— Он… трогал тебя?

Этот вопрос меня удивляет.

— Нет, Грейсон никогда не прикасался ко мне, — просто даже его взгляд кажется более интимным, чем прикосновение.

— Хорошо, — произносит Эстер. — Если ты так хочешь выйти из этого проекта, я думаю, что тогда ты смогла бы присоединиться к Калли в доме престарелых, — несмотря на то, что она пытается скрыть разочарование, я все равно его чувствую и начинаю злиться на себя.

Я лучше всего этого. Сильнее. Последнее занятие в классе прошло на славу, мы мило общались с ребятами, что, если одному из них нужно рассказать свою историю? Что, если этот кто-то Грейсон? Никто не угрожал мне. Никто ко мне не прикасался.

Никто не сможет этого сделать.

— Не берите в голову, я остаюсь, — заявляю я, выпрямляясь на стуле.

— Ты уверена?

— Я уже зашла довольно далеко, а значит, должна довести дело до конца, — мне потребуется всего лишь несколько недель. Я буду игнорировать Грейсона и полностью сосредоточусь на газете. Я сделаю все, что от меня требуется, а затем вернусь к нормальной жизни и забуду о том, что когда-то встретила заключенного по имени Грейсон.


***


Я сажусь прямо напротив шестнадцати столов и стульев, которое вскоре будут заняты моими учениками, включая Грейсона, кто займет мое место, как это было в прошлый раз. Нет, он непросто возьмет мой стул, он будет чувствовать себя так, словно это его собственность, а затем начнет смотреть на меня, наслаждаясь каждой секундой.

Сегодня мы будем говорить один на один, и разговор тет-а-тет с Грейсоном, как мне кажется, будет непростым. Я перебираю свои бумаги, отмеченные красной пастой, надеюсь, несильно. Мое сердце скачет.

Мужчины будут читать в тишине под наблюдением Диксона отксерокопированное сочинение Джеймса Болдуина1, надеюсь, оно им понравится. Я буду вызывать к себе по одному ученику и обсуждать с ними итоговые проекты, которые смогут вырасти из семян, заложенных в самых первых заданиях. Мы будем разговаривать за небольшим столом в дальнем углу. Не совсем личный разговор, но, по крайней мере, этого достаточно для тихой беседы. Надеюсь, что все пройдет быстро, и тогда я смогу спрятаться в маленьком кабинете вместе с книгой.

На часах 13:59 и я встаю на место. Сегодня на мне пиджак, он нужен мне, как броня. До появления Грейсона, я в нем не нуждалась. Я приветствую заключенных по именам, в том порядке, как они заходят. Джордан. Лишон. Роман. Тайк. Они занимают свои привычные места.

Грейсон идет последним. Сначала я думала, что он всегда так делает, так же как плохие дети садятся в конец автобуса, но сейчас, я, кажется, догадываюсь. Дело в том, что Диксону так гораздо проще следить за Грейсоном, потому что он опасен, возможно, способен на побег или на что-то такое же нахальное.

Он выходит из-за угла, окидывая меня удивленным взглядом. Я смотрю на его скованные запястья, мускулистые плечи и шрамы на них. Выпуклые рубцы, очень похоже на что-то неестественное. Интересно, он сам их получил? Или кто-то постарался оставить на нем след? Сердце бешено колотится, когда я представляю, как прикасаюсь к нему. Какая на ощупь будет его кожа? Гладкая? Грубая? Жесткая? Он кажется жестким во всем, но помимо этого в нем должно быть что-то мягкое.

Мои щеки вспыхивают.

— Здравствуйте, мисс Уинслоу, — шепчет он, проходя мимо меня, от такого интимного приветствия у меня перехватывает дыхание. Такое чувство, будто он засел у меня в голове… и какой-то темной стороне меня, это даже нравится.

Я сглатываю.

— Добрый день, Грейсон, — отвечаю я, мысленно благодаря Бога, что он под охраной. Грейсон слишком большой, слишком красивый, слишком опасный… он просто слишком. Занимает собой все свободное пространство в комнате. Из-за него мой живот наполняется чистой энергией.

Я беру эссе и рассказываю им о плане на сегодняшний день, как обычно делают мои преподаватели.

— Мы будем выполнять и обсуждать кое-какие упражнения для развития речи, а затем я выберу несколько работ на публикацию в журнале — анонимно, если вы захотите, то ваши сочинения будут напечатаны, — я уже говорила им об этом ранее, но хочу быть уверенной, что все они понимают, о чем идет речь. — У вас будет время на выполнение самостоятельный работы в классе.

Наши разговоры тет-а-тет проходят быстро. Гриффин собирается коллекционировать пивные кружки, которые достались ему от старого соседа. Тайка я призываю задуматься о том дне, когда его отец вышел из тюрьмы. Некоторые из заключенных говорят о том, что собираются стать отцами. Мне становится не по себе, когда я думаю о том, как пыталась отказаться от этого проекта.

Грейсон последний. Он берет стул, небрежно садится, скрещивая ноги, как стволы деревьев, опускает руки на бедра. Его тепло наполняет пространство. Как тюрьма его может удерживать?

Я нервно улыбаюсь, мой взгляд скользит в сторону, где Диксон равнодушно наблюдает за остальными заключенными. Мне становится лучше от осознания того, что он рядом. Ведь Диксон защитит меня, если вдруг что-нибудь случится, не так ли?

Я возвращаюсь обратно к темным и густым ресницам Грейсона. Мое дыхание ускоряется, я поднимаю руку, чтобы поправить очки, хотя они и так идеально сидят, иногда мне просто нужно это сделать.

— Что ж, давай начнем, — листаю бумаги в поисках его сочинения. На секунду мой взгляд падает на его предплечья. Очень странно, больше похоже на белую татуировку, но нет. Это не тату. Это шрам. Даже, несмотря на то, что его руки скованы, он все так же остается мускулистым и массивным.

Я представляю, как он стоит передо мной, касаясь подбородка, поднимая мое лицо, чтобы заглянуть мне в глаза. Уже вижу, как его большой палец выводит круги у меня на шее.

— Мне нравится газета, я в восторге, — подает он голос, тем самым пугая меня.

Я выпрямляюсь. Грейсон говорит искренне, как будто его действительно это волнует. Боже, что я делаю?

— Очень приятно, — говорю я, на что он кивает.

— Мне нравится сама идея о том, что разные голоса могут заполнить электронную сеть. Ведь именно для этого нужен Интернет, не так ли?

Я киваю и тут же осознаю, что он кормит меня моими собственными словами, только перефразированными.

— Журнал — это рассказы, а не фантастика. — Он наклоняет голову, опасливо взирая на меня. — А то, что ты дал мне, как раз и есть…

— Вы зовете меня лжецом, мисс Уинслоу? — Его глаза потемнели, а голос охрип.

У меня пересыхает во рту.

— Я не думаю, что эта история реальна. Или, по крайней мере, она не принадлежит тебе. — Он долго сверлит меня взглядом, из-за чего мой пульс подскакивает. Я не могу прочитать его, но не нужно быть гением, чтобы понять, как я ему не нравлюсь. Наклоняю голову и вновь смотрю на его руки.

— Думаете, что история выдуманная? — задает вопрос он.

— Именно, — я сглатываю ком в горле и кладу руки на колени.

Его массивная грудь то вздымается, то вновь опускается с каждым вздохом. Интересно, что произошло с ним? Как он может ничего не знать о бейсболе? Откуда у него эти странные шрамы? И что дает ему такую уверенность, будто он отличается от остальных заключенных?

— Знаете, почему я здесь? — внезапно спрашивает Грейсон.

— Это не то, чем со мной делятся, — качаю головой. Думаю ему это известно, а спросил он чисто для того, чтобы подразнить меня. Я вновь смотрю на Диксона, он по-прежнему болтает с ребятами в передней части класса. Когда кидаю взгляд на Грейсона, то замечаю, как он смотрит на мои руки, покоящиеся на коленях. А может быть, он пялится на мои колени.

Между нами натянутые отношения, работать вместе будет определенно непросто. Я здесь главная, но вся власть принадлежит ему. Я не собираюсь мириться с этим. Мне не должно это нравиться. Напоминаю себе, что я гораздо образованнее его, знаю больше об историях. И когда он выдумывает что-то о себе, это лишь для того, чтобы защитить правду. Он в восторге от газеты? Что ж, использую это.

— Ты получишь несколько очков за письменное выполнение задания, но никакая выдумка не будет напечатана в газете.

Его глаза блестят.


7 глава


Грейсон


Класс заполняется. Я напоминаю себе, что мы потратили практически три недели на то, что мисс Уинслоу называет зарисовкой.

Она стоит у стола, когда мы волочим ноги в классную комнату. Мне кажется, что там она чувствует себя в безопасности и под контролем. Мисс Уинслоу приветствует всех по именам, тем самым показывая, что помнит нас, и ей не наплевать.

Когда с ее губ сходит мое имя, возникает уже знакомое чувство волнения. Я никогда не устану от ее юбки-карандаш. Она хоть представляет, как ткань обтягивает ее тело? Эта девушка даже в чертовом бикини не будет так сексуальна. Я хочу пробежаться руками по ее бедрам, очерчивая линии тела сквозь ткань. Мне даже не нужно ее раздевать, я бы кончил так.

Я захожу в класс, сажусь на свое место за ее столом, занимаю ее стул, пространство. Она даже не удостаивает меня взглядом, но могу с уверенностью заявить, что она чувствует то же самое: есть что-то, что соединяет нас, как подземные электрические сети. Я смотрю на холщовую сумку, которую она приносит с собой на каждое занятие, наполненную книгами.

Мисс Уинслоу уходит в сторону.

— Сегодня я буду подсказывать вам, — говорит она, поправляя очки. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что они для нее своеобразная защита. Например, когда девушка нервничает, то чуть опускает их на нос, или же напротив, сдвигает, когда думает о чем-то. — Закройте глаза и на мгновение представьте, что вы падаете. У вас есть парашют? Откуда вы падаете? Что вы видите на земле? Что вы чувствуете?