Лариса Шкатула - Замуж не напасть

– Так кто же из этих двух людей все-таки победил? – спрашивает Евгения.

– Победил второй, – отвечает Толян. – Я рассказываю тебе все, чтобы ты знала, как я сражался с самим собой. Начинать жизнь сначала – разве это не здорово?

Он улыбается уголками губ.

– Ты все сказал?

– Не все. Вчера я купил участок земли, и мы могли бы начать строить дом. Ты согласна?

Евгения пододвигается к нему и кладет голову на колени.

– С тобой я на все согласна. И ничего не боюсь.

Она не видит, как на его лице мелькает тень тревоги: он опять не сказал ей всего! Усилием воли Толян отгоняет беспокойную мысль и склоняется над ней…

– Я отвезу тебя на работу! – говорит Толян, заглядывая утром к ней на кухню со щеткой в зубах.

– Вынь щетку изо рта, поросенок! – смеется Евгения. – Ты весь в зубной пасте!

Она делает бутерброды и напевает. Как хорошо! Забыты страхи и неприятности. Она пьет кофе и украдкой прижимается ногой к его ноге – лишь бы коснуться! А когда они едут в машине, придвигается поближе и с наслаждением вдыхает его смешанный с кожей куртки запах.

– Какое-то время мы не увидимся, – говорит ей Толян. – Все же лучше тебе еще пожить у мамы…

– Ты вернешься домой? – ничего не понимает она.

– Нет. Я же сказал, поживу у друга.

– Но ты мог бы пожить в моей квартире!.. Тем более что меня там не будет!

Толян, ничего не отвечая, целует ее и, выйдя из машины, открывает дверь с другой стороны – совсем как в кино! Действительно, чего сидеть, она уже приехала!

– Я тебе позвоню! – кричит Толян ей вслед.

И ему как будто безразлично, что она об этом подумает…

Вообще-то Евгения везучая. Из всех переделок последнего времени она выбирается с минимальными потерями.

Ах да, любимый мужчина после ночи полетов во сне и наяву сказал только: «Я тебе позвоню!» И исчез с глаз долой! «Хоть плачь, хоть смейся, но опять задержка рейса!» Так, кажется, пел Высоцкий.

Сегодня третий день, как она ждет звонка. Дождь за окном уже не льется струями по стеклу, а звякает льдинками. На улице так похолодало, что капли, не долетев до земли, превращаются в ледяные иголочки, вслед за которыми начинает сыпаться снежная крупа.

Мысли о работе сегодня никак не держатся в голове. Евгения встает из-за стола и подходит к окну кабинета. Снаружи поднимается поземка. Прохожие, съежившись, быстро спешат мимо, пряча лицо от ледяного ветра…

Не мог же Толян над ней просто посмеяться? Нет, так нельзя даже думать! Ну почему воображение непременно подсовывает ей домыслы, от которых и вовсе жить не хочется? Видимо, как всегда, дело лишь в ней самой! Неверие в него начинается с неверия в себя, в собственную значимость и привлекательность. Люба сказала бы: верь в худшее, а лучшее само придет!

Пороша шуршит по стеклу, как будто кто-то шаля бросает в окно горстями крупный песок. Почему он не звонит?

Он разлюбил ее! Он понял, какая она неразборчивая! В течение небольшого времени – Алексей, Виталий, он сам…

Евгения плачет. Слезы катятся по щекам, а она никак не может найти платок и вытирает их рукавом свитера.

Звонит телефон. Молодой женский голос говорит:

– Мне нужна Евгения Андреевна.

– Я слушаю.

Девушка, запнувшись, проговаривает:

– Это вам из четвертой горбольницы звонят. К нам привезли вашего мужа – Аристова Анатолия Васильевича.

– Как – привезли? – спрашивает Евгения. – Он сам не мог дойти?

Вопрос звучит по-идиотски, но Евгения, оглушенная этой новостью, никак не может сосредоточиться.

– Как бы он дошел? – Девушка удивляется ее непонятливости. – Он попал в аварию!

– Вы это серьезно? – не верит Евгения.

– Какая вы странная! – недоумевают на том конце провода. – Такого я еще не слышала. Ее муж в реанимации, без сознания, а она…

Тут только до Евгении доходит: с Толяном действительно случилась беда! Она бросается к пальто, зачем-то открывает сумочку… нет, надо сначала позвонить!

– Валя! Валентин Дмитриевич! – выдыхает она в трубку. – Аристов! Толя! Он в больнице! Попал в аварию!

– Конечно, Евгения Андреевна, все, что нужно! Рассчитывайте на меня! – взволнованно откликается он. – Савелий вас отвезет, я распоряжусь! Позвоните мне из больницы, не нужно ли чего-нибудь!

«Мерседес» мчится по городу.

– Савка, скорость! – слабо протестует Евгения. – Гаишники остановят!

Но сердце ее будто летит впереди машины. Савелий чувствует ее напряжение и только спрашивает:

– Твой родственник?

– Больше чем родственник! – говорит она. – Самый близкий на свете человек!

Евгения поднимается бегом по лестнице, хотя и слышит шум работающего лифта. Стеклянную дверь с надписью «Реанимационное отделение» она находит сразу и уже собирается рывком преодолеть освещенный лампами дневного света коридор, как ее останавливает худенькое суровое существо, по виду медсестра:

– Женщина, куда вы?

Евгения уже успела переодеться в белый халат, но, очевидно, здесь разрешается быть не многим посторонним, так что затеряться среди них невозможно.

– Я к Аристову! Мне нужно! Здесь лежит мой муж!

– Все равно вам придется получить сначала пропуск у главного врача.

У Евгении нет с собой никаких документов. Она беспомощно оглядывается – кто ей может помочь? Но тут поверх ее плеча протягивается рука с белым картонным прямоугольником и знакомый голос говорит:

– Вот ее пропуск!

Кузнецов! Один из друзей Толяна, с которыми он играл в преферанс. А она пробежала мимо, ничего не видя вокруг.

– Саша! Ты не знаешь, что с Толей? – бросается к нему Евгения.

– Пока без сознания, – уклончиво отвечает он. – Ударились лоб в лоб, обе машины в лепешку!

– Подержи! – Она сует ему пальто и сумку и спешит по коридору.

– Вторая палата! – кричит Кузнецов ей вслед.

Толян лежит на такой же кровати, на какой лежала когда-то Серебристая Рыбка, и от этой невольной аналогии Евгении становится жутко: нет, только не это! Юля хотела умереть, но Толян всегда был полон жизни!

Она подходит ближе. Аристов весь опутан тонкими проводами, будто он попал в гигантскую паутину и тот, кто в ней сидит, выпил у него всю кровь – так бледно и безжизненно его лицо. Лоб Толяна заклеен большим куском пластыря. Кровавая ссадина на подбородке обработана каким-то бордовым раствором и от этого выглядит зловеще.

Она прикасается к его руке. Холодная! Да жив ли он? Кажется, пульс бьется. Аристов лежит без движения, даже ресницы его не шевелятся, когда она пробует позвать его по имени.

Наверное, она сидит возле него слишком долго, потому что приходит Кузнецов и некоторое время стоит позади нее, потом трогает за плечи, предлагая выйти.

– Я сдал твое пальто в гардероб, – говорит он, – а номерок положил в сумку.

– Как это случилось? – спрашивает Евгения. – Толян же всегда был классным водителем.

– Погода, – пожимает плечами Кузнецов. – Она изменилась так внезапно. Начался гололед. Машину другого водителя развернуло на шоссе и вынесло на встречную полосу… Ему повезло гораздо меньше: он скончался на месте.

– Известно, кто он?

– Фамилию не знаю. Какой-то майор милиции. Евгения вздрагивает: «Майор милиции? Неужели это Сергей Зубенко? Толян сознательно пошел на такой риск?»

– Значит, когда Толян поправится… – размышляет она вслух.

– Ничего не будет. Происшествие квалифицировано как несчастный случай.

– Кто меня сюда вызвал? Как Толину жену?

– Вообще-то я, – конфузится он.

– Мне на работу звонила женщина.

– Знаю, – кивает Кузнецов, – я попросил медсестру…

– Я останусь возле него, – говорит она.

– Я не стал сообщать матери, – признается Александр, – говорят, в последнее время у нее часто прихватывает сердце… Тебе придется дежурить одной. Может, пригласим сиделку?

– Никого не надо! Я сама! Он молча сжимает ее руку.

– Там, в тумбочке возле кровати, продукты. Поешь. Тебе понадобятся силы. И еще я хочу сказать – здорово, что у Толи есть такая женщина!

Евгения возвращается в палату и садится возле кровати Аристова. Ей трудно без слез смотреть на его безжизненное лицо, но она продолжает с надеждой всматриваться: она не хочет пропустить момент, когда он придет в себя. И, увлекшись, не замечает, как в палату входит врач.

– Нет необходимости сейчас вот так сидеть возле больного, – ласково говорит врач. – Мы дали ему снотворное. Сильное сотрясение мозга, – ему необходим покой… А вам можно пойти поужинать. Возможно, наша столовая не слишком изысканна, но кормят в ней довольно сносно. Вашего мужа мы внесли в списки, так что вам достаточно будет назвать фамилию. И выше нос! Я уверен, что сообща мы поставим его на ноги.

– Правда? – Евгения поднимает на него засветившиеся надеждой глаза.

– Конечно, правда! Компрессионный удар позвоночника – штука коварная, но мы будем надеяться на лучшее… Меня зовут Евгений Леонидович, я – лечащий врач вашего мужа.

– А я – Евгения Андреевна.

– Вот видите, мы к тому же и тезки… Ночью, думаю, он придет в себя. Позовете дежурного врача.

Он уходит. Может, и правда поесть? Но она не чувствует аппетита.

Палата похожа на те больничные заведения, которые показывают в западных фильмах. Разве что приборов, контролирующих состояние больного, поменьше. Зато помещение новое, а белье на постели белоснежное. Недаром говорят, что четвертую горбольницу курирует сам мэр города.

К ночи Толян все еще не приходит в себя, но медсестра объясняет ей, что вводит ему вместе с другими лекарствами и снотворное.

– Пусть поспит до утра, а то проснется часа в два ночи. Да и вам нужно поспать…

Евгения своими воспаленными от волнения мозгами не сразу понимает: сестричка колет больным снотворное, чтобы среди ночи ее никто не беспокоил.

Часов в одиннадцать санитарка приносит в палату раскладушку и белье: