Рывком прижимаю её к себе и углубляю поцелуй. Крыша слетает с петель. Резко и необратимо. Я опускаю её на широкий матрас, что расположен прямо посреди склада. Она падает, рассыпая свои тёмные пряди по белой ткани. Они, словно ореол, обрамляют её безупречное лицо, что кажется мне почти фарфоровым в отблесках луны. Облизываю свои пересохшие губы и склоняюсь над ней. Отодвигаю одну чашку бюстгальтера и обхватываю губами её грудь, жадно втягивая её в рот. Миа выгибается в спине до хруста в позвонках, открывая мне больше доступа к острым соскам.

Ох, чёрт возьми.

Я сдираю хренов кусок ткани, откровенно мешающий мне насладиться ею полностью. Чуть ли не рву её бюстгальтер, отбрасывая его далеко в сторону. На нежной коже проступают красные полосы, которые я тут же залечиваю своей нежностью. Но моя девочка не хочет нежности. Нет. Она извивается под моими губами, под пальцами, не отпускающими её ни на секунду. Хватается то за мои волосы, причиняя приятную боль, то за шею, как за спасательный круг. Но в один короткий миг её пальцы цепляются за ткань моей рубашки, притягивая меня ещё ближе к её лицу. Сладкая истома проносится по всему моему телу, будто мучительно-долгая судорога, когда её пальчики продолжают пытку. Они проворно расправляются с пуговицами, пока её полные губы целуют каждый открывающийся кусочек моей обнажённой груди.

Прикрываю глаза от захлестнувшего меня блаженства. Это немыслимо хорошо. Правильно. Естественно. Её губы – на моей коже.

Миа спускает рубашку с моих плеч, и, не удержавшись, я прислоняюсь своей голой кожей к её. С любимых губ срывается рваный вздох. В мой кровоток пускают щедрую дозу Её. И, господи, как же это больно. Больно – оттого что кажется, сердце просто не выдержит. Любовь к этому человеку наполняет меня до краёв. Абсолютный избыток. Абсолютное и такое чистое счастье. Счастье, не запятнанное страхом разоблачения, сомнениями завтрашнего дня и опасениями сегодняшнего.

Она изводит меня. Упивается моим бешеным пульсом, зная, какой эффект производит её игривость. Кончик её языка очерчивает немыслимые узоры на моих ключицах, с особой любовью уделяя внимание выступившим костяшкам. Когда же её горячее дыхание обдаёт мою кожу, а губы ласково обхватывают мочку моего уха и посасывают её, моя выдержка кончается.

Я хватаю её за подбородок и дарю почти грубый поцелуй, лишающий нас обоих терпения. Затем соскальзываю с её влажных губ и разворачиваю лицо Мии в сторону – так, чтобы ей открылся прекрасный вид на нас. Касаюсь её шеи пальцами, начиная двигаться вниз. По вздымающейся груди, по её ребрам, по плоскому животу. Вниз. Остановившись на прозрачном кружеве, собираю ткань в кулак и оттягиваю её. Из её губ вырывается гортанный стон. Знаю, что ей тяжело видеть себя со стороны. Но она просто обязана! Обязана разглядеть то, как я восхищаюсь каждым миллиметром её бледной кожи. Ощутить себя желанной. Ощутить свою власть надо мной. Знаю, что играю с огнём. Искра уже пущена, и теперь остаётся только стоять и смотреть, как разгорается яростный огонь, отражаясь в моих зрачках алым маревом. Вскоре он достигнет и меня, но, в конце концов, мы оба жаждем этого, уже готовые сгореть дотла.

Мне хочется помучить Мию ещё немного, хотя понимаю, что извожу этим и себя. Но желание слышать её тихую мольбу берёт надо мной верх. Касаюсь её белья снова, рывком спуская трусики с ног. Резко ввожу в неё два пальца и делаю несколько круговых движений внутри. Миа вскрикивает, вонзая свои ногти в мою руку.

– Хватит, прошу тебя. Сейчас, Уилл! – слышу её сбивчивый шепот.

Как я могу ослушаться её? Это стало немыслимым. Моя девочка вся горит, когда я разворачиваю её лицом к зеркалу и вхожу в неё. Выгибается, словно тонкая струнка и подаётся мне навстречу. Звёзды врываются в тесное пространство комнаты, ослепляя нас. Продолжая двигаться в ней, я провожу пальцами свободной руки по её позвоночнику, не пропуская ни единой выпирающий косточки. Она стонет в голос, отчего всего меня прошибает крупная дрожь. Вижу в нашем отражении, как блаженно прикрываются её веки.

– Открой глаза, дорогая. Не закрывай их, слышишь? Посмотри, как ты прекрасна, – шепчу ей на ухо, призывая нас к сладкой гибели.

Зарываюсь носом в её шёлковые пряди, глубоко втягивая в себя её аромат. Я вновь превращаюсь в съехавшего с катушек наркомана. В зависимого, который упивается своим кайфом, достигая своей нирваны. Господи, она – моя нирвана. Моя точка невозврата. Моя финишная прямая на пути к грехопадению.

Ощущаю своей пульсирующей плотью, как её стенки сжимаются, приближая нас обоих к блаженному упоению. Тела становятся влажными, дыхание сбивается ко всем чертям. Собираю её волосы в хвост и чуть оттягиваю их назад, обнажая тонкий изгиб шеи. Снова кусаю её медовую на вкус кожу, испытывая при этом непреодолимую тягу поглотить её всю. Целиком. Такое дикое и животное чувство, что появляется каждый раз, когда всё заходит слишком далеко.

Не имея больше сил не видеть её лица, я немедленно разворачиваю податливое тело к себе, встречаясь с Мими глазами.

Проклятье, они совсем чёрные. Зрачки так расширились, что кажется, будто и она под таким же кайфом! Целую уголок её рта, подбородок, горло.

– Мой хороший, мой любимый мальчик, – с невыносимой любовью протягивает она, касаясь моего лица своими дрожащими пальцами. И, кажется, её тёмные изумруды уволакивают меня на самое дно, не оставляя возможности выбраться. Хотя… нужно ли мне выбираться?

Замечаю, как в уголках её глаз скапливается влага. Испугавшись за неё, отстраняюсь и стираю выступившие слёзы своими мозолистыми пальцами.

– Миа? – взволнованно шепчу я, всматриваясь в её расслабленное лицо.

Любимые руки притягивают меня к себе снова, а тело просит прежнего контакта. Она приподнимает ягодицы и с нежной тоской впивается в меня взглядом.

– Больше никогда не оставляй меня, слышишь? Мне до смерти хорошо. Сейчас. С тобой, – улыбаясь и качая головой, отвечает Миа. Её пальцы исступлённо и неотрывно гладят моё лицо. Я осторожно возвращаюсь в неё, отчего её губы опускаются ниже, целуя мою шею. Мы стонем в один голос, и сердце моё переполняется упоением этой девочкой. Моей. Девочкой. – Оставайся во мне вечно, – шепчет она, и из её глаз снова срываются слезинки, скатываясь по щекам.

Я не могу их выносить. Никогда не мог. В груди щемит от переизбытка эмоций. Наклоняюсь и ловлю её слёзы губами, попутно целуя горячие щеки и улыбающиеся губы. Моя. От макушки до кончиков пальцев на ногах.

Это предел.

Совершаю в ней ещё несколько глубоких толчков, и мы взрываемся вместе, глядя друг другу в глаза. Это выше страсти, выше нежности. Настоящее забвение, не имеющее никаких границ. Каждая клеточка наших тел чувствует этот фейерверк. Низ живота затягивает тягучая, словно мёд, истома. И мы наконец сгораем, оседая в пепел.

Воссоединение стоит пролитых ею слез. Стоит моей боли, которая теснилась в груди колючим осознанием. Отчаянно желаю высказать ей всё, что скопилось во мне за всё это время. Просить прощения, рассказать о встрече с матерью и о моих бессонных ночах, но я будто разучился говорить. Поэтому мы лишь молчим, выравнивая дыхание. Потом, всё потом. Я целую Мию посреди её груди и кладу туда свою голову. Её руки гладят мои взмокшие пряди, а единственное, что я слышу сейчас, – это сумасшедший ритм её сердцебиения.

Мне так хочется смеяться в голос. Ей – продолжать плакать от счастья. Но наша любовь – заслуженная. Выпрошенная общими молитвами у несправедливой жизни. Прошедшая испытания и всевозможные проверки. Наверное, оно таким и должно быть – настоящее, истинное чувство. Готовое преодолеть все тревоги и горести, оставаясь при этом чистым и непорочным.

И мы всё-таки познали это чувство, достигнув его высшей точки.

Эпилог.

POV Миа

Два года спустя

Моё счастье было тихим. Оно не отпускало меня с тех самых пор, как его губы скользнули по моей щеке тогда, в Атланте. Мы прошли через неимоверные препятствия, выдержав и горести и радости. Вместе. И сейчас моё счастье сидит внутри меня, по-прежнему вызывая щекочущее ощущение, словно в животе распускаются цветы. Бутон за бутоном. И, кажется, там уже целый сад, такой благоухающий и пышущий жизнью. Такая личная и проникновенная радость, которая заставляет тихонько улыбаться своим мыслям и глубоко дышать. Полной грудью дышать.

Вспоминаю тот вечер, когда Уилл представлял свой проект, и дрожь достигает самых кончиков моих пальцев. По своему обыкновению он был так красив. Всегда сложен, уверен в своих словах, открыт. И тогда я полностью ощутила: он мой. Все могли смотреть на него сколько угодно. Восхищаться, завидовать или воображать себе, каково оно, когда мой милый Уильям рядом. Могли, да. Но по-настоящему знала это лишь я одна. Именно это и заставляло меня по-идиотски улыбаться. Как он сказал в своей речи? Жуткие собственники? Верно, как раз ими мы и были.

Он не взял первое место, к моему удивлению. Хотя сам Уилл совсем не согласен со мной. Говорит, что он приобрёл нечто большее. Мне всё ещё не по себе от такого количества внимания, которое свалилось на меня после презентации. Пусть Уилл и не занял призового места, но о его «М» твердили все. Я была готова сбегать каждый раз, вечно прячась за его спину, как только мы встречали его знакомых и тех, кто присутствовал на защите проектов. А Уилл только смеялся и ещё крепче прижимал меня к себе. Это забавно, но с момента нашего официального воссоединения им всецело завладела гордость. Эгоист, собственник… Порой мне казалось, что он хочет кричать на весь мир, превознося меня, целуя у всех на глазах: «Она моя! Моя бывшая сестра и главная любовь моей жизни. Посмотрите же, посмотрите все!».

Этот взрослый парень превращался в задорного мальчишку, который хвастал и чувствовал себя при этом властелином мира. И я так любила эту его сторону. Разве не в этом ли весь смысл? Испытывать эту детскую непосредственность, свежесть и естественность момента? Да мы живем только ради этих моментов! И это так невообразимо хорошо. Правильно. Так, как должно быть.