Хотя ладно, пусть любит. Пусть будет счастлива.

Она вздохнула легко, будто сбросила камень с души, подставила лицо ветру – как хорошо… И солнце уже вышло. И легкая зеленая тень бежит по холмам, и птицы в лесу дружно поют утренний гимн солнцу и новому дню. И надо не упустить этот короткий миг счастья, надо ловить момент… Надо разогнаться на машине и улететь туда, в солнце. Пусть ее душа знает, что улетела счастливой.

Телефон в ее ладони ожил, и она глянула на дисплей с досадой – ну чего тебе еще надо от меня, Иван, чего? Взял и ворвался в счастливое состояние, с мысли сбил! Да ну тебя…

Она размахнулась, бросила телефон в пропасть оврага, и жалкая музыка вызова всхлипнула издалека, потом исчезла. Отряхнула ладони, развернулась, пошла к дороге. Только бы не сбиться с ритма, не позволить душе испугаться. Не потерять счастливый настрой…

Как она сейчас понимала Кирилла! Наверное, он видит ее? И руку свою протягивает – давай, не бойся?

Машина стояла с распахнутой дверцей, ждала послушно. Женя плюхнулась на водительское сиденье, примерилась глазом, как ловчее перескочить довольно глубокую обочину. Ага, вон там чем-то присыпано, кажется. Наверное, отдыхающие-шашлычники себе переправу организовали – у края обрыва она видела большое кострище. А что, круто, наверное?.. Пикник у обрыва, нервишки пощекотать…

Ну что, вперед?

Рука не дрожала, когда она потянулась, чтобы повернуть ключ зажигания. Повернула… Еще раз… Еще раз! Да что такое, какого черта?!

Машина не заводилась. Никогда такого с ней не случалось, всегда была послушной и безотказной. Эй, девочка моя, ты что, боишься за свое полированное железное тело? Предлагаешь мне самостоятельно сигать в овраг, без тебя? Чтобы я поломала руки-ноги и в конечном итоге осталась живой немощью? Ну, нет… Все равно ты поедешь, моя дорогая…

Женя вышла, открыла капот, задумчиво уставилась внутрь, уперев руки в бока. Ну, и что дальше? В чем дело, где собака зарыта? Одной задумчивости тут мало, надо еще уметь… А с умением как раз и напряг. Придется просить о помощи, делать глупенькое растерянное лицо, может, кто и остановится. Жаль, она не блондинка… И машин как назло нет! Хотя вон, едет кто-то…

Дядька на старом «жигуленке» остановился, высунул из окна помятое лицо:

– Что, доча, сломалась? Помочь?

Интересно, что у возрастных дядек за манера – всех молодых девиц дочками называть? И нагрубить нельзя – обидится и уедет…

– Да, сломалась. Помогите, пожалуйста, если сможете.

– Отчего же не помочь?.. Помогу, конечно.

Дядька оказался кряжистый, одышливый, с пивным пузом. Склонился над капотом, потрогал что-то внутри, произнес деловито:

– Сейчас, девонька, изладим… Не переживай, уедешь. Я эту машину знаю, у моего зятя такая же. Вам же, молодым, обязательно выпендриться надо, а чтоб с ремонтом разобраться, это не… Я вон всю жизнь на «жигуленке» езжу и ничего, сам ремонтирую… Ездит, как новенький. Куда едешь-то, доча? Далеко?

– Да нет… К обрыву хочу подъехать.

– К обрыву? Это зачем к обрыву? Что за нужда?

– Есть нужда. Хочу с обрыва вниз сигануть.

– Да ну? Ишь ты, шутница… Да ты подойди, подойди к обрыву-то, глянь вниз! И сразу охота пропадет шутки шутить!

– Да подходила, глядела. Там до меня уже сиганул кто-то.

– Да, кому-то шибко невесело жилось, если такое удумал… А с другой стороны – бывает минута в жизни, когда очень уж хочется. Сам знаю, пережил. Из-за бабы чуть на тот свет не отправился.

– Что, несчастная любовь, да?

– Не… Баба-то не чужая была, жена родная. Взяла да изменила мне с Петькой, с моим дружком закадычным. Ну, я и того… Временно с глузду и съехал, все, думаю, руки на себя наложу. Я ж ее так любил, падлу!

– И что, передумали?

– Ага, передумал.

– Развелись?

– Не… Зачем развелись? Не… Я, когда успокоился да в здравый рассудок пришел, то подумал – ну изменила, ну и фиг с ним. Прощу ее, заразу, и все дела. Ну, дам в ухо пару раз, чтоб уж совсем успокоиться. Все равно она меня любит, а не Петьку, я точно знаю! И я ее люблю… Любовь, девонька, всегда на помощь приходит, если она есть, конечно. Или я не прав?

– Почему? Правы, конечно. Любовь – это да… Это здорово, когда любовь…

– Ну все, можешь ехать. Теперь заведется.

– Спасибо… Сколько я вам должна?

– Да ничего не должна, поломка пустяковая была. Может, тебя проводить на всякий случай? Куда едешь-то? Может, нам по пути?

– Нет… Вы езжайте, спасибо. А я посижу еще, на солнце посмотрю. Мне торопиться некуда.

– Ну ладно, бывай… Гляди на солнце, коли охота есть. Денек сегодня хороший будет… Бывай!

Дядька уехал, махнув рукой на прощание. Женя села в машину, повернула ключ зажигания. Мотор обреченно дрогнул, завелся…

* * *

Арина вдруг явственно услышала свой стон и проснулась, открыла глаза. Вспомнила, где она находится, тут же закрыла их от испуга. Тело затекло в неудобной позе, но дремота снова сморила ее, будто силой заставила окунуться в сон, досмотреть его до конца. Страшный, страшный сон… Сознание плавало в недоумении, отталкивая картинку, но она была столь явной, что пришло понимание – это не сон, это правда… И тем страшнее была ее беспомощность оттого, что изменить ничего невозможно.

Хотя, если еще немного… Если встать на колени у края пропасти и успеть ухватить Женину ладонь, удержать ее в сонной невесомости… Женя, посмотри на меня, дай руку! В глаза мне смотри… Я вижу, как шевелятся твои губы! Я слышу, как ты говоришь мне что-то! Что это? Я не понимаю! Хотя… Это же стихи! Да, это стихи! Причем довольно странные – как просьба о спасении, как заклинание, как требование любви… И ты уже кричишь криком, я слышу, как ты кричишь: «Полечи меня! Помолчи меня! Поотмаливай!»

Какие странные строчки. Но что я могу тебе ответить? Конечно, помолчу, и полечу, и поотмаливаю тебя, бедная девочка, хмурый несчастный Ежик… Я смогу, правда! Только поверь мне, только ухватись за руку… Помолчу, полечу, поотмаливаю… Ты ни в чем не виновата, ни в чем… Хватайся за мою руку, не падай! Ну же…

Осталось дотянуться совсем чуть-чуть, но сон оборвался неожиданными звуками – кто-то громко топал на крыльце, потом нетерпеливо чертыхался, просовывая ключ в замочную скважину. Наконец, дверь скрипнула, поддалась напору. Арина с трудом приподнялась, опираясь на свободную руку…

– Женя?! Женя, ты вернулась? Я же говорила, что ты вернешься, иначе и быть не могло! Как хорошо, что ты…

Иван ввалился в комнату, застыл на секунду, вглядываясь в полутьму, потом бросился к ней, обхватил руками, прижал к себе молча. Руки у него были очень горячие и дрожащие, дыхание сбившееся. Он прижимал ее все сильнее, сильнее…

– Мне больно, Иван… Рука… – пискнула она, еще до конца не осознавая, что произошло. И уточнила робко: – А как ты здесь оказался? Где Женя?

– Да, рука… Погоди, я сейчас! Потерпи немного. Ключ, она говорила, должен быть здесь…

Он отпустил ее, начал перебирать дрожащими пальцами связку ключей. Потом отстегнул наручники, взял в горячие ладони освобожденное Аринино запястье, зачем-то подул на него.

– Больно, да?

– Немного… Но это пройдет. А где Женя, Иван? Ты ее видел?

– Нет, не видел. Она позвонила мне с твоего телефона. Она хотела тебя убить, Арина… Как видишь, не смогла… Я тебя искал, я чуть с ума не сошел! Почему ты мне не позвонила?

– Что она сказала, Иван? С ней все в порядке?

– Арина, Арина… Она хотела тебя убить. И после этого ты спрашиваешь, все ли с ней в порядке?

– Не надо, Иван… Ты же ничего не знаешь. Она…

– Да все я знаю! Кстати, она просила тебе передать, что не вернется. Сказала, ты поймешь. Ты понимаешь, Арина?

– Да, я понимаю. Я видела сейчас…

– В каком смысле?

– Ну… Я тебе потом объясню. Я не успела протянуть ей руку, Иван! Я не успела! Боже мой, бедная девочка… Нужно ее срочно найти! Где она?

– Я не знаю, Арина. И успокойся, пожалуйста. Тебе и без того пришлось бог весть что пережить…

– Ее надо найти, Иван!

– Неужели она тебе так нужна? После всего?

– Да, она мне нужна! Нужна! Слышишь? Она мне нужна! Я ее предала, я не смогла, я не успела…

– Ты ни в чем не виновата, Арина. Перестань.

– Нет, я виновата. Мы все перед ней виноваты. Мы все умеем слышать только свою боль… Она мне нужна, Иван!

– Не надо, прошу тебя. Не плачь… Вставай, идем на воздух, здесь душно и пыльно. Погоди, я тебя на руках вынесу…

– Да не надо, что ты! Отпусти! – сделала она неловкую попытку к сопротивлению.

– Не отпущу! Я вообще больше не оставлю тебя ни на минуту! Никогда! Хочешь ты этого или не хочешь! Никогда, слышишь? Глупая моя любимая женщина… Я чуть с ума не сошел…

Он подхватил ее на руки, понес к двери. Она обвила руками его шею, тихо проговорила на ухо:

– Я тоже тебя люблю… Но давай найдем Женю…


Женя вырулила с дороги, удачно миновала обочину и стремительно помчалась к обрыву, до предела выжав скорость. Она знала – этот путь займет всего пару секунд.

Страшно? Нет, не страшно. Как можно испугаться за пару секунд? Но если страшно, можно вспомнить давешние стихи… Как там дальше… Как там дальше?! А-а-а-а! Забыла, забыла… Да к чему теперь! Все! Солнце ослепило глаза! Полетели! А-а-а-а…

Забытые строчки вспыхнули в голове в последнюю долю секунды, прогорели ярким коротким и мало осознанным пламенем:

И кажется – все растеряно, все упущено!

Все тычешься лбом в людей, чтобы так не плющило!

Да толку…

Наверное, последняя доля секунды тоже способна каким-то чудом дробиться – если это кому-нибудь нужно, конечно. Иначе зачем так нахально пробивается сквозь пламя строк далекий знакомый голос – не менее отчаянный, зовущий – «…ты мне нужна, нужна»… Аринин голос. И вот она – последняя дробь последней секунды – всего лишь напрячь стопу на педали тормоза… «Ты мне нужна! Нужна!»