– Ох, не зарекайся, родная, не зарекайся. Я тебе всегда подсоблю, если что такое.

Петя явился точно в девять часов, и, надо сказать, явился достойно. В руках громадный букет роз, а через плечо большая сумка, наполненная бутылками шампанского, всяческими напитками, фруктами, деликатесами и всякой вкуснятиной, которую просто так в обычном магазине и не купишь.

– Давай расслабимся, а? – сказал он, вываливая весь свой провиант на стол. – Вся жизнь превратилась в какую-то гонку за мифом! Миф богатства, миф счастья! А все это призрак и фантом! Нам сегодня будет хорошо, а что там завтра получится – наплевать.

– Расслабимся, – сказала Нина. – Только сначала дела решим. Расписку принес?

Петя молча полез в карман, извлек бумажник мягкой блестящей кожи, из него проклятую бумажку и положил ее на стол. Нина молча взяла ее в руки, неторопливо достала зажигалку и подожгла документ с уголка.

Расписка сгорела в пепельнице разом, скукожилась и превратилась в пепел.

Петя нерешительно и смущенно улыбнулся:

– Ну вот. Теперь можешь меня выгнать в шею.

– Нет, – ответила Нина. – Хоть ты и подонок, но я с тобой на одной доске стоять не хочу. Я плачу по всем долгам честно.

– Ладно! Забудем о деталях и будем расслабляться! – обрадованно сказал он. – А где Игорек?

– Он-то тебе зачем?

– Да я тебя как-то без него не воспринимаю.

– У соседки, – сухо оборвала Нина. – И в мои дела не лезь. Сегодня твой вечер, командуй.

Ночью он оказался ласков и нежен, как мальчишка при своей первой женщине. При некотором отвращении к себе самой Нина все же решила, что вся длинная и бессонная ночь была далеко не самой худшей в ее жизни и были даже краткие мгновенья, когда ей казалось, что вот так все и должно быть, так оно все и происходит у тех людей, которые любят друг друга по-настоящему.

Проснулся он рано и встал на ноги с видом хозяина. Поцеловал в губы, прошел в ванную и побрился, сделал завтрак и, допивая кофе, солидно заявил:

– Я вот, Нина, как решил. Нечего тебе болтаться одной, да и на стипендию с ребенком не проживешь, так что перееду-ка я к тебе.

– Значит, кроме Игорька, мне и тебя еще кормить? – косо улыбнулась Нина.

– Ты меня не поняла. Кормить я вас буду. И кормить достойно, можешь быть уверена. Мне ведь, знаешь, тоже не с руки в эдаких пустых холостяках ходить. Мне солидность для бизнеса нужна. Всех этих девок-стриптизерок я уже нажрался до отрыжки. Я врать не буду, что каждый день дома ночевать собираюсь. У нас свои правила бизнеса. И с компанией надо погулять, и в казино заглянуть, в сауну, но ты у меня как основная платформа жизни будешь.

– Надолго? – изобразила интерес Нина.

– А что гадать? – удивился он. – На столько, на сколько мы будем нужны друг другу.

– А ты, Петя, мне вовсе не нужен, – спокойно сказала она. – Ни сегодня, ни завтра.

– Как?.. Не нужен?

– Да вот так. Я тебя употребила на ночь, и до свиданья. Потребуется еще раз, так я другого подыщу. Не старуха еще. Я женщина свободная, Петя, и не тебе меня покупать.

– Да я же для тебя лучше предлагаю! – удивленно прокричал Петя.

– Предложи кому-нибудь еще. Желающие найдутся.

– Так мы больше... не встретимся?

– Разве что на улице, – равнодушно улыбнулась Нина.

Еще добрый час он что-то лопотал насчет отдыха на Канарских островах и что он собирается купить в Подмосковье землю, на которой построит коттедж, а потом брякнул решительно:

– Так, может, ты хочешь расписаться? В церкви венчанье устроить? Так я и это могу.

– Ух ты! – поразилась Нина. – Аж мороз по коже! Ты просто герой!

– Я тебе серьезно говорю.

– А я тебе тоже. Допивай кофе и гуляй, – сказала она.

Он ушел обиженный и ничего не понимающий. В дверях, правда, приостановился, глянул удивленно и захохотал:

– Тысяча баксов за ночь! Это ж надо! Ни одной валютной проститутке такой гонорар не снится! Однако оно того стоило. Я не жалею.

В течение последующего месяца он звонил через день, но у Нины уже началась учеба на курсах, новые заботы завертели, завихрили ее так, что и передохнуть было некогда, и где-то после десятого звонка Нина бросила трубку, едва услышав его голос.

5

НОВЫЕ СТРАНИЦЫ

Письмо от сестры пришло в середине августа, и, что поначалу поразило Нину, отпечатано оно было на машинке.


«Здравствуй, дорогая моя сестренка Нина!

Во-первых, чтоб ты не волновалась, сразу сообщаем тебе, что твой сынулька Игоречек живехонек и здоровехонек, весь день во дворе, весь день на речке, и моя старшая Настасья возится с ним от зари до зари, так что за это можешь быть спокойна. Мама тоже жива, хотя и очень слаба. В огороде больше не копается, все больше сидит на солнышке. Но не в том самое главное, потому что у нас тут большие перемены. Братишка наш Андрюша окончательно уехал из города, объявился в июне, когда ты привезла Игорька, и как объявился, так устроил тут бучу. Решил стать фермером. Ходил, кричал и, в общем, получил восемьдесят гектаров земельки и теперь грозится, что скоро все мы будем жить по-новому, как нам не снилось. Самое главное, что в деревне набрались и другие, которые тоже решили стать фермерами, так что у нас теперь сам черт не поймет, что творится, потому что половина еще колхозники и вроде бы работают по-старому, как в колхозе, а другая половина тоже просит землю и заводит свое хозяйство. Но народ Андрюшка сколотил, ничего тут не скажешь. Купил всякой техники, и я сейчас печатаю тебе письмо, как видишь, на машинке, одним пальцем. А еще Андрюшка сказал, что если дела твои в Москве не заладятся, то собирай свои вещички и приезжай сюда. Делов тут хватит на всех, делов, как он говорит, настоящих, и тебе здесь место найдется. А еще Андрюшка велел тебе передать, что раз так получилось, что жизнь у тебя сейчас суетная и сложная, как он ее понимает, то Игорька ты можешь оставить у нас и на зиму. Он сказал, что у тебя тоже такой период, когда надо быть свободной, и Игорек может жить у нас столько, сколько тебе понадобится, так что живи и работай спокойно. Сам Игорек тебя иногда вспоминает, но не плачет, потому что ему тут хорошо. У нас все есть, не голодаем, так что если будут деньги, то присылай их с оказией, и мы уж как-нибудь все прокормимся.

Обнимаю тебя, твоя сестра Валентина».


Нина прочитала письмо на улице, пока ожидала машину со своей съемочной группой. Болезненно мелькнула мысль, что за эти три месяца, пока Игорек вдали от нее, в суете дел она не так и часто вспоминала его, хотя он был в душе постоянно. Но время летело неумолимо.

Весной она закончила курсы вместе с дюжиной таких же, как она, мечтающих о славе и работе режиссера ТВ, но к этому времени все оказались не у дел. На телевидении начались перемены, перестройки, в результате которых пошли сокращения, и во всей системе не то что не потребовалось вливания новых режиссеров, но и старых-то начали сокращать. И со своим сертификатом режиссера Нина оказалась без работы. Хоть снова подавайся в уборщицы, благо что в рядах этой профессии угрозы безработицы не наблюдалось. Но совершенно случайно подвернулась работенка при фирме «Русский феникс». Нина так и не могла понять, чем эта фирма занимается, чем торгует или что производит. Кажется, они перепродавали электронное оборудование по защите офисов и банков – разного рода защитные устройства от подслушивания, для прослушивания, против ограбления и тому подобного. Но фирма оказалась достаточно богатой, чтобы купить на телевидении пятнадцать минут времени каждое воскресенье. Поутру – время не очень выгодное. Но свою еженедельную программу «Русский феникс» откупил до конца года и очень гордился ею. Из пятнадцати минут на долю Нины приходилось пять. Реклама защитных и охранных устройств.

Когда она сообщила об этом Андрееву, тот помолчал, потом сказал:

– Ладно. Это, конечно, не «Фауст» Гете и поле деятельности, где не снискать славы, но иного выхода пока нет. Времена смутные и тяжелые. Я тебе помочь пока ничем не могу. Сам в подвешенном состоянии. Набей руку, познай тайны ремесла. Курсы ты окончила хорошо, но это еще ни о чем не говорит. Поварись в этом соку.

Такой совет Нина могла дать и сама себе. Времена действительно шли смутные, с телевидения вылетали те, кто вчера там числился в корифеях, и появлялись совершенно неизвестные люди, которые сплошь и рядом дела совершенно не знали.

– Это время пройдет, – сказал Андреев. – Надо перетерпеть. Мы еще увидим небо в алмазах. Это не пошлость, потому что так сказал Антон Павлович Чехов.

Она видела, что он и сам терпит, и заострять вопроса не стала. Даже не стала спрашивать, как дела у Комаровского и Воробьева. О Максиме Комаровском, впрочем, спрашивать было и нечего – физиономия его мелькала на экране каждую субботу, через час пополудни. Из далекой Америки Комаровский рассказывал соотечественникам о тамошнем житье-бытье, и, судя по веселой физиономии, самому ему жилось там вполне припеваючи и обратно, на родину, он никак не хотел.

О Женьке Воробьеве за всю зиму доходили лишь смутные слухи, что фильм об оперном теноре он снял первоклассный, и фильм этот крутят за границей везде, где тенор гастролирует, или собирается это делать. Но сам Воробьев в Москве не появлялся, то ли делал вторую серию про тенора, то ли нашел другую работу, то ли не отпускала от себя жена – вместе с тенором.

– Не теряй со мной связи, – сказал на прощанье Андреев, но сказал это так сухо и официально, что и Нина ответила ему таким же тоном:

– Хорошо, Аркадий Сергеевич, связи терять не будем.

Всем сегодня непросто, и каждый решает свои проблемы в одиночку, тоскливо решила Нина. Была когда-то дружная команда, стояли друг за дружку горой, но пришли иные времена, и команды нет и всем плевать друг на друга.

Сегодня утром письмо от сестры успокоило се хотя бы в том, что Игорек в надежных руках, пригрет и сыт, так что мама его еще может побарахтаться, выстраивая и его, и свою жизнь. Но все равно, решила она, к зиме Игорька нужно забрать домой. Будет ли брат Андрюша передовым фермером или прогорит, сын должен быть здесь, должен расти при родной матери.