— Добрый день, — приветствовал его смотритель. — У вас прекрасная лошадь, но вы правильно сделали, что заехали сюда. Нехорошо в такое время быть на открытой местности.

— Спасибо, — резко ответил герцог. — Я ищу женщину, которая днем рисовала недалеко отсюда. Она здесь?

Осмотревшись, он не увидел Дейзи в помещении маяка.

— Нет, — старый смотритель медленно раскачивался на стуле. Рядом лежал старый спаниель, косясь на гостя. — Ищите ее на старой ферме Хаммерхеда. Когда начали собираться тучи, она поехала туда.

— Где эта ферма? — герцог спрашивал спокойным голосом, но собака, повидимому, почувствовала его тревогу, так как подняла голову и уставилась на него.

— Поднимитесь на холм, на котором растут три сосны, почти полностью пригнувшиеся к земле.

— Там есть, где спрятаться от дождя?

— Сама ферма сгорела дотла три года назад, но старый дом остался цел. Он бы тоже сгорел во время пожара, но там есть артезианский колодец. Поэтому мох, который покрывал стены дома, был очень влажным. Зато пожар погубил старую вдову Хаммерхеда, она задохнулась от дыма прямо в постели…

Старик еще долго бы рассказывал подробности этой трагедии, но Этьен перебил его вопросом:

— Вы считаете, что эта женщина там?

— Я же говорю вам, что она поехала в том направлении.

— А не в сторону экипажей?

— Нет. Хотите, Боско пойдет с вами, — старик кивнул на своего спаниеля.

— Нет, спасибо, я сам ее найду.

Лошадь Этьена отчаянно боролась с непогодой. Ее копыта глубоко увязали в пропитанном влагой песке. Глаза его были почти закрыты изза ветра и проливного дождя. Но всетаки он доехал до старой фермы. Здесь не чувствовалось никаких признаков жизни, ничто не говорило о присутствии Дейзи. Но вдруг перед входом он заметил свежесорванную траву. У него появилась надежда на то, что она всетаки здесь. Этьен спрыгнул с лошади, на мгновение остановился перед порогом у входа в дом, а затем шагнул внутрь. Вода ручьями сбегала с него, он был насквозь мокрый. Резко встряхнув головой, как дикое животное, которое отряхивает с себя воду, он посмотрел по сторонам.

— Этьен, — услышал он слабый голос Дейзи. Он едва разглядел ее в полумраке заброшенного дома. Дейзи стояла у дальней стены и дрожала.

— Наконец я нашел тебя, — спокойно сказал герцог. Он как будто зажег в ней огонек, от которого она должна согреться.

— Я замерзла, — сказала она дрожащими губами.

— Конечно, ты замерзла. — Он подошел к ней и слегка дотронулся до ее плеч. — Ты вся промокла. — Он снял кожаную куртку и накинул на нее. — Куртка хотя бы внутри сухая.

Она почувствовала исходящее от куртки тепло — тепло его тела.

— Теперь объясни, как ты попала в этот шторм. Я считал, что абсароки хорошо чувствуют погоду.

От куртки исходил его запах, а также знакомый запах его одеколона, который специально для Этьена изготавливали в Грассе. Этьен стоял очень близко от нее.

— Я рисовала море, волны, — объяснила она, — увлеклась, а когда увидела, что надвигается шторм, то быстро собралась и хотела уйти, но было уже поздно. Я решила, что ближе всего добираться сюда. Но по пути я совсем промокла.

— Я вижу, — сказал он таким знакомым низким голосом, что по телу ее опять прошел озноб.

Это изза того, что я промокла, сказала она себе.

— Этьен, не смотри на меня так. Я стараюсь бороться с собой, с твоим влиянием на меня, — прошептала Дейзи.

— Не нужно было бороться прошлой ночью у Надин, — пробормотал он.

— Да… я пытаюсь… Этьен, не подходи ко мне так близко, пожалуйста… — в голосе звучала растерянность.

— Я тосковал по тебе каждый день и каждую ночь, с тех пор как ты уехала. Я не смотрел ни на одну женщину. Клянусь честью!

— Я не знаю, что делать, — еле слышно сказала она.

— Правда? А если честно?

Его вопрос смутил ее, на замерзших щеках появился румянец. Слова остались несказанными, потому что он был прав.

Они оба знали этот непроизнесенный ответ, свою ненасытную жажду друг друга.

Она попыталась отступить от него подальше, но он спокойно заметил:

— Нам некуда идти, Дейзи, некуда.

— Я не хочу, чтобы ты притрагивался ко мне, Этьен. Я хочу забыть тебя, прошлой ночью единственное, чего я хотела, — вернуться в Монтану, чтобы мне легче было забыть тебя. Я хочу найти другого мужчину, — продолжала она с горячностью, — мужчину, у которого нет жены, нет длинного списка любовниц, который живет там, где живу я, который будет помогать мне заботиться о моем народе, того…

Движимый невыразимой, сумасшедшей ревностью, сжигаемый гневом и страстью, он быстро подошел, как будто хотел схватить этого «другого мужчину», и закрыл ей рот поцелуем, останавливая этот мучительный поток слов. Его пальцы больно впились в тело, когда он резко притянул ее к себе.

— Ты лжешь, — пробормотал он, оторвавшись на мгновение от ее губ. — Ты лжешь! — Его глаза странным образом стали почти черными с зеленоватым отливом; наверное, это был цвет ревности. — Скажи, другой мужчина сможет заставить тебя так дрожать? Скажи, изза другого мужчины ты будешь терять сознание? Скажи, черт тебя подери, потому что я не спал ни одной ночи спокойно в течение этих двух месяцев и хочу услышать правду!

Дейзи уже не было холодно; на ней, кажется, стала сохнуть одежда — таким горячим стало ее тело. Внизу живота собиралась горячая тяжесть, и тепло разливалось по всему телу, а сердце колотилось с сумасшедшей скоростью.

— Ты прекрасно все видишь и знаешь, черт тебя подери, — сказала она. — Ты хочешь услышать правду? Я хочу любить тебя. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. Я хочу, чтобы мы друг с другом занялись любовью. Достаточно ясно?! — закричала она, хотя он стоял совсем близко.

— По крайней мере, честно, — сказал он. — Наконецто.

— Тогда еще немного правды. Я не могу заснуть по ночам, изза того что хочу тебя, и по утрам, потому что ищу тебя рядом, чтобы ты поцеловал меня на рассвете. Я ненавижу привлекательность Надин, я ненавижу всех Клар и Лили, ненавижу твою жену, забравшую двадцать лет твоей жизни. Я думаю о тебе, когда пытаюсь работать и когда пытаюсь отдыхать. Я думаю о тебе, когда вижу любого высокого мужчину, где бы это ни случилось, когда ктонибудь с темными вьющимися волосами идет мне навстречу по улице. Я думаю о тебе, когда вижу ребенка, когда вижу малышей. И я ненавижу тебя за то, что ты заставил меня все это переживать, все это чувствовать.

Последние слова она прошептала: у нее перехватило дыхание.

— Роди мне ребенка, — очень мягко попросил Этьен. Впервые в жизни в нем говорили чувства, которые не поддавались никакому контролю.

— Не надо просить меня об этом, — прошептала в ответ Дейзи.

— Ты знаешь, сколько малышей было сегодня на пляже? — продолжал он. — Еще полгода назад я не обратил бы на это внимания. — Он втянул в себя воздух. — Это мания, наваждение. Пока в моей жизни не появилась ты, со мной просто не могло такого случиться.

— Обстоятельства против нас, Этьен. Нельзя принимать в расчет только наши чувства.

— Роди мне ребенка, — повторил он, не слыша ее слов.

— Это не так просто, — запротестовала она, но не оттолкнула его руки, его ладони согревали ее грудь.

— Это просто, очень просто. — Он легко целовал ее губы. — Остальное сложно.

Но чуть позже они забыли обо всех сложностях, обо всем на свете: их страсть, их желание были так велики, их любовь смела все преграды на пути друг к другу.

— Если у меня будет ребенок, — шептала Дейзи, когда он спустил с ее плеч рубашку, — это будет твоя вина, — но в ее голосе была слышна радость.

— Я напомню тебе об этом позже.

Она потянулась вверх и поцеловала его, обвив руками шею. Ее поцелуй был сладким, как мед. Они стояли, прижавшись друг к другу. Боже, как они соскучились, как соскучились их тела! Они несли любовную чепуху и наслаждались взаимным теплом.

— Тебе холодно?

— Уже нет, — улыбнулась Дейзи. Он шагнул к двери и слегка приоткрыл ее, впустив немного света.

— Чтобы лучше тебя видеть. Сняв свою рубашку, Этьен расстелил ее на полу. Сверху сухой стороной положил куртку.

— Если бы я мог быть более сдержанным, то подождал бы лучших условий, но после столь долгого ожидания…

Они раздели друг друга. Шторм бесновался вокруг, но они забыли обо всем, подчиняясь собственному ритму движений. У них был свой собственный мир, и окружающее доходило в него слабыми отголосками. Они лежали на грубом ложе, вдыхали запах мха, и их телам было жарко, несмотря на непогоду, бушевавшую за пределами их пристанища.

Они очень истосковались за прошедшие недели и теперь гасили свою жажду, наслаждаясь радостью обладания. Все, что сейчас с ними происходило, было как первый раз, какбудто они только что встретились, никогда не целовали друг друга, не прикасались друг к другу. Это было какоето волшебное ощущение, стремительное и романтичное, полное страсти и поэзии.

— Делать детей утомительно, это опустошает, — пробормотал Этьен после сладкого и страстного последнего мгновения. Дейзи лежала на его груди, он крепко прижимал ее к себе.

— Герцог, вы очень высокомерны. А откуда такая уверенность, что будет ребенок?

— Я слышал барабаны судьбы.

— Или своего сердца, — мягко сказала она, прижимаясь к нему и слыша под своим ухом мерный ритм его сердца.

— Или твоего.

— Или моего, — согласилась она, вдруг почувствовав, что могла бы проспать целый месяц, так она устала.

— Выбирай имя.

Она чтото сонно пробормотала.

— Тогда выберу я, если с ним, конечно, согласятся абсароки.

Но Дейзи уже спала, измученная страстью и предыдущими бессонными ночами. Она заснула счастливая. Его любовь была с ней и хранила ее.

Герцог не спал: безграничная радость охватила его, он был уверен, что обнимает мать своего будущего ребенка. Ее любовь была с ним и давала ему счастье.

Этьен держал Дейзи на руках, возвращаясь верхом в Ньюпорт. Ее лошадь шла сзади. Их беседа была беззаботной, а будущее представлялось радостным и бесконечным. Он сказал, что мог бы поехать с ней в Монтану, чтобы посмотреть на строительство железной дороги. Герцог собирался отправиться с Жоржем на Восток, но подготовка к экспедиции не требовала его присутствия, так что можно задержаться в Америке. Дейзи улыбнулась, и он в сотый раз поцеловал ее.