– В чем дело?

– Как вы это делаете?

– Что?

– Заставляете поверить, что все в порядке. – А он и так знал, что все в порядке. – Энни ждала, когда Том подойдет ближе. – Он любит иногда прикидываться испуганным.

– А откуда вам это известно?

Том посмотрел на нее с любопытством, как и в тот раз, когда она засыпала его вопросами о жене и сыне.

– Этому учишься. – Том замолчал, но что-то в ее лице сказало ему, что она могла истолковать его слова как скрытый упрек, и тогда он, улыбнувшись, продолжил: – Вы ведь представляете себе разницу между «смотреть» и «видеть». Надо долго смотреть, и если ты делаешь это правильно, то начнешь понемногу видеть. То же самое и в вашей работе. Вот вы сразу понимаете, какая статья хорошая, потому что давно занимаетесь своим делом.

– Вроде той – о «новой рабочей одежде»?

– Точно. Я бы и за тысячу лет не додумался, что это будет интересно людям.

– А им неинтересно.

– Почему же? Забавная статья.

– Чушь собачья.

Энни произнесла эти слова так решительно, что они прозвучали приговором, и на какое-то время воцарилось молчание. Том пристально смотрел на нее, и Энни, почувствовав смущение, улыбнулась извиняющейся улыбкой.

– Материал глупый, фальшивый и снобистский.

– Но попадаются и серьезные статьи.

– Да. Но кому они нужны?

Том пожал плечами. Энни бросила взгляд на лошадей. Они напились и теперь пощипывали молодую травку.

– То, что делаете вы, – вот это настоящее, живое дело.

По дороге домой Энни рассказала Тому о книгах, прочитанных ею в публичной библиотеке, где говорилось о шептарях, колдовстве и прочих таинственных вещах. Том, посмеявшись, сказал, что, конечно, он читал некоторые из этих книг и не будет скрывать: ему тоже иногда хотелось стать колдуном. О Салливане и Дж. С. Рэри он тоже знал.

– Некоторые из этих ребят – я говорю не о Рэри, он по-настоящему знал и любил лошадей, – делали вещи, которые выглядели колдовством, а на самом деле граничили с садизмом. Сыпали, например, в ухо коню дробь, а люди, глядя на парализованное страхом животное, говорили – только взгляните, каким покорным стал этот безумный конь! Они не знали, что негодяй, возможно, погубил его.

Том рассказывал Энни, что часто в начале лечения больной конь чувствует себя хуже прежнего, и здесь важно выждать время – он должен дойти до конца, испытать все муки ада и только потом постепенно приходить в себя, возвращаясь к жизни. Энни молчала, понимая, что Том говорит не только о Пилигриме, а о чем-то неизмеримо большем, во что вовлечены они все.

Энни знала, что Грейс подробно рассказала Тому о том, что случилось в тот трагический день, но узнала она это не от Тома, а случайно услышала, как Грейс пересказывала содержание разговора Роберту. Грейс словно наслаждалась, что мать узнает обо всем из вторых рук, – так четче выступала их обособленность друг от друга. В тот вечер Энни принимала ванну и, лежа в воде, слышала через открытую дверь, как Грейс разговаривала по телефону с отцом – дочь не делала никаких попыток понизить голос, прекрасно понимая, что мать ее слышит.

Не вдаваясь в подробности, Грейс просто сказала отцу, что ей удалось многое вспомнить, и она рада, что поговорила с Томом. Энни некоторое время ждала, надеясь, что Грейс поделится с ней, но в душе знала, что этого не случится.

Она даже разозлилась на Тома, как будто он насильно вторгся в их жизнь. На следующее утро после разговора Грейс с отцом Энни холодно спросила у него:

– Я слышала, Грейс все рассказала вам о несчастном случае?

– Да, – ответил Том, не прибавив больше ни слова. Очевидно, считал, что это касается только его и Грейс. Однако когда Энни справилась с охватившим ее гневом, то стала еще больше уважать этого человека, напомнив себе, что не он вторгся в их жизнь, а скорее они – в его.

Том редко говорил с ней о Грейс – только о чем-то конкретном. Но Энни чувствовала: он знает, какие у них на самом деле отношения. Впрочем, это было видно за версту.

9

Телята толклись в дальнем углу загона, прячась друг за дружку и выталкивая влажными черными носами вперед ближайших соседей. Когда один из них оказывался-таки впереди, его охватывал страх, и он, тут же срываясь с места, несся прочь и опять забивался в задние ряды. И толкотня начиналась сызнова.

Было субботнее утро – канун Дня Поминовения. Близнецы гордо демонстрировали Джо и Грейс, как ловко они умеют управляться с лассо. Готовился бросать веревку Скотт, на нем были новые ковбойские штаны и шляпа – на размер больше, чем надо, она уже не раз слетала с него – от рывка, когда он замахивался, и каждый раз Джо и Крэг покатывались со смеху, а Скотт наливался краской, старательно делая вид, что ему тоже очень смешно. Он уже столько раз прицеливался, размахивая веревкой, что Грейс почувствовала, что у нее начинает кружиться голова.

– Может, придем на следующей неделе? – спросил Джо.

– Я выбираю теленка.

– Да вот они все перед тобой. Все черные, у всех четыре ноги и хвост.

– Тоже мне шутник нашелся.

– Да ладно тебе, бросай – не тяни.

– Не мешай!

Джо покачал головой и усмехнулся, подмигнув Грейс. Они устроились рядышком на верхней слеге. Грейс, забравшись на ограду, чувствовала себя победительницей, притворяясь, что для нее залезть сюда – пара пустяков. Слега отчаянно давила на больную ногу, но девочка храбрилась и не показывала виду, что ей больно.

Сегодня Грейс надела новые джинсы фирмы «Рэнглерз», которые они с Дайаной не без труда отыскали в Грейт-Фоллс. Сидели джинсы отлично – в этом она убедилась сегодня утром, крутясь перед зеркалом в ванной. Спасибо Терри – мускулатура на культе восстановилась полностью, и нога выглядела в брюках превосходно. Забавно, но в Нью-Йорке Грейс скорее умерла бы, чем показалась на людях в чем-нибудь, кроме «Левиса», но здесь все поголовно носили «Рэнглерз». Продавец в магазине объяснил, что в этих джинсах внутренние швы заделываются так, чтобы было удобно ездить верхом.

– У меня зато лучше вас получается, – похвалился Скотт.

– Да, размахиваешь ты петлей что надо.

Джо спрыгнул с ограды и пошел по грязи к телятам.

– Джо, а ну уходи с дороги – не мешай!

– Смотри – в штаны не наложи. Я помочь тебе хочу – разогнать их немножко.

Как только Джо приблизился, телята попятились назад. Вскоре отступать уже было некуда, и Грейс видела, как нарастало в них беспокойство. Джо остановился. Еще шаг – и они разбегутся.

– Ты готов? – крикнул он Скотту.

Закусив нижнюю губу, Скотт сильнее замахал лассо – веревка со свистом рассекала воздух. Он кивнул, и Джо сделал шаг вперед. Телята тут же бросились в другой угол. Скотт кинул лассо, издав непроизвольно легкий крик. Веревка змеей взвилась в воздух, и петля оказалась на шее бегущего впереди теленка.

– Есть! – радостно завопил Скотт, туже затягивая веревку.

Но его ликование длилось недолго: почувствовав на шее петлю, теленок рванулся назад и потащил за собой Скотта. Шляпа его взмыла вверх, а сам мальчик шлепнулся лицом в грязь.

– Отпусти веревку! Отпусти! – кричал брату Джо, но Скотт то ли не слышал, то ли ему гордость не позволяла сдаться. Он намертво вцепился в веревку, и теленок продолжал тащить мальчика за собой. И хотя бычок был невелик размерами, прыгал, брыкался и лягался он не хуже взрослых своих родичей, блиставших на родео.

Грейс испуганно прижала руки к лицу, чуть не свалившись с ограды. Но вскоре они поняли, что Скотт просто дурачится, Джо и Крэг принялись вопить и хохотать. Скотт же упорно держался за конец веревки. Теленок таскал его за собой из конца в конец манежа, к вящему изумлению остального молодняка.

На шум из дома выскочила Дайана, но Том и Фрэнк, работавшие в конюшне, оказались на месте происшествия быстрее, чем она. Они уже перелезали через ограду – как раз в том месте, где сидела Грейс – когда Скотт выпустил наконец веревку и теперь лежал совершенно неподвижно, уткнувшись лицом в грязь. Все испуганно замолкли. О нет, взмолилась Грейс, только не это. Подбежавшая Дайана издала страшный крик…

И тут из грязи, медленно, с комической торжественностью поднялась рука. Затем, немного играя на публику, поднялся и сам мальчик под облегченный дружный смех собравшихся. А когда черная маска из грязи осветилась белозубой улыбкой, Грейс, не выдержав, присоединилась к остальным. Они смеялись долго и весело, Грейс вдруг стало так хорошо среди этих людей… И она подумала, что жизнь, может быть, еще и повернется к ней светлой стороной.


Через полчаса все разошлись. Дайана повела Скотта в дом – отчищать. А Фрэнк попросил Тома осмотреть одного беспокоящего его теленка и пошел с ним и с Крэгом на луг. Энни отправилась в Грейт-Фоллс за продуктами для мероприятия, которое она, к смущению Грейс, величала «торжественным обедом». Она затевала его сегодня вечером для семейства Букеров. Грейс и Джо остались одни, и Джо предложил пойти взглянуть на Пилигрима.

У Пилигрима теперь был собственный загон – рядом с тем, где Том держал молодняк; жеребята с интересом поглядывали на обитавшего за двойной оградой соседа, а тот, в свою очередь, подозрительно и высокомерно косился на них. Пилигрим еще издали приметил Грейс и Джо и, опасливо фыркая, нервно заходил по вытоптанной им площадке в глубине загона.

Грейс было трудно идти по неровной, заросшей травой земле, и поэтому она вся сосредоточилась на ходьбе. Джо, подстраиваясь под нее, шел медленнее, чем обычно, но девочку это не смущало: в обществе Джо она чувствовала себя так же легко, как и с Томом. Подойдя к ограде, они прислонились к слегам и стали смотреть на коня.

– Какой он раньше был красивый! – вздохнула Грейс.

– Он и сейчас что надо.

Грейс, согласно кивнув, стала рассказывать Джо про тот день, когда впервые увидела Пилигрима в его родном Кентукки. Это было год назад. Пилигрим вел себя так, словно нарочно пародировал восхищенный рассказ девочки. Он нервно гарцевал вдоль забора, высоко держа хвост, но не от гордости, как тогда, а от страха.