— И тогда вы впервые встретились с Маркс, — подсказал Лео.

— Нет, ее не было в Лондоне. Хотя Кэт хотела остаться с матерью, ее отослали к тете и бабушке с отцовской стороны. А ее отец, не желавший сидеть у постели больной, тоже покинул город.

— Образец благородства, — угрюмо заметил Лео.

— В последние дни за Николетт ухаживала одна местная женщина. Это она рассказала мне о Кэт. Я хотел было навестить девочку, но потом раздумал. В моей жизни не было места незаконнорожденной сестре. Она была почти вдвое младше меня и нуждалась в женской заботе. Я решил, что ей будет лучше под опекой тети.

— И решение оказалось правильным? — через силу выдавил Лео.

Лицо Гарри приняло непроницаемое выражение.

— Нет.

Казалось, в этом односложном ответе заключена целая история. Лео очень хотелось бы услышать ее.

— Что же случилось дальше?

— Я решил остаться в Англии и попробовать себя в гостиничном деле. Поэтому я отправил Кэт письмо, сообщив, куда послать весточку, если ей что-нибудь понадобится. Несколько лет спустя, когда Кэт сравнялось пятнадцать, она написала мне, попросив о помощи. Я нашел ее… в довольно трудных обстоятельствах. Жаль, что я не приехал к ней раньше.

Ощутив укол необъяснимой тревоги, Лео уже не мог разыгрывать безразличие.

— Что значит, «в трудных обстоятельствах»?

Гарри покачал головой:

— Боюсь, это все, что я могу вам поведать. Остальное решать Кэт.

— Черт возьми, Ратледж, вы должны мне все объяснить. Я хочу знать, как в это дело ввязалась моя семья и почему мне выпало несчастье жить в одном доме с самой сварливой и вздорной гувернанткой во всей Англии.

— Кэт нет нужды работать. У нее достаточно средств, чтобы вести независимую жизнь. Я щедро ее обеспечил, и она вольна делать все, что пожелает. Кэтрин четыре года проучилась в пансионе и еще два проработала там учительницей. А потом явилась ко мне и сказала, что устроилась гувернанткой в семью Хатауэй. Кажется, в это время вы с Уин были во Франции. Придя наниматься на работу, Кэт сумела понравиться Кэму и Амелии. Беатрикс и Поппи, несомненно, нуждались в ней. Похоже никому не пришло в голову спросить, достаточно ли у нее опыта.

— Ну еще бы, — желчно проворчал Лео. — Мое семейство не придает значения таким пустякам, как опыт работы. Уверен, принимая ее на службу, они первым делом поинтересовались, какой у нее любимый цвет.

Гарри не удержался от улыбки:

— Тут вы, бесспорно, правы.

— Но зачем Маркс пошла в услужение, если она не нуждается в деньгах?

Ратледж пожал плечами.

— Ей хотелось понять, что такое семья, хотя бы взглянув со стороны. Кэт уверена, что у нее никогда не будет собственной семьи.

Лео недоуменно сдвинул брови, силясь осмыслить услышанное.

— Но ей ничто не мешает обзавестись семьей, — заметил он.

— Вы так думаете? — В холодных зеленых глазах Ратледжа мелькнула насмешка. — Вам, Хатауэям, никогда не понять, что значит расти в одиночестве, среди людей, которым на вас плевать. В конце концов вам неизбежно начинает казаться, что вы сами виноваты в своем несчастье, что вы недостойны любви. Это горькое чувство обволакивает вас плотной пеленой и становится вашей тюрьмой, а вскоре вы уже своими руками заколачиваете окна и двери, не позволяя никому приблизиться к вам.

Лео внимательно слушал, понимая, что Гарри говорит не только о Кэтрин, но и о себе. «Ратледж прав», — признал он. Даже в дни самого черного отчаяния Лео всегда знал, что у него есть любящая семья.

Он впервые понял, что совершила Поппи, разрушив невидимую стену, которой окружил себя Гарри.

— Спасибо, — тихо произнес Лео. — Я вижу, вам нелегко было говорить об этом.

— Совершенно верно. — Сохраняя полнейшую серьезность, Гарри добавил: — Хочу, чтобы вы уяснили себе одну вещь, Рамзи. Если вы обидите Кэт, мне придется вас убить.

В уютной, со вкусом обставленной спальне Поппи в одной ночной сорочке полулежала на кровати с книгой в руках. Услышав шум приближающихся шагов, она подняла глаза и радостно улыбнулась вошедшему в комнату мужу. Изящный, темноволосый, он казался воплощением мужской красоты. Сердце Поппи учащенно забилось. Гарри слыл человеком загадочным и даже опасным, как утверждали те, кто хорошо его знал. Но с женой он всегда был искренен и нежен.

— Ты говорил с Лео?

— Да, любовь моя. — Сняв сюртук, Гарри бросил его на спинку кресла и подошел к кровати. — Он хотел расспросить меня о Кэт, как я и думал. Я рассказал ему о нашем с ней прошлом, не углубляясь в подробности.

— Ну и что ты о нем скажешь? — Поппи знала, что Гарри, как никто другой, умеет читать в душах людей, угадывая их мысли и побуждения.

Гарри развязал галстук, оставив его висеть на шее.

— Рамзи увлечен Кэт куда больше, чем ему хотелось бы, это ясно. И мне это не по душе. Но я не стану вмешиваться, пока Кэт не попросит о помощи. — Протянув руку к обнаженной шее жены, он легко провел кончиками пальцев по ее горлу, нежно коснулся трепещущей голубой жилки. У Поппи участилось дыхание. Видя, как медленно розовеет ее прелестное лицо, Гарри хрипло прошептал: — Отложи книгу.

— Но я как раз дочитала до самого интересного места, — с притворной скромностью возразила она, поддразнивая мужа.

— Твой роман и вполовину не так интересен, как то, что случится сейчас с тобой.

Резко отбросив покрывало, Гарри склонился над женой… и забытая книга полетела на пол.

Глава 4

Кэтрин надеялась, что Лео, лорд Рамзи, еще не скоро вернется в Гэмпшир. Возможно, если пройдет достаточно времени, полагала девушка, им удастся притвориться, будто того поцелуя в саду вовсе не было.

А пока Кэтрин оставалось лишь теряться в догадках, зачем Лео поцеловал ее.

Скорее всего он просто забавлялся за ее счет, открыв новый способ вывести ее из равновесия.

«Будь в жизни справедливость, — с горечью думала она, — Лео был бы тщедушным лысым коротышкой, вдобавок рябым». Но судьба наделила его красотой, силой и ростом в шесть футов, а еще темными волосами, голубыми глазами и ослепительной улыбкой. Самое ужасное, что мерзавец Лео вовсе не походил на последнего негодяя. Он казался порядочным, великодушным и благородным, самым милым джентльменом, какого только можно себе представить.

Эта иллюзия развеивалась, стоило лорду Рамзи открыть рот. Грубость и язвительность сочились изо всех его пор. Он не щадил никого, и меньше всего самого себя. За год, что Кэтрин знала Рамзи, тот успел показать самые мерзкие стороны своего нрава, и любые попытки осадить его лишь подливали масла в огонь. Особенно если эти попытки исходили от Кэтрин.

Лео был человеком с дурным прошлым и даже не пытался это скрывать. Он без смущения говорил о своем беспутстве и пьянстве, о бесконечных скандалах, драках и буйстве, которые принесли столько горя семье Хатауэй. Складывалось ощущение, что ему нравится быть отъявленным мерзавцем или по крайней мере считаться таковым. Он мастерски играл роль пресыщенного аристократа, в его глазах застыла циничная усмешка человека, успевшего к тридцати годам устать от жизни, взяв от нее все.

Кэтрин не желала иметь с мужчинами ничего общего, тем более с красавцем, излучающим столь опасное очарование. Такому, как Лео, нельзя доверять. Возможно, самые черные дни у него еще впереди. А если нет… вполне может оказаться, что череда несчастий ждет саму Кэтрин.

Как-то днем, примерно через неделю после отъезда Лео из Гэмпшира, Кэтрин провела несколько часов на природе вместе с Беатрикс. К сожалению, подобные прогулки отнюдь не означали степенную ходьбу по садовым дорожкам, которую предпочитала Кэтрин. Беатрикс не гуляла, она исследовала природу с жадностью естествоиспытателя. Эта неугомонная особа любила забрести подальше в лес, внимательно изучая деревья и кусты, грибы и мхи, птичьи гнезда, паучьи сети и земляные норы.

Беатрикс подбирала всех обездоленных божьих тварей, лечила и выпускала на волю, а если те не могли сами о себе позаботиться, оставляла их жить в усадьбе. В семье все давно привыкли к зверушкам Беатрикс, и если по гостиной семенил вразвалку ежик или на обеденном столе скакала пара кроликов, никто не придавал значения подобным пустякам.

Чувствуя приятную усталость после долгой прогулки, Кэтрин присела за туалетный столик и распустила волосы.

От тугой прически и шпилек немного болела голова. Слегка погладив кончиками пальцев виски и затылок, девушка отбросила на спину пышные белокурые локоны. Сзади раздалось чье-то радостное верещание. Оглянувшись, Кэтрин увидела, как из-под комода вылезает Доджер[1], ручной хорек Беатрикс. Его длинное верткое тело грациозно изогнулось, и зверек с белой перчаткой в зубах скакнул к Кэтрин. Проказливый воришка любил таскать всевозможные вещи из ящиков, коробок и шкафов и прятать их в укромных местах. К огорчению Кэтрин, Доджер отдавал явное предпочтение именно ее гардеробу. Унизительные поиски подвязок для чулок по всему Рамзи-Хаусу давно стали для нее обыденным ритуалом.

— Ты просто здоровенная крыса, — проворчала Кэтрин, когда хорек вытянулся, положив крошечные передние лапки на край ее стула. Погладив Доджера по мягкой лоснящейся шерстке, она пощекотала ему макушку и осторожно высвободила перчатку из зубов зверька. — Стащил все мои подвязки и теперь перешел на перчатки, да? — Глазки Доджера дружелюбно поблескивали на острой мордочке с вытянутым темным пятнышком, похожим на маску. — Куда ты спрятал мои вещи? — спросила Кэтрин, положив перчатку на столик. — Если я не найду твой тайник, мне придется подвязывать чулки веревкой.

Усы Доджера встопорщились. Зверек плутовато ухмыльнулся, показав мелкие острые зубы, и соблазнительно выгнул спинку. Улыбаясь против воли, Кэтрин взяла со столика щетку и провела по золотистым локонам, рассыпавшимся по плечам.