Вперед! Искать! Всем искать!

Гридни, вооружившись и взяв про запас факела, снаряжали обоз на поиски. Свенельд не стал дожидаться. Вскочив на коня, он помчался в сторону леса. Он плутал в лесной чаще до ночи, пока не нарвался на знак. Увидев его он заорал на весь лес:

– Мал!!! Проклятый Мал! Это ведь ты! Это ведь твой венок с алой лентой! Дочь твоя, глупая Малуша, так выделилась! Покажись, ублюдок древлянский! Верни мне Люта, я не трону тебя, обещаю! Только верни живым.

Мал показался не сразу, доведя воеводу до бешенства своим молчанием. Тот бросил коня и бродил до утра, пока не вышел к мелководному озеру в глубине леса, которое воняло торфом. Здесь и увидел воевода своего заклятого врага. Бородатый и заросший, он походил на облезлого козла, его лохмотья сливались с мхом, скулы обвисли, а глаза вылезли из орбит. Он держал крюк, стоя на плоту. Прямо в воде, из которой торчала голова Люта. Этим крюком Мал поддел голову Люта. Сын воеводы все еще был жив, он моргнул, но увидев отца, не мог вымолвить ни слова.

– Вот и свиделись, Свенельд! – нарушил тишину леса Мал, – Не ждал, небось, еще раз со мной встретиться…

– Отпусти Люта, тогда и поговорим… – прощупывал почву Свенельд, медленно подступая, словно чуя подвох, к плоту своего врага.

– Коль отпущу корягу, потеряешь сына. Здесь торфяное болото. На волоске его жизнь. Да и ты увязнешь, если приблизишься. Только старожил вроде меня знает, как выбраться отсюда. Только я не хочу. Здесь мой дом. Отсюда тебя меня не выкурить.

– 

Я дам тебе золото… – сделал еще один шаг Свенельд.

– К чему мне золото в этом лесу. – отверг предложение Мал.

– 

Тогда чего ты хочешь?

– Все, что я хотел, даже, что имел, ты у меня отнял. Уважение, семью, дом. Ты надругался над моей дочерью. Лишил жизни не родившееся дитя. Чего же мне желать, кроме мести?..

– Возьми мою жизнь! – увязнув в болоте по колено, Свенельд продолжал приближаться… – Отпусти Люта.

– Что, не вышло сделать из сына убийцу невинного дитя!? Он ведь хотел убить мальчика. Кто бы мог подумать, что я спасу варяжского выродка от гибели. Видать, по твоему научению завел сынок твой мальца в непроходимые чащи. Хотел бросить к волкам в яму, растерзали б мальца, если б не я. Ну а дальше, ты видишь… В лесу этом со мной, стариком, трудно соперничать. Только Домаслав мог, но и его ты убил…

Свенельд застрял по грудь, и Мал отпустил крюк. Лют провалился в бездну, и болото поглотило сына воеводы утробным звуком.

– Тебе не выбраться из этого болота. Зря ты пришел в чужой лес…


Глава 43. Отчаяние.


Отчаяние бывает и у злодея. Свенельд остался жив, но пережил своего Люта.

Он не хотел тянуться к корягам, что протягивали ему опоздавшие гридни княжича. Только сейчас он осознавал, что было тем единственным, что наделяло смыслом его ненависть. Вовсе не для себя он расчищал путь к варяжскому трону. Все это время он мечтал лишь об уважении и признании заслуг. Но не получил, казалось бы, малого. Его не ценили, в каждом его слове чувствовали подвох, ему не доверяли.

Возможно, это было взаимно, но в этом мире все же был один единственный человек, который верил ему безоговорочно и готов был выполнить любое поручение не за деньги, как это делал наемник, не за страх, как рабы, а просто потому, что знал – отец не посоветует плохого и все делает для своего чада. Они мечтали об одном и том же. Они хотели избавиться от чванливых рюриковичей. И цель эта была как никогда близка…

Воеводу тащили на плаще, ощупывая дно посохами. Потом, когда вышли на сушу, подняли на руки и уложили в повозку. Он стонал, не от боли, а от потери смысла.

– Мы не смогли достать Люта. Его засосало болото, видать запутался в тине… – опустили головы гридни.

Темнело. Эти недоумки не найдут его сына. Да и не к чему… Свенельд не слышал. Он встал, как только понял, что повозка движется по направлению к острогу княжича Олега. Это была не его дорога.

Забрав коня у одного из гридней, Свенельд помчался в столицу. Он был жив лишь телесно. Душа его теперь не просто очерствела, она сгорела как тот тленный гриб, что грызет старую крону проклятого леса, а потом вспыхивает, как искра, и сжигает целый город…

Он стал собственной тенью. Конь нес его, подбрасывая на седле, с каждым прыжком перелистывая безвозвратные страницы его жизни, которая исчезла вместе с Лютом.

Кто виноват в том, что это случилось с ним? Он остался совершенно один. А выродки Святослава все еще были живы, и кичились своим происхождением, как прежде это делал их дед Игорь… Есть и этот байстрюк Владимир, выродок Малуши, которая пренебрегла его словом.

Злодей черпает силы в собственной ненависти. И не уповает на месть Небес. Конь нес его не к столице, а к новому смыслу. И он обрел его, когда оказался на одном из семи холмов. Внизу простирался великий город. Пусть не такой красивый, как заоблачный Царьград, но такой же вожделенный.

Он всегда встречал злодея прохладно. Суровый и мрачный Киев. Эти Рюриковичи и их прихлебатели никогда не видеди в этом городе сияние и силу, мечтая о чеканном золотом Царьграде. Только он полюбил его всем сердцем и хотел обладать им безраздельно.

Они не заслужили этой красоты и величия на Днепре. Они хотели обрести силу ромеев, не признавая собственного предназначения быть выше всех. Варяги глупы! Ведь это и есть мечта. Это и есть Царьград. За него можно убить любого. И право убить любого должно принадлежать только тому, кто презрел собственную жизнь и кому нечего терять…

Свенельд засмеялся, уткнувшись в серое небо, которое ответило ему громом.

– Святослав! – закричал он, срывая связки, – Я предал тебя! Ты мертв! Но ты оставил на этом свете целый выводок! А я нет!!! Так смотри же, что будет дальше!!!


Глава 44. Полукровка.


Княжичу исполнилось четырнадцать. Владимир рос под надзором христианки-кормилицы и новгородского наместника Киевской Руси, которого одни знали как воеводу, другие как тысяцкого. Добрыню Никитича уважали все сословия. За силу и рассудительность.

– Дядя, почему моя мама не живет со мной!? – спросил княжич, пронзив воеводу своим ястребиным взглядом темно-карих, почти черных, как угли, глаз.

– Такова воля твоей великой бабки, княгини Ольги. И ничего здесь не сделаешь. Милость свою она забрала с собою в могилу. Но поверь, так было надо. А мать ты будешь навещать, как и прежде. Она в добром здравии и ни в чем не нуждается… – бас воеводы не терпел возражений, сказал – как отрезал.

– Отчего она так решила, ведь она была христианкою, это ведь добрая вера!

– Я не силен в толковании божьего, на то есть жрецы. Но мать твоя, сестра моя Малуша, всегда говорила, что она спасла и тебя, да и ее, от неминуемой гибели. А сейчас просто не хочет испытывать судьбу. Ольгу почитают внуки, твои единокровные братья, нечего им давать повод озлобиться. Пусть все будет, как есть. От этого нам не хуже.

– Каковы они, мои братья! – вдруг спросил Владимир, –Считают ли равным, хотят ли знакомства? Скучают ли, как я.

– Думаю, заботы о государстве мешают им вспомнить о брате, но вы еще встретитесь. Обязательно. – заверил Добрыня. – И этой встрече не помешает даже воевода Свенельд. До сих пор не ведаю, как так вышло, что отец твой, славный и удачливых в походах Святослав погиб, а Свенельд жив…

– 

Я не знаю Свенельда, – почесал голову княжичь.

– Достаточно того, что его хорошо знает твоя бедная мать… – задумчиво изрек Добрыня

– А мои братья… Они не станут задирать нос и называть ублюдком!? – этот вопрос интересовал княжича куда больше, чем история попавшего в опалу, но потом восставшему из пепла старого воеводы, которого чтил за заслуги и знание ратного дела старший брат Ярополк.

– Выбрось из головы! Не станут. Но лучше, чтобы встреча состоялась, когда ты окрепнешь, и дружина наша вместе с тобой. – твердо выпалил Добрыня.

– 

То есть, мне стоит их боятся?

– Не их, а рока. Иногда судьба доставляет хлопоты. Даже они друг с другом вздорят. Доносятся и такие слухи. А ты для них хоть и единокровный, но не родной. Мать ведь твоя древлянка.

– 

И что в этом плохого?

– По мне, так ничего. Наоборот, ты и у славян, и у варягов свой. Это и может злить. А еще то, что имя тебе дала сама княгиня Ольга. И сказала, что владеть ты будешь всем миром. Русь ведь частичка этого мира! Не так ли, Владимир?..


Послесловие от автора


Вот и завершил я свою седьмую по счету книгу. Но пусть не убоится мой читатель, поклонник моего литературного творчества, все мои романы автономны. И написаны в разных жанрах.

После криминальных триллеров и антиутопий о механизмах госпереворотов, судьба волей Случая, а он, как известно лишь псевдоним Бога, окунула меня в исторический экскурс.

Наткнувшись на «Историю государства Российского» Николая Карамзина, я вдруг отчетливо осознал, что досточтимый современниками и воспетый потомками «русский Стерн», сумевший объединить историю и сентиментальную беллетристику, немного не добрал источников! Особенно это проявилось в главах, посвященных периоду становления Руси от Рюрика до князя Владимира. И опирался он в основном на русских летописцев, в частности на монаха Нестора, автора «Повести временных лет». Смелое и дерзкое заявление, не так ли!? Но не смешивайте меня с грязью, не выслушав, я не собираюсь оспаривать мэтра и не претендую на лавры признанного авторитета.

Однако, смею утверждать, летописцы всегда ангажированы и призваны прославлять своих правителей. Карамзин один из самых рьяных защитников самодержавия, его трактовки и выводы, красноречиво свидетельствуют о том, что русские цари умели находить таланты. И давали им возможность писать, в комфорте. Обласканный императором, автор отрабатывал свой хлеб блестяще. Это нормально. Но здесь заканчивается история, и начинается пропаганда. Ну, или контрпропаганда. Как угодно.