– Слушай, будь человеком, скажи хоть, что я такого сделала?

Тот помолчал, потом ответил значительно:

– Тебе инкриминируется свершение экономического преступления.

– А что это такое?

– Не строй из себя дурочку, – ответила парень. – Если действительно не знаешь, то тебе очень скоро объяснят.

Нинке это объяснили. Через двое суток, уже в Москве. Объяснение происходило в маленьком кабинетике, заваленном бумагами, а объясняла строгая женщина средних лет с замученными глазами.

– Гражданка Агафонова, – вразумительно сказала она. – Вы обвиняетесь в хищении государственной собственности в значительных размерах, и по поводу свершенного вами противоправного деяния возбуждено уголовное дело. Это дело веду я, следователь Кленова Алла Викторовна.

К этому моменту Нинка уже так устала, не емши и не пимши столько времени, так издергалась, что уже ничего не боялась и потому закричала в полный голос:

– Где я и чего похитила, скажете наконец? Ни хера я нигде, ничего, никогда не похищала! Не надо мне ничего! Один раз только у тетки Прасковьи свой же телевизор взяла, вот и все!

– К сожалению, это не так, Агафонова. Советую вам быть искренней.

Нинка и хотела быть искренней, ни на что другое у нее и ума не хватало, но в чем и как эту искренность проявить, она не знала. Да на этот раз и не пришлось. Следователь ничего более не поясняла, долго и непонятно разговаривала с кем-то по телефону, записывала все данные по Нинкиной биографии, снова трепалась по телефону, хихикала, договаривалась с какой-то Изольдой пойти вечером в ресторан, уходила из кабинета раза три, в конце концов велела Нинке расписаться в четырех местах и в заключение сообщила:

– Что ж, Агафонова, будем с вами работать.

– Вот и хорошо! – обрадовалась Нинка. – А мне сейчас домой можно? У меня здесь подруга Наталья живет!

– Меру пресечения я избираю другую, Агафонова.

– Ну да, пресечете, я же не против, только я же приду, как скажете и куда надо. Вы мне на метро пять копеек не дадите, а то ведь совсем без гроша в Москву привезли? Я вам потом отдам.

– Под следствием, Агафонова, – терпеливо сказала следователь, – вы будете содержаться в изоляторе.

– В тюрьме, что ли? – ахнула Нинка.

– Можете называть и так, – согласилась Кленова.

Так они на тот раз и разошлись – следователь Кленова с неведомой Нинке своей подругой Изольдой отправилась гульнуть в ресторан, а саму Нинку отвезли в следственный изолятор на улице с удивительным названием Матросская тишина...

3

ДЕНЬ ТЕКУЩИЙ

Ночное море стихло и только у самой своей кромки все равно чуть-чуть шелестело мелкой галькой. Где-то в непроглядной тьме, у горизонта, едва двигались огни большого теплохода.

Нинка встряхнулась и поднялась на ноги. Ах, что там – вспоминай не вспоминай, в минувших днях ничего не изменишь, да и стоит ли что-то там менять? Такова уж выпала дорога, иногда ее сама выбирала, иногда выбирал ее для тебя кто-то другой. Почти десять лет прошло с тех пор, когда ленивая и ко всему на свете, кроме своих забот, равнодушная следователь Кленова отправила ее, Нинку, в изолятор, в компанию уголовниц. Почти десять. И много чего еще было потом, но если все сейчас вспоминать, то и до утра просидишь на берегу, а надо еще и выспаться, потому что завтра после обеда опять бежать в ресторан, потому что нигде в срочном порядке не заработаешь на первый пай для кооперативной квартиры. Вернее сказать – пай уже выплачен, дом уже строится, да деньги взяты в долг и осенью, хоть умри, но долг надо выплатить.

Нинка выбежала на дорогу, глянула на свои часы и обнаружила, что идет уже четвертый час утра. Четыре километра до дома – это еще около часу, машины-то мимо нее изредка проскальзывали, да уж больно опасное время для одинокой бабы хватать на пустой приморской дороге мотор.

Нинка пошла теневой стороной шоссе, оглядываясь на гул догонявших ее автомобилей. Пыталась издали определить, кто и как едет. Промчалась мимо «волга», из машины доносились песни, с этой публикой добром не сговоришься. Лишь третья машина показалась ей подходящей. Светлые «жигули», и человек за рулем сидит, кажется, один.

Нинка резко приняла на проезжую часть и, едва не оказавшись под колесами, махнула рукой.

Автомобиль обогнул ее умело и неторопливо остановился. Нинка догнала его, на ходу отметила, что номера московские, наклонилась к водителю и сказала весело:

– Пяток километров прямо по дороге. Ночной тариф.

Седой мужчина глянул из-под очков, ответил спокойно:

– Поздно гуляем, красавица, не находишь?

– Я не красавица, – засмеялась Нинка. – Я официантка. Задержалась на приборке, устала как черт.

– Садись, – кивнул мужчина.

И Нинка радостно обежала машину, плюхнулась на сиденье и тут же сказала:

– А вы из Москвы!

– Правильно. Из родной столицы.

– А я тоже оттуда. То есть в Москве живу.

– Непонятно, – без улыбки сказал он и тронул машину. – Из Москвы, а утверждаете, что работаете в ресторане здесь.

– Так я деньгу зашибаю. Сезонно, – пояснила Нинка. – До осени дотяну – и домой.

– Зашибается деньга? – улыбнулся он, и Нинка разглядела, что мужик крепко немолод, устал и было в нем что-то умное, сразу видно было, что человек этот не простой, Нинка таких людей в последние годы нутром чувствовала.

– Неплохо, – сказала она. – И на кооператив, Бог даст, хватит и еще навар останется.

– Любите деньги? – спросил он.

– Они мне для дела нужны, – пояснила Нинка. – Я ребенка родить хочу.

– Славное мероприятие, – кивнул мужчина. – Это я говорю вам как детский врач со стажем в тридцать с лишним годков.

– Ой! – завизжала Нинка. – Вот вы-то мне и нужны! Понимаете, я вычитала в одной книжке, то есть в журнале, что детей просто так делать нельзя. То есть можно, конечно, делать их как угодно, но лучше, если их делать с головой, обдуманно.

– Не совсем вас понял.

– Понимаете, это раньше вот так двое приглянулись, полюбились и – трах, у них дите! А потом оказывается, что они друг другу по науке не подходили. И дите у них получилось – урод. Они оба красивые и любят друг друга, а дите все одно ни к черту. А вот по науке, по гороскопу и звездам давно уже точно вычислили, получится ли умный ребенок, с хорошей кровью, здоровый и крепкий, чтоб жизнь свою строил, или совсем никуда не годный. Так вот я так и приглядываюсь, чтоб не промахнуться.

– Значит, если я вас правильно понимаю, мужа как такового у вас нет на данный момент?

– Ничего вы не понимаете! – огорчилась Нинка. – Муж это одно, а отец ребенка – это совсем другое. Мужа-то у меня, конечно, нет, это правда, но не в том самое главное. Я хочу, чтоб у моего ребенка был отец при нужных ГЕНАХ.

– Вот даже как, – тихо засмеялся мужчина. – Простите, как же вы дошли до такой мысли? В целом принято поначалу искать именно мужа, а уж потом заботиться о потомстве.

– Ай, знаете, мне скрывать нечего. Вы уж много прожили, я вижу, много повидали, да еще врач, чего мне вам врать? У меня мужчин было столько, что даже избыток ощущается. Всякие были: и хорошие, и плохие, но вот о ребенке я только год как задумалась. Получится у меня еще моя личная жизнь или нет, мне теперь и думать не хочется, думаю, что не получится, потому что я из несчастливых. Но у меня наследственность хорошая. И мать и отец почти не пили, дед прожил девяносто два года, в деревне все родились и жили, так что организм не отравленный. И теперь я думаю, что мне нужно найти толкового мужчину, понимаете?

– М-да, понимаю. Лично я откликнуться на вашу просьбу уже, сами понимаете, не могу. Хотя тоже вроде бы хорошая наследственность и дети у меня получились приличные. То, о чем вы говорите, называется селекцией и практиковалось раньше в основном в коневодстве и разведении собак. Что ж, неплохо, что человечество в вашем лице пришло к такому выводу, совсем неплохо. Уродливая часть движения женской эмансипации. Ну а позвольте вопрос...

Машина неожиданно задергалась, хрюкнула мотором и встала.

– Не дотянул до бензоколонки, – огорченно сказал мужчина. – Не волнуйтесь, задержка ненадолго, в канистре у меня есть литров десять.

Он вышел из машины, достал из багажника канистру и принялся лить в бак бензин сквозь лейку.

– Так что вы хотели спросить? – встала Нинка рядом с ним.

– Что? А, да! В вашей программе интересен один существенный момент. Вы предъявляете высокие требования к физическим достоинствам своего будущего ребенка или вас интересуют его умственные данные? Проще сказать, вы хотите родить могучего, скажем, как этот американский актер Шварценеггер, или вам мечтается подарить миру нового гения типа Льва Толстого или Эйнштейна?

– Поняла, поняла! – обрадовалась Нинка. – Я сразу увидела, что вы очень умный человек. Знаете, я тоже об этом много думала. И всякие журналы читала. Если идеально брать, то конечно бы хорошо, чтоб парень или девочка были как Сталлоне или Мэрилин Монро, а еще при этом и ума палата. Но я так поняла из литературы, что такие вещи случаются ну очень редко, вообще не случаются. И я решила так: пусть мужик, отец, значит, будет симпатичный, без уродства, конечно, но чтоб главным была все-таки в нем голова. И чтоб был добрым. И жил нормально, по совести.

– Да уж. В биографию своего избранника загляните. А ну как окажется уголовник? Хоть это и не доказано точно, но я верю, что наследственность уголовников срабатывает в потомстве. Так что лучше в этом вопросе не рискуйте.

– Блатные меня не пугают, – легко ответила Нинка. – Это ведь еще надо и посмотреть, за что сел. Честно-то сказать, я ведь и сама два года в исправительных лагерях трубила. Ни за что, гады, посадили, целиком-то мне шесть лет впаяли, да потом моего злодея-мучителя Бог наказал, и он покаялся. Ну, сидела и сидела, но я вовсе же не уголовница! И сколько еще таких, как я, ни за что сидели? Так что это меня не пугает. И я так подумала, что мужика мне нужно искать в двух местах. Вернее, выбирать из двух мест: или на стадионе, или в библиотеке, так?