей в раны инфекцией. Все это время он испытывал сильнейшие боли, перед которыми оказались бессильны любые лекарства. Даже самые сильные болеутоляющие средства действовали в течение считанных часов, потом все начиналось снова. Приходя в сознание, Паркер не переставая кричал от боли, умоляя, чтобы его прикончили. Так, во всяком случае, он мне рассказывал.

В ужасе Марис прикрыла рот рукою. Ладонь была влажной от пота.

— Он потерял очень много крови, — продолжал Майкл. — Именно поэтому ему не отняли ноги сразу. Врачи боялись, что он истечет кровью прямо на операционном столе. Возможно, впрочем, они хотели, чтобы его состояние несколько стабилизировалось, прежде чем прибегать к ампутации. Я полный профан в медицине, Марис, поэтому все это только мои предположения. Да и о самом происшествии я узнал не сразу. Майкл невесело усмехнулся.

— Как бы там ни было, не отрезав ему ноги сразу, врачи допустили ошибку. Когда Паркер пришел в себя и немного окреп, он сражался с ними как одержимый и готов был поколотить каждого, кто только заикнется об ампутации. Даже частичной ампутации. Честно говоря, Марис, я до сих пор не понимаю, как ему удалось настоять на своем. Быть может, вмешалось божественное Провидение… — Он пожал плечами. — А может быть, на врачей произвело впечатление его мужество, и поэтому они не стали спешить с операцией. В конце концов они, видимо, решили, что отнять ему ноги они всегда успеют, и постарались сделать все, что только было в их силах.

— Я видела шрамы… — сказала Марис. — Они ужасны!

— Те, что снаружи, — поправил Майкл. — Те, что не видны глазу, гораздо глубже и страшнее.

— И их нанес ему Ной?

Майкл кивнул.

— Пока Паркер сражался за свою жизнь, Ной разыграл перед властями невинную овечку. Шейла была мертва и не могла опровергнуть его слова, так что в конечном счете все свелось к одному: его слово против слова Паркера. Ной представил своего друга как завистливого, злобного ревнивца, который напился как свинья и решил выяснить с ним отношения. Он заявил, что, когда Шейла попыталась вмешаться, Паркер ударил ее и столкнул в воду, но сила инерции увлекла за борт и его. Таким образом, к тому моменту, когда врачи разрешили властям допросить Паркера, у него уже была репутация неуравновешенного, социально опасного субъекта. А быть в роли человека, который вынужден оправдываться, очень нелегко… — Майкл покачал головой. — Кроме того, Паркер сам невольно подыграл Ною. Когда он услышал эти чудовищные обвинения, то отреагировал довольно бурно, проявив себя именно таким — злобным, завистливым, склонным к насильственным действиям человеком, неспособным сдерживать свои эмоции. Так и получилось, что чем горячее он отрицал свою вину, тем сильнее становилось предубеждение против него. Ведь еще лежа на больничной койке он во всеуслышание поклялся убить своего лживого дружка! — Тут Майкл скорбно улыбнулся. — Могу себе представить, как он его честил! У Паркера богатый запас бранных слов, которыми он активно пользуется — во всяком случае, в устной речи. Так и вижу, как он натягивает пластиковые постромки кровати и с пеной у рта клянет Ноя на чем свет стоит!

— Я думаю, вы нисколько не преувеличиваете, — согласилась Марис.

— Как бы там ни было, — с горечью вздохнул Майкл, — в глазах следствия Паркер зарекомендовал себя чуть ли не буйнопомешанным, опасным как для окружающих, так и для самого себя. Его обвинили в непреднамеренном убийстве Шейлы, и когда Паркер оправился настолько, что смог покинуть больницу, он предстал перед судом. Приговор он обжаловать не пожелал.

— Но почему! — вскричала Марис. — Ведь он был ни в чем не виноват!

— Паркер чувствовал свою ответственность и… Марис опустила голову.

— Во всем был виноват Ной — только он один!..

— Я согласен с вами, Марис. Но и Паркер винил себя не в том, что Шейла оказалась за бортом, а в том, что он не сумел ее спасти. Ной на заседании суда не присутствовал, но прислал записанные на видеопленку показания, данные под присягой. На пленке он чуть не плакал, искренне сожалея о том, что случилось. Как он сказал, на море произошла двойная трагедия: утонула Шейла и умерла его многолетняя дружба с Паркером Эвансом. Серьезно глядя прямо в камеру, Ной заявил, что он и Паркер были близки, как братья, но когда он первым добился успеха, с его другом что-то случилось. Паркер словно переродился. Если я правильно запомнил слова Ноя, в тот день его приятель за считанные часы превратился в «развратника, лжеца, коварного и опасного зверя, брызжущего слюной маньяка», от которого он вынужден был обороняться, чтобы сохранить свою жизнь.

Марис глубоко вдохнула воздух и медленно выдохнула.

— Потом Ной переехал в Нью-Йорк в ореоле славы «Побежденного», а Паркер…

— …А Паркер отправился в тюрьму, — закончил Майкл.

— В тюрьму? — Потрясенная, Марис сжала пальцами виски. — Однажды Паркер сказал мне, что провел годы в клиниках, лечебницах и «других местах», но мне и в голову…

— Учитывая обстоятельства дела и его физическое состояние, Паркера поместили в тюрьму с самым необременительным режимом и позволили продолжать лечение. Через год его досрочно освободили за примерное поведение, хотя судья приговорил Паркера к восьми годам заключения… — Майкл покачал головой. — Не знаю, порой мне кажется, что этим власти оказали ему «медвежью услугу». Пока Паркер был в тюрьме, за ним худо-бедно следили, когда же его выпустили, он оказался на белом свете совершенно один. А в одиночестве и здоровому человеку живется нелегко… — Он поглядел на Марис из-под низко нависших седых бровей. — Думаю, вы уже знаете, что к тому моменту, когда я узнал, что случилось с моим лучшим учеником, Паркер совсем опустился.

Марис опустила руки на лежавшую на коленях рукопись.

— Господи, как же могло так случиться, что за этого человека я вышла замуж? Но ведь я любила его, Майкл… во всяком случае, мне так казалось. Я была его женой и мечтала иметь от него ребенка. Как я могла не заметить, кто он такой — что он такое?!

— Возможно, все дело в том, что вы просто к нему не пригляделись как следует.

— Все верно, но я же не была слепой! Я ни разу не задумалась о том, что Ной никогда не рассказывал, где и как он жил до Нью-Йорка. Он даже не упоминал о своих студенческих годах — правда, я знала, где он учился, но и только. У него не было ни личных вещей, ни фотографий, за исключением одной, где он снят со своей матерью; ему не звонил никто из старых друзей, и сам он никогда не вспоминал приятелей детства, а ведь это неестественно для нормального человека. Правда, Ной говорил, что предпочитает жить будущим, а не прошлым, а я, дура, слепо верила каждому его слову! Почему, почему мне ни разу не пришло в голову, что он может что-то скрывать?!

— Не будьте слишком строги к себе, Марис, — сказал Майкл. — В Ное странным образом уживаются два разных человека, поэтому-то его так трудно распознать. Могу сказать вам в утешение — вы не единственная, кого он ввел в заблуждение.

— Скажите, в том письме, которое вы написали Паркеру во Флориду… вы действительно предостерегали его против Ноя или это был просто удачный сюжетный ход?

— Вы имеете в виду письмо, которое он читал нам тогда? Паркер воспроизвел мое очень близко к оригиналу, почти слово в слово.

— Значит, вы уже тогда знали, что собой представляет Ной, а ведь он был всего лишь вашим студентом. Мне он был мужем, но я… но мне… — Марис усмехнулась. — Что ж, как видно, на этот раз моя хваленая интуиция меня подвела.

— Но ведь Паркер жил с ним бок о бок много лет — сначала здесь, в общежитии, потом в Ки-Уэсте — и тоже не распознал его. Время от времени он замечал в нем и эгоизм, и самовлюбленность, но, только оказавшись в воде, осознал, что его приятель — само зло!