Диллон пошел впереди Леоноры вниз, направляясь по темной лестнице к своим комнатам. Однако думал он не об окружавшем его мраке, а о свете и красоте, которые внесла в его жизнь эта непонятная женщина.

Глава одиннадцатая

Леонора мерила шагами комнату. Взад и вперед, взад и вперед. На ходу она невольно поморщила носик, ощутив затхлый запах, исходивший от пола. Она подняла глаза на Руперта, который стоял на посту у дверей, и поинтересовалась:

– Как давно настелили этот камыш? Парень пожал плечами.

– Я сам помогал срезать его – это было с год назад, а может, и того больше.

– Год назад… – Она нагнулась и взяла в руки горсть высохшего и ставшего трухлявым тростника. – Он уже никуда не годится. Все это необходимо собрать и сжечь, а на пол настелить новый.

– Миледи, у нас нет никого, кто мог бы заняться подобной работой. Сейчас все руки заняты подготовкой к осаде.

– А чем же занимались слуги весь этот год? Или тоже готовились к осадам? Кажется, у вас все только этим и заняты? Войны и сражения, да? Что же, ни у кого нет времени сделать дом более уютным? Или никто не занимается хозяйством в крепости?

Парень залился краской так, что у него покраснела даже шея.

– Диллон поручил Флэйм руководить всем своим хозяйством. Но девочка предпочитает скакать по холмам с деревенскими ребятами, а не заводить в доме новые порядки, так что все остается по-прежнему. Флэйм считает работу по дому тяжелой и нудной.

– Ах, вот как, тяжелой и нудной? Тогда я скажу, что занималась этой тяжелой и нудной работой с того момента, как мать перестала кормить меня молоком. Мне кажется, поскольку нам с тобой совершенно нечем заняться и заполнить эти бесконечно длинные дни, Руперт, мы могли бы помочь мистрис Маккэллум и выполнить часть этой тяжелой и нудной работы. По крайней мере, в пределах этих комнат. – Леонора закатала рукава и принялась собирать камыш в кучи. Наконец-то она нашла способ сорвать на чем-нибудь весь свой гнев и все раздражение. Утомительная работа всегда помогала ей успокоиться. – Я никогда не могла сидеть сложа руки. Особенно если есть неотложные дела, подобные этому.

Парень изумленно наблюдал за тем, как высокородная английская леди собрала целую охапку камыша, вынесла его на галерею и бросила вниз. Леонора почувствовала удовлетворение, услышав, как возмущенно выругался стоявший внизу часовой, когда грязный камыш посыпался ему на голову.

– Но, миледи, кто же нарежет свежий тростник?

– Мы с тобой достаточно молоды и сильны.

– Но вам нельзя покидать эти комнаты. И я должен оставаться тут и караулить вас.

Неужели ничто на свете не может поколебать этого юношу? Ну ладно, по крайней мере, она попыталась. Она улыбнулась, посылая парню самую невинную из своих улыбок.

– Тогда, похоже, Флэйм и мистрис Маккэллум придется послать одного из слуг заняться этим делом. Что же касается меня… – Она нагнулась, собрала еще охапку тростника, вынесла его на галерею и снова бросила вниз. – Я не желаю проводить еще одну ночь в помещении, которое больше подходит не людям, а скотине.

Молодой охранник беспомощно стоял у дверей, пока Леонора собирала камыш с пола. Когда в комнатах не осталось ни одного стебля, она сказала:

– Ты бы лучше послал за кем-нибудь из слуг, Руперт. – Увидев, что парень колеблется, она добавила: – Диллон Кэмпбелл ничего не говорил о том, что мне нельзя убираться в его комнатах. Он просто приказал следить за тем, чтобы я никуда не выходила отсюда.

– Да, миледи. – Юноша неохотно выглянул в коридор, окликнул проходившую мимо служанку и велел ей позвать мистрис Маккэллум.

Спустя несколько минут полная домоправительница, переваливаясь с боку на бок и обливаясь потом, появилась на пороге комнаты. Было совершенно ясно, что подъем по крутой лестнице утомил ее, отнюдь не улучшив ее и без того неважное настроение. Едва она заметила, что на полу не осталось тростника, как тут же с грозным видом повернулась к Руперту:

– Что же это ты сделал с комнатами милорда? Отвечай, мошенник!

– Это не я, мистрис Маккэллум. – Руперт заволновался так, что его шепот сделался совсем неразборчивым. – Это все англичанка.

Уперев руки в необъятные бока, домоправительница подозрительно посмотрела на Леонору, которая к этому времени начала встряхивать на балконе меховые подстилки и раскладывать их на перилах, чтобы просушить и проветрить.

– Чем это, по-вашему, вы занимаетесь, юная леди?

– Проветриванием. – Леонора прошла в спальню и собрала с постели простыни. Сунув кучу грязного белья в руки домоправительницы, она сказала: – Мне нужно, чтобы принесли свежее белье на постель и нарезали свежего камыша – на пол.

– Я не желаю подчиняться вашим приказам. Не мешало бы сперва обсудить все это с милордом.

Леонора, ожидавшая именно такого ответа, лишь пожала плечами.

– Как вам угодно, мистрис Маккэллум. Конечно, вряд ли Диллон Кэмпбелл обрадуется, увидев, что на полу в его комнатах нет камыша, а спальня не готова к ночи, когда сегодня вечером вернется к себе.

Сказав все это, она отвернулась и принялась оттирать стол льняным полотенцем, которое намочила в тазу для умывания.

Несколько бесконечных минут домоправительница наблюдала за ней, а затем, очевидно, приняла решение.

– Вы получите свой камыш, миледи. Но я не могу дать вам служанок, чтобы прибирать комнаты милорда так, как вы хотите. Вам с Рупертом придется заняться этой работой самим.

– Благодарю вас, мистрис Маккэллум. Мы отлично справимся.

Леонора продолжала оттирать стол, повернувшись к домоправительнице спиной, пока та не ушла, так и не увидев довольную улыбку, которую тщательно пыталась скрыть девушка. Если ей нельзя вырваться из этой комнаты, тогда, по крайней мере, она постарается сделать свое узилище как можно более уютным.

Теперь, когда у нее появилась цель, Леонора почувствовала прилив бодрости и сил.


Несколько служанок стояли в коридоре перед комнатами милорда, болтая как сороки. Когда Гвиннит, прихрамывая, приблизилась к ним, болтовня немедленно затихла.

– Почему вы здесь? – спросила она. – Если мистрис Маккэллум узнает, что вы бросили все свои дела, вам придется несладко.

– Эта надменная англичанка потребовала, чтобы нарезали свежий камыш на пол в комнаты милорда, – ответила одна из служанок, стоявшая возле тележки с только что нарезанным тростником и камышом. – Мне пришлось идти в лес и нарезать для нее камыш и можжевельник.

– А меня заставили выстирать и высушить белье для постели милорда, – добавила другая, державшая охапку благоухавшего свежестью постельного белья.

– Да, – вступила в разговор третья, – а мне велели собирать пчелиный воск.

– А мне приказали нарвать в саду шалфея и тимьяна, – пожаловалась еще одна служанка с нервным смешком.

– А что говорит мистрис Маккэллум обо всех этих просьбах? – спросила Гвиннит.

– Она приказала нам делать все, что ни попросит эта леди.

– Ну, так и делайте, – резко ответила Гвиннит. – Почему же вы тут стоите? Ступайте и отнесите это в комнаты милорда.

– Мы боимся, – встревожено откликнулась одна из служанок.

– Это еще почему? – Гвиннит скрестила руки на груди.

– Да потому, – зашептала служанка, – что она англичанка. Злая ведьма. Окажись мы с ней в одной комнате, она тут же напустит на нас чары, и тогда нам несдобровать.

Молоденькая служанка уперлась руками в бока, подражая мистрис Маккэллум.

– Где только вы набрались такого вздора?

– А зачем же тогда ей нужны шалфей и тимьян, если не для колдовства? – спросил кто-то.

Остальные закивали, неуверенно бормоча что-то.

– Глупости, – отрезала Гвиннит.

– Нет, это правда, – сказала служанка, и глаза ее округлились от страха. – Говорят, англичане вырезают сердца у своих врагов и кормят ими своих детей. А что, если эта английская леди съела сердца наших отцов?

Не говоря ни слова, Гвиннит постучала в дверь комнат Диллона. Руперт отпер дверь и отступил в сторону, пропуская служанок. Леонора, в платье с закатанными до локтей рукавами, с разгоревшимся от работы лицом, поспешила им навстречу. Увидев ее, служанки в ужасе отпрянули. Ничего не понимая, Леонора переводила взгляд с Руперта на Гвиннит.

Именно Гвиннит первой нашла в себе силы все объяснить:

– Они боятся, миледи.

– Боятся? Чего? – недоуменно переспросила Леонора.

– Вас, – тихо ответила Гвиннит. – Они слышали, что… – она облизала губы, – что англичане поедают сердца своих врагов, – быстро докончила она.

Леонора подумала о Мойре, своей старой няне, и обо всех страшных небылицах, которые та рассказывала ей о горцах.

– А мне доводилось слышать такие же истории о шотландцах, – мягко ответила она.

Служанки были потрясены подобным признанием.

Обращаясь к женщинам, все еще в страхе стоявшим у самой двери, Леонора сказала:

– Я вижу, вы принесли все то, о чем я просила. Большое спасибо. – Она прошла в дальний угол комнаты, чтобы рассеять их страхи, и, обернувшись через плечо, продолжила: – Вы можете положить все это куда-нибудь и уходить. Мы с Рупертом сами займемся делом.

Настороженно глядя на нее, служанки побросали все куда попало, и поспешно кинулись наутек.

Когда Леонора обернулась, в комнате оставалась лишь Гвиннит.

– А ты разве не боишься меня? – спросила Леонора.

– Нет. – Молодая служанка стояла у самой двери, видимо не зная, на что решиться: убежать или остаться.

– А почему?

– Здесь Руперт, он защитит меня. Неожиданно Леонора расхохоталась, внезапно осознав всю нелепость такого положения. Ведь она – пленница в крепости Шотландского Нагорья. Ее силой удерживает здесь необузданный и опасный похититель. Ее сторожит настоящий великан, хотя и совсем юный. И все равно служанки боятся именно ее.