— То есть?

— Дочь Дегэрра будет замужем за человеком благородного происхождения, который верен королю Генриху, — напрямик сказал Саймон.

— А Дегэрр? Не станет ли он возражать? — спросил Эрик.

— Нет, — ответил Доминик. — Саймон мой брат и моя могучая правая рука. Значит, он более выгодная партия для дочери, чем был бы Дункан Максуэллский.

— Леди Ариана, — обратился к ней Эрик. — Что ты скажешь?

— Теперь я понимаю, почему Саймона прозвали Верным, — ответила Ариана. — Должно быть, такая верность — целое сокровище, она драгоценнее рубинов…

Ариана щипнула две струны. Их чистая гармония одно мгновение трепетала в комнате, потом превратилась в печальный шепот и замерла.

— Супружескому ложу я предпочла бы монастырь, — промолвила Ариана, — но ни мой отец, ни Всевышний не сочли подобающим предложить мне это.

— И мы не можем так сделать, — откровенно признался Доминик.

— „Тяга друг к другу двух сердец…" — повторила Ариана слова Саймона.

Мелькнула ее рука, пальцы рванули струны, и тишину наполнили нестройные аккорды.

— Дункан. Саймон. — Ариана пожала плечами. — Мужчины все одинаковы. Горды и жестоки в равной мере. Я исполню свой долг.

— Ты заслуживаешь жены получше этой ледяной норманнской наследницы, — сказал Доминик брату.

— Блэкторн заслуживает участи получше, чем война, брат. Да и ты тоже. — Саймон слегка усмехнулся. — Женитьба наверняка не может быть хуже того, что пришлось пережить тебе в этом аду у султана, чтобы выкупить меня.

Доминик молча сжал плечо брата. Потом сказал.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы скрасить твою жизнь. Я надеялся на лучшую партию для тебя.

— Едва ли ты найдешь кого-нибудь богаче и выгоднее Арианы, дочери барона Дегэрра, — возразил Саймон.

— Я хотел сказать, что надеялся найти женщину, которая, помимо богатства, дала бы тебе и любовь.

— Любовь? А что это такое? — Саймон искоса взглянул на брата. — Вот когда я смогу взять любовь в руку, увидеть ее, потрогать и взвесить, тогда и буду беспокоиться о ее отсутствии. А пока… возьму-ка хорошее приданое и буду считать, что мне повезло.

Доминик не мог не улыбнуться в ответ на эти слова. Покачав головой, он повернулся к человеку, чье согласие еще предстояло получить.

— Дункан? — спросил Доминик.

Дункан не поднял головы и продолжал смотреть на камень, лежавший на столе под защитой его согнутых ладоней, скрытый от всех других глаз, кроме его собственных.

— Дункан, — громче повторил Доминик, — ты согласен на брак Саймона и Арианы?

— Делай как хочешь, — равнодушно ответил Дункан. — Все равно Эмбер ушла. Даже Наделенные Знанием не могут найти ее.

— Это так, — сказал Эрик. — Но тебе самому это, быть может, и удалось бы, Дункан.

Дункан медленно поднял голову. В его глазах надежда боролась с отчаянием.

— Ты — ее темный воин, а она — твой золотой свет, — продолжал Эрик. — Рябина отдала тебя Эмбер, а Эмбер — тебе.

Эти слова подействовали на Дункана, словно удар молнии. Он порывисто вскочил на ноги, потянув с собой подвесок. Когда холодный янтарь задел его руку, он застонал так, как будто по нему прошлись стальные когти.

Только теперь Эрик увидел померкший янтарь подвеска. Вся кровь отлила у него от лица. Сокол издал жалобный крик, словно оплакивая кого-то.

Через несколько мгновений в двери большого зала стремительно вошла Кассандра в развевающихся алых одеждах. Одного взгляда на подвесок ей было достаточно, чтобы понять, почему кричал сокол.

Мег, повинуясь какому-то инстинкту, поднялась с места и встала рядом с Глендруидским Волком.

— Что такое? — спросила Мег. — Что случилось?

— Эмбер, — ответила Кассандра. — Она пошла путем друидов, и это почти стоило ей жизни.

Дункан рывком повернул Эрика к себе лицом.

— Скажи мне, как попасть к Эмбер, — коротко потребовал он.

— Кровь Господня! — воскликнул Эрик. — Взгляни на подвесок! Мы опоздали. Она умирает!

— Скажи мне то, что я должен знать, — приказал Дункан. — И побыстрее!

— Ты не Наделенный Знанием, — сказала Кассандра. — Остается только путь друидов, и даже я сама…

— Поднеси подвесок к огню, — перебил ее Эрик. Кассандра хотела было возразить, но наткнулась на неистовый взгляд желтых глаз Эрика, и слова застряли у нее в горле. Она сцепила руки, и длинные алые рукава закрыли ее пальцы.

Дункан быстро подошел к огню вслед за Эриком.

— Возьми подвесок в ладони, — приказал Эрик. Дункан со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, когда сделал, что велел ему Эрик. Холодный янтарь жег нестерпимо.

— Это все равно что держать горящий уголь, — проговорил Дункан сдавленным голосом.

— Теперь ты понимаешь, почему она ушла, — сказал Эрик.

— Не понимаю.

— То, что ты сейчас чувствуешь, это боль Эмбер.

В голосе Эрика слышалось и сострадание, ибо он знал, что эта боль уже стала и болью Дункана. И это давало Эрику надежду.

— Осторожно подыши на камень, — велел Эрик. — Не дуй. Просто открой рот и выдыхай воздух, пока камень не затуманится от дуновения твоей жизни.

Дункан закрыл глаза, поборол боль, как если бы это был враг из плоти и крови, и тихонько выдохнул в сложенные ладони.

— Еще, — приказал Эрик.

В напряженном молчании все следили за происходящим. С особенно пристальным вниманием смотрела Кассандра, ибо то, что делал Эрик, никогда еще не пробовали на человеке, не Наделенном Знанием.

— Затуманился ли янтарь? — спросил Эрик.

— Да, — ответил Дункан.

— Теперь держи его над самым пламенем. Думай об Эмбер, когда туман начнет исчезать. Потом скажи мне, что увидишь.

Нахмурив брови, стараясь не думать о жгучей боли, которую все еще чувствовал ладонями, Дункан стал держать подвесок над пламенем. Когда туманный налет исчез, он…

— Ничего я не видел, — сказал Дункан.

— Еще раз, — сказал Эрик.

Морщась в ожидании боли, когда подвесок вновь коснется его кожи, Дункан снова взял янтарь в сложенные чашей ладони.

— Не думай о боли, — отрывисто приказал Эрик. — Она не думала. Думай о женщине, отдавшей тебе сердце, и тело, и душу.

Янтарь в руках у Дункана исходил таким свирепым жаром, что казалось, он вот-вот полыхнет огнем.

— Неужели ты не дал ей ничего взамен, кроме тела? — неумолимо продолжал Эрик. — Неужели с ней вместе не ушла никакая частица тебя? Отпусти свой дух, который так крепко держишь. Позволь ему найти ее и сделать вас обоих цельными.

Слова Эрика раздавались в голове Дункана, заглушая крики его тела. Он прерывисто выдохнул, отдавая дыхание своей жизни янтарю, который держал в ладонях.

— Еще раз, — велел Эрик. — Думай об Эмбер. Ты должен хотеть ее больше всего на свете. Понимаешь? Ты должен хотеть ее больше, чем саму жизнь.

И снова Дункан нежно дохнул на янтарь, омывая его холодную, обжигающую поверхность своим теплом.

— К огню, — сказал Эрик. — Быстрее! Как только туман исчезнет, ты увидишь Эмбер.

Дункан дал камню соскользнуть по цепочке, и тот повис над самым огнем. Он стал пристально смотреть в глубину янтаря, в то место, где двигались и кружились тени. Он искал Эмбер в каждом оттенке темноты, вглядываясь в камень до тех пор, пока мир вокруг него не исчез и не остались лишь темнота и ускользающие искорки золота…

Пронзительный, вопрошающий крик орла в небе.

Туман, который тает и вновь сгущается, головокружительный вид на холмы и гряды, цепляющиеся за скалы деревья и долина, спускающаяся к невидимому морю.

Над всем, заполняя все, словно шепот тысячи голосов, шелест ветра, бродящего по осеннему болоту.

Она там, в сердив тишины, окруженная шепотом, которого не слышит.

— …слышишь меня? — Эрик грубо тряс его за плечо. — Дункан!

Дункан медленно поднял голову, разрывая чары янтаря. Лицо его заливал пот. Руки дрожали.

— Кровь Господня — хрипло проговорил Эрик. — Я думал, ты пропал.

Дункан глубоко вздохнул.

— Эмбер.

— Ты видел ее? — Нет.

От огорчения губы Эрика плотно сжались.

— Отдохни. Потом попытаемся еще раз.

— Я знаю, где она, — продолжал Дункан, словно не слыша, что сказал Эрик.

— Где? — в один голос спросили Эрик и Кассандра.

— В Долине Духов.

Эрик взглянул на Кассандру. Наделенная Знанием пожала плечами.

— Мы можем лишь попытаться, — сказала она.

— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил Дункан.

— Священные места либо принимают, либо отвергают нас. На моей памяти Долина Духов не приняла никого, кроме Эмбер.

— Но я был там! — воскликнул Дункан.

— Ну да, — сказал Эрик. — Вместе с Эмбер. Дункан сжал подвесок в кулаке. Боль вонзилась в ладонь, пошла по руке, растеклась по телу. Он был рад ей. Она говорила ему, что Эмбер еще жива.

— Я снова буду там, — произнес Дункан, и эти слова прозвучали как клятва, — Вместе с Эмбер.

— Мы с Кассандрой едем с тобой, — сказал Эрик.

— И Саймон тоже, — добавил Доминик. — Он пошел седлать лошадей. Берет и Белоногую. Эмбер ведь тоже понадобится лошадь.

Никто не сказал того, чего все боялись, — что Эмбер уже не спасти.

— Дорога будет тяжелой, — заметил Эрик. — Долина Духов, быть может, отвергнет его. Или нас.

— Как бы ни были околдованы вы трое, Саймон увидит лишь то, что есть на самом деле. Это дар, которым он наделен.

— Это скорее похоже на проклятье, — пробормотал Эрик.

Где-то под самыми стенами по-волчьи завыла собака. Пронзительно крикнул сокол, возвещая начало охоты.

— Сделай для Дункана, что сможешь, — сказал Эрику Доминик. Он мне также дорог, как тебе дорога твоя сестра.

— Клянусь тебе в этом, Волк.

— Я буду держать замок для того, кто вернется — кто бы это ни был. И в том тебе клянусь.

— Что янтарь? — спросил Эрик. — Как он на тебя действует?

— Он говорит мне, что Эмбер еще жива.

Эрик больше ни о чем не спрашивал. Бледная линия сжатых губ Дункана под темными усами говорила сама за себя. Его неотступно преследовали слова, однажды сказанные Эмбер, в золотое время, которое длилось, пока к нему не вернулась память.