– Держи его до снегов! Пока не оклемается. Он же прозрачный ходит, как привидение.

– Ну, Нин, держать здорового мужчину я могу столько, сколько он сам захочет, но соблазнов ему всяких я тут накидаю.

– Не очень! Насчет соблазнов! – крикнула Нина.

– Да нет. Я насчет рыбалки, да охота скоро начнется. Он мужик разумный, трудяга.


На пятый день после отъезда Воробьева, очень поздно вечером, прозвучал телефонный звонок, и незнакомый голос, четко выговаривая каждое слово, произнес:

– Будьте любезны Агафонову Нину Васильевну.

– Это я, – ответила она.

– С вами говорят из города Хотьково.

– Где это? – не поняла Нина.

– Это по Ярославской дороге, около часа езды на электричке. Но не в том дело. Вам знакома Нина Петровна Проханова?

– Проханова?.. Ах, да, конечно, знакома. – Она не сразу вспомнила, что это была Нинка-маленькая.

– Кем вы ей доводитесь?

– Простите, с кем разговариваю?

– Да, конечно. С вами говорят из местной милиции.

– Так. А что случилось? – напряглась Нина.

– Плохое случилось, – уклончиво ответил собеседник. – Было бы хорошо, если б вы завтра приехали, Нина Васильевна. С утра.

– В милицию приехать?

– Да. Спросите капитана Мережковского. Это я.

– Нинка у вас?

– Можно сказать, у нас. Вам все будет ясно. Я вас жду.

– Утром буду.

Она положила трубку, прикидывая, в какое дерьмо влипла Нинка и как теперь себя с ней вести. Что с ней, беспутной девкой, делать и как сыскать управу. Вдруг с ужасом обрушилась мысль, что может оказаться так, что зимой они окажутся в этой квартире все вместе – она, Женя, Игорек и Нинка! Это же просто немыслимо!

Но выхода не было. И не сейчас решать такие вопросы. Придет час проблем, тогда и примемся за решения.

Она нашла карту Подмосковья и без особых трудов разыскала дорогу на неведомый ей доселе город Хотьково. По карте выходило, что это недалеко.


Мощная машина промчала Нину мимо осеннего увядания подмосковных лесов, мимо сел и городишек, и, стартовав в восемь, в одиннадцатом часу она уже нашла хотьковское отделение милиции, а через минуту знакомилась с капитаном Мережковским. Это оказался рослый молодой блондин, стройный и крепкий, каким и должен быть кадровый милиционер.

– Нам с вами надо... В общем, нам надо в морг.

– Куда? – не поняла смысла слов Нина.

– Извините. У меня в первый раз такая ситуация... В общем, надо, чтобы вы опознали тело. Мы нашли тут в притоне, на блат-хате двоих, а у нее записная книжка и ваш телефон.

– Да подождите, капитан, она что – мертвая?

Он посмотрел на Нину и как-то разом успокоился. Сказал ровно:

– Девушка и парень, обнаруженные нами в притоне наркоманов, – мертвы. Требуется ее опознать. По закону. Из московских телефонов в ее книжке был только ваш, а так телефоны чуть не всей Европы.

– Да наплевать на Европу! Она действительно мертвая?

– Мертвее не бывает. Простите. Перекачались они на пару наркотиками. Не рассчитали своих возможностей и дозы. Это часто у них бывает. Наркоманов.

Они уселись в милицейский вездеход и после непродолжительной езды выкатили за черту города, а потом остановились, как показалось Нине, около сарая.

Но это был не сарай, а старая просторная изба, от времени перекосившаяся, частично просевшая в землю.

Капитан уверенно стукнул кулаком в разбухшие двери и крикнул:

– Прокопий, открывай!

Дверь открыл могучий старик в резиновом халате, пахнул перегаром и сказал добродушно:

– А! Капитан! На своих двоих пришел, а я все жду, когда тебя к нам как клиента привезут.

– Хоть бы что новое придумал, – поморщился капитан и повернулся к Нине. – У вас нервы крепкие? Знаете, не все тут выдерживают. Морг старый, новый строят, этот скоро снесут.

– Не знаю, какие нервы. Надо так надо, – ответила Нина.

– Прокопий, это на опознание девушки-наркоманки. Ее родственница.

– А у меня всего две клиентки. Одной старухе за семьдесят, а другая ваша.

Нина шагнула в узкий и темный коридорчик и вздрогнула, увидев, как из-под ног метнулась крыса.

Прокопий толкнул еще одни двери, и в глаза ударил ослепительный свет ламп, подвешенных на потолке.

Помещение казалось холодным, сырым и пустым. С одной стороны стояли два стола, накрытые простынями, под ними угадывались человеческие тела, а со столов стекала вода.

Прокопий без церемоний сдернул простыню с ближайшего стола, и Нина шагнула вперед, угадывая сухое и плоское тело.

– Да нет, это старуха! – хохотнул Прокопий и накинул простыню.

Нинка-маленькая лежала на втором столе. Застывшее лицо ее было иссиня-белым, и в глазах Нины мелькнули застывшие сгустки крови в ушных раковинах. Глаза были закрыты. Все тело было в каких-то буро-синих пятнах.

– Это она, – тяжело сказала Нина. – Нина Петровна Проханова.


Не думать об этом, приказала себе Нина, нажимая на педаль акселератора. Не думать, иначе не доедешь до дому. Сосредоточься на дороге, на машине и руле и думай только о хорошем.

Сумерки уже сгущались, дорога гудела встречными машинами, но была практически свободной. Окружающий и мелькающий мимо пейзаж потерял свои дневные краски и казался словно с экрана черно-белого кино.

Не думать о минувшем. В нем уже ничего не изменишь. И грехи и благодеяния – все осталось позади. Через месяц приедет поезд. Она встретит его на московском перроне. Из поезда выйдут Женя и Игорек, самые дорогие и единственно дорогое, что есть в жизни. Они сядут втроем ужинать. Есть дом, есть крыша, есть ужин, есть работа. Есть просто Жизнь, бесценный подарок. За все уплачено или заплачено, кто как приучился говорить. В грядущих днях тоже будет не все гладко, тоже будут страдания и горе, через которые придется перешагивать. Но будет ясность пути, ясность желаний. Все должно быть освещено солнцем любви. И тогда ничто не страшно. Пусть снова придется платить за все, за счастье и горе, но с этим ничего не поделаешь, потому что за все и все платят. Если не на этом свете, то на том. Чем выше цена, тем больше стоимость грядущего дня.

Она припарковала машину около дома, поднялась в квартиру, и тут же зазвонил телефон.

– Это я! – крикнул Воробьев. – Как ты там, мать? Тут одна бабуся заявила, что Игорек не только на тебя похож, но и на меня. Каково?!

– Три! – крикнула Нина.

– Что «три»? – переспросил он.

– Ничего. Один старик оказался прав. Когда собираешься домой?

– Да завтра! Мы по тебе соскучились!

Она не успела ответить, потому что связь оборвалась. Но и говорить было уже не о чем, потому что самое главное уже было сказано.