И все же, думала Лили с удовлетворением, она добилась своего, а все остальное сейчас не имело значения.

Уж она-то сумеет извлечь немало выгод из женитьбы герцога на племяннице Джорджа. Тогда они смогут открыто появляться даже в таком избранном обществе, как кружок Эмили Роухэмптон.

В этом замкнутом кругу существовало только одно правило, которое Лили хорошо знала и неукоснительно ему подчинялась – «Не пойман – не виновен». Хозяйки салонов, где придерживались старомодных взглядов, косо смотрели на кружок Эмили, но Роухэмптоны являлись слишком важными и знатными персонами, чтобы заботиться о том, что болтают у них за спиной. А тот хорошо всем известный факт, что новый король, Эдуард VII, был частым гостем в Котильоне, заставлял умолкнуть самые злые языки.

Конечно, существовала вероятность, что Эмили Роухэмптон заставит сына отказаться от женитьбы на никому не известной девушке, чье воспитание и происхождение было, мягко говоря, сомнительным. Но Эмили нуждается в деньгах и вряд ли устоит перед богатым приданым, рассуждала практичная и расчетливая Лили. Ни один из Роухэмптонов не обладал достаточными средствами, и хоть Дрого, разумеется, был состоятельным человеком, Котильон являлся монстром с чудовищным аппетитом, готовым истощить любое, даже огромное, состояние.

Когда Лили воскрешала в своей памяти Котильон, это громадное поместье с замком, занимающим несколько акров земли, парками и садами, прудами и оранжереями, фермами и конюшнями, то она понимала, что появление богатой невесты не вызовет у Эмили Роухэмптон ничего, кроме радости. А деньги заставят ее закрыть глаза на множество других недостатков.

Джордж никогда не преувеличивал, и если он сказал ей, что его племянница является владелицей нескольких миллионов долларов, то так оно несомненно и было. Лили сразу подметила благоговейные нотки в его голосе, которые появлялись, когда речь заходила об этом неожиданном богатстве, и ей хватило ловкости отвлечь внимание Джорджа от своих собственных проступков на разговор о подготовке к приезду племянницы. Вследствие этого, Джордж обошелся с ней не так сурово, как того ожидала сама Лили и как, несомненно, было бы в любое другое время.

Возможно, философски рассуждала Лили, все разрешится наилучшим образом. Очевидно, что рано или поздно Дрого женится, хотя бы только для того, чтобы обеспечить герцогству наследника. И ей останется лишь с ненавистью наблюдать, как его подцепит одна из этих молоденьких девиц, что крутятся возле него каждый сезон. Какой неожиданный подарок для какой-нибудь амбициозной мамаши! Не говоря уж о том, что Лили стала бы дико ревновать Дрого к его избраннице.

Лили возлагала большие надежды на то, что племянница Джорджа, возможно, окажется не слишком привлекательной. В любом другом случае трудно было бы смириться с тем, что у Дрого есть жена, но уж совершенно невозможно, – если бы она, вдобавок, оказалась хорошенькой.

Но нет, это невозможно, думала Лили, улыбаясь своим мыслям и своему отражению, совершенно невозможно представить другую женщину столь же привлекательной внешне и притягательной в любви, как она сама. В свои тридцать восемь лет Лили по-прежнему оставалась самой очаровательной женщиной, украшением лондонского общества. Более того, наиболее горячие поклонники превозносили Лили как первую красавицу во всей Англии, а каждая ее новая фотография в газете порождала новых почитателей.

Лили издала легкий вздох. Однажды, думала она, это все кончится, но сейчас она еще молода, она признанная красавица, она внушает восхищение… и любовь, само собой. Лили положила руки на сердце, когда вспомнила Дрого – такой высокий, сильный, знатный. Он был почти таким же воплощением мужской красоты, как она – женской. Они были бы превосходной парой! Ах, если бы она познакомилась с Дрого, когда ей было восемнадцать, мечтала Лили. Ей припомнилось затем, что в ту пору она обычно проводила время в гостиной Эмили, на ее фривольных вечеринках, а Дрого было только восемь лет и он, под присмотром гувернантки, играл в солдатики в саду.

Лили внезапно резанула острая мучительная боль: тридцать восемь! Через какую-то пару лет ей будет сорок. «Я старею», – Лили поежилась от внезапного холода, но затем решительно откинула свою золотистую головку. Пока она еще молода! Она еще может заставить мужчин сходить с ума от любви и выполнять любые ее прихоти. Ведь только из любви к ней Дрого согласился жениться на девушке, которую он в глаза не видел. И потому, что он любит ее, она еще долго будет молодой! Она будет танцевать, кружиться в вальсе с Дрого, слушать его страстный шепот, все эти восхитительные глупости, предназначенные ей одной…

Мысли Лили были прерваны звуками звонка внизу и стуком закрывшейся двери. Она грациозно спускалась вниз по лестнице, и оборки ее шелковой юбки колыхались в такт движению.

Слуги заносили багаж. Дверь библиотеки была отворена, и Лили поняла, что Джордж поджидает ее именно там, вместе со своей племянницей. Лили быстро пересекла мраморный холл и вошла в библиотеку.

Джордж повернулся спиной к камину, рядом с ним стояла девушка. В первый момент Лили бросились в глаза старомодное серое дорожное пальто и отвратительная зеленая фетровая шляпа, украшенная потрепанными перьями. Джордж что-то сказал, девушка обернулась, и Лили увидела ее лицо.

И тогда Лили рассмеялась негромким легким смехом, в котором была смесь облегчения и удивления одновременно: девушка носила темные очки, и в ней не было абсолютно ничего, что заслуживало бы внимания… Не говоря уж о привлекательности.

Глава II

Когда Корнелия узнала, что она должна отправиться в Англию, она почувствовала, что для нее настал конец света. Сначала она протестовала, отказывалась, спорила, а затем, поняв, что никакими усилиями не сломить упорства адвоката, она отправилась на поиски Джимми.

Корнелия нашла его там, где и рассчитывала, – Джимми, как всегда, чистил лошадей, насвистывая при этом сквозь зубы. Он был сед, страшен как смертный грех, и не было ни единой кости в его теле, которая не была бы переломана в то или иное время благодаря его страсти к лошадям.

Корнелия любила Джимми.

– Они отсылают меня, Джимми, – тихо сказала она, и Джимми понял, бросив один-единственный взгляд на ее лицо, что Корнелия страдает.

– Я ожидал этого, малышка, – ответил он. – Ты не можешь оставаться здесь теперь, когда мисс Уитингтон – упокой Господи ее душу! – отправилась на небеса.

– Почему не могу? – пылко возразила Корнелия. – Это мой дом, часть меня. А родственники отца никогда прежде не хотели знать меня. Что же заставило их так измениться?

– Ты знаешь ответ так же хорошо, как и я, – отозвался Джимми.

– Разумеется, знаю, – презрительно бросила Корнелия. – Это все мои деньги. Это деньги, которые мне самой не нужны и которые свалились на меня, опоздав на целый год.

Джимми вздохнул. Он слышал эти речи из уст Корнелии много раз прежде. Глядя на выражение лица Джимми, Корнелия вспомнила, как горько она плакала, когда узнала, что американская крестная оставила ей огромное наследство. Ей казалось верхом несправедливости стать богатой именно теперь… Корнелия помнила, как ее отец часто сетовал на их бедность, как ее мать вздыхала по нарядным платьям. И вот спустя год после их смерти, когда ей уже ничего было не нужно, деньги полились рекой.

Это случилось задолго до того, как Корнелия вновь научилась смеяться. Джимми услышал новость о наследстве от самой Корнелии. Она сообщила ему об этом холодным бесстрастным тоном, в котором не было и следа тех горьких слез, что пролила она несколькими часами раньше.

– Я богата, Джимми, – сказала Корнелия. – Моя крестная из Америки умерла и оставила мне огромное наследство в нефтяных копях. Это сотни и сотни тысяч английских фунтов.

– О небо! Что же ты собираешься делать с такой уймой денег? – вскричал Джимми.

Корнелия пожала плечами.

– Не имею ни малейшего представления.

– Тогда, может быть, нам стоит приобрести новую лошадь для такой изысканной маленькой леди? Например, ту, что в прошлую среду нам демонстрировал капитан Фицпатрик? – лукаво предложил Джимми.

В конце концов, после целого дня торгов они приобрели кобылу капитана Фицпатрика за двадцать пять фунтов, и

Джимми на этом иссяк, затруднившись придумать что-нибудь еще.

– Это огромная ответственность, дорогое дитя, – сказала нежно кузина Алина, также оповещенная Корнелией. – И ты должна просить у Господа совета, чтобы он помог тебе справиться с этой ответственностью, ложащейся на твои плечи.

– Я не желаю ни денег, ни ответственности, – угрюмо отозвалась Корнелия.

Неделю спустя кузина Алина предложила нанять миссис О'Хаген, приходящую прислугу, на четыре дня в неделю, вместо двух, как прежде, и, так же как и Джимми, больше ничего не смогла придумать.

Для себя Корнелия не желала ничего. Фактически для нее было бы лучше вообще забыть о существовании этих денег.

Деловые бумаги приходили к ней из Дублинского банка, но она оставляла их без ответа, аккуратно складывая стопкой в ящик рабочего стола, который раньше принадлежал отцу.

Однако было приятно сознавать, что больше не надо беспокоиться о счетах поставщиков и что все расходы по хозяйству будут немедленно оплачены. Это была единственная выгода от полученного Корнелией наследства, но и она не внесла больших изменений в размеренную жизнь Росарилла. Смерть кузины Алины изменила все.

Корнелия и не представляла себе, что смерть этой тихой, мягкой женщины, которая жила в Росарилле с незапамятных времен, перевернет всю ее жизнь. Она не могла предвидеть, что старый адвокат, мистер Месгрейв, который прибыл из Дублина на похороны кузины Алины, напишет в Англию ее дяде, лорду Бедлингтону. В письме мистер Месгрейв сообщил, что его племянница осталась одна и необходимо, чтобы кто-нибудь из близких родственников позаботился о юной леди.

И только когда мистер Месгрейв прибыл в Росарилл с письменными указаниями лорда Бедлингтона забрать ее и отвезти в Англию, как будто она была свертком или посылкой, Корнелия поняла, что произошло, и выбранила мистера Местрейва за вмешательство в ее дела.