– С собой.

– Трудовую книжку тебе оформят там.

– Ой! – встрепенулась Нинка. – Так это ж и совсем ладненько! Я на меховую фабрику устроюсь!

– Если захочешь, – усмехнулся Николаев, встал, запер железные шкафы, собрался выйти, но сел снова. Спросил негромко: – Закон дележки знаешь?

– Знаю, – брякнула Нинка, хотя даже приблизительно не понимала до сих пор, о чем идет речь.

– Тебе двадцать пять, остальное отдашь.

– Ладно.

Что надо было отдавать, что за «двадцать пять» надо получить, Нинка опять же смекнула не сразу. Потом до нее дошло, что она получит двадцать пять рублей. Тоже неплохо к Новому году.

Они вышли из вагончика, уселись в холодный вездеходик и через полчаса подъехали к темному зданию.

– Наше управление, – пробурчал Николаев. – Вопросов лишних не задавай, расписывайся, где положено. Я тебя ждать буду.

Они поднялись по лестнице, со всеми встречными Николаев здоровался, народ был тут суетливый и говорливый, но мужик пер, как бульдозер, и ни с кем для разговоров не приостанавливался.

Довел ее до дверей, обитых клеенкой, и сказал:

– Войдешь и объявишься. Я – Агафонова, у меня депонент. Больше ничего не вякай.

Нинка толкнула двери и вошла в комнату, где у столов сидели четыре женщины, в углу кипел электрочайник, и все полки были завалены бумагами.

– Я Агафонова. Допомент! – решительно сказала Нинка.

– Ждем, ждем! – весело ответила бодрая старушка, вскочила со стула, на котором лежала подушка, метнулась к ящикам, покопалась, выдернула одну бумагу, сказала: – Паспорт, девушка!

Нинка подала паспорт.

Старуха уселась на свою подушку и с какой-то неимоверной скоростью заполнила три бланка подряд.

– Распишитесь здесь, здесь и вот здесь.

Нинка аккуратно вывела свою фамилию, где сказали.

– Распишитесь в трудовой книжке. Она у вас с февраля.

Нинка подумала было, что в феврале еще про это Управление и слыхом не слыхивала, но побоялась, что начнутся всякие вопросы-распросы и она запутается и подведет под монастырь доброго Николаева, который даст ей сейчас целых двадцать пять рублей.

– В ведомости тоже свою роспись.

На этот раз Нинка долго искала свою фамилию, и когда нашла ее, то обнаружила, что в той же строке, где написано «Агафонова Н.В.», стоит еще и запись «старший инженер участка».

И опять Нинка не стала разбираться, что тут к чему, поскольку решила, что все равно не разберется.

– В кассу, – сказала старуха и подала ей небольшой квиточек.

Нинка взяла его и ответила:

– С наступающим вас Новым годом.

– Вас также, – ответила старуха и тут же про нее забыла.

Нинка решила, что квиточек надо сдать в кассу, за что от Николаева и будут получены обещанные деньги.

Но Николаев, который терпеливо ждал ее в коридоре, взял квиточек, вытащил авторучку, вписал туда все, что надо, заставил Нинку расписаться и приказал:

– Теперь до кассы, а потом дележ.

– Где касса?

– Третья дверь налево. Я тебя здесь жду.

Нинка пошла в третью дверь налево, и через три минуты началась сказка.

Молоденькая кассирша, не прерывая разговора по телефону, выхватила у нее квиточек, что-то где-то чиркнула и принялась насчитывать на стол деньги. Трубку она прижимала к уху плечом и кричала:

– Дома я в Новый год!.. А куда?.. Надо подумать. В кассе было жарко, и Нинке все это надоело.

– Получите. Пересчитайте. – Кассирша выкинула на стоечку такую горку деньжищ, какую Нинка в своей жизни не то чтоб в руках не держала, но даже и не видела в натуральном виде, разве что в кино или по телевизору.

С большим трудом удержалась она от глупого вопроса: «Это все мне?» – сгребла деньги, сложила их в сумочку и вышла из кассы.

В голове у нее загудело и на миг мелькнула мысль, что, наверное, тут что-то не совсем правильно, и она получила эти деньги за другую Агафонову, какую-то свою однофамилицу. Но ведь по ее паспорту старуха квиточек писала!

Николаева в коридоре не было.

Сумочка с деньгами вдруг потяжелела.

«Сколько же там, в сумочке-то?» – пыталась припомнить Нинка и вдруг вспомнила и цифры, и как их вывел прописью Николаев: три тысячи восемьсот шестьдесят рублей! Господи, да это же больше, чем половина автомобиля «жигули»! Точно! Сколько стоил «жигуль», Нинка хорошо помнила из разговоров Васи – шесть тысяч! А у нее – половина! Но тут она очнулась и вспомнила, что вовсе у нее не половина, а всего двадцать пять рублей, вот так-то!

Николаев в коридоре не появлялся.

А почему это всего двадцать пять рублей от такой суммы, вдруг засвербила щекотливая мысль в сердце Нинке. Это ж почему так мало, если она все эти деньги на свою фамилию получила? Нет, это совершенно не по-честному!

Она прошла по коридору и остановилась у окна. Вниз вела лестница – черный ход, поднимались они с Николаевым по большим, парадным ступеням.

А если вниз по лестнице да деру?

Сумочка с деньгами стала еще тяжелей, на тонну уже тянула.

Нехорошо так, решила Нинка. Совестно. Она за эти деньги не работала. Но за что же свои двадцать пять получает? Вывод у нее получился один и очень простой. Николаев ее обманывает. А если обманывает, то нужно навести ясность. А если не ясность, то нужно торговаться и получить, сколько положено.

В середине коридора грохнули двери, и из них выскочил Николаев. Как сумасшедший оглянулся, по покрасневшему лицу у него бежал пот, увидел Нинку и рысью кинулся к ней.

– Начальник меня не вовремя поймал! Получила?

– Да.

– Пойдем на дележку. Свои двадцать пять процентов получишь, как договорились.

В голове у Нинки опять затрещало. Значит, не двадцать пять рублей, а двадцать пять процентов, а это уж совсем другое дело! Раз другое, то можно и поторговаться, так дело не пойдет, чтоб ни за что ни про что выпускать из своих рук уже все, пригретые в своей сумочке деньги!

По черной лестнице они спустились площадкой ниже, где никого не было.

Нинка сказала решительно.

– Нет такого закона, чтобы у меня было двадцать пять.

– Что? – дернулся Николаев.

– Мало, говорю, двадцать пять! Накалываете вы меня!

– Ты что, девка, офонарела?

Но по его глазам и дрогнувшему голосу, Нинка сообразила, что идет правильным и верным путем, что доля ее по этому неведомому ей закону куда как больше, чем объясняет ей Николаев. И она отчаяно выпалила:

– Вам двадцать пять, а мне остальное!

– Это, девка, крупный перебор, – прошептал Николаев. – У меня риска куда больше, чем у всяких «мертвых душ». Тебе то что за труды такие? Приходишь раз в квартал да живые деньги без тревоги получаешь, а мне тебя еще отмазывать при всяких комиссиях. Ладно, я мужик добрый. Давай пополам.

– Идет, – сказала Нинка потому, что уже вся тряслась от страха, и, если б Николаев гаркнул на нее сейчас покруче, она бы отдала ему всю сумочку с деньгами да бежала без оглядки куда глаза глядят.

Николаев очень быстро разделил деньги, повеселел, подмигнул Нинке и сказал:

– Уведомлений больше не жди. В конце каждого квартала приходи, и снова провернем такую операцию. На всю жизнь теперь будешь приварок иметь.

«Квартал», отложилось в голове у Нинки, каждый квартал можно получать деньги. И требовалось теперь узнать, что такое этот «квартал», чтобы знать на что рассчитывать.

– До свиданья, – сказала Нинка.

– Прощевай. Вниз иди, там выход есть. До встречи. Так они и разошлись.

Нинка не дотерпела до дому, чтоб спросить у Натальи, что такое «квартал». Уж больно ее сжигала эта мысль.

Она вышла из управления, приметила мужчину в шляпе и красивом пальто, который неторопливо, с портфелем в руках, шел к машине, подскочила и спросила.

– Дяденька, а что такое «квартал»?

Тот посмотрел на нее без всякого удивления, открыл дверцу машины и сказал:

– Квартал, или отчетный квартал, – это производственный цикл, равный трем месяцам.

– Каждые три месяца?! – зашлась Нинка.

– Абсолютно правильно, – сказал мужчина, сел в машину и приказал водителю: – В министерство.

Вот так! Значит, каждые три месяца на лестничной площадке этого управления они будут делить с Николаевым такие деньги! Николаев их где-то зарабатывает, но без Нинкиной фамилии получить не может, за что она и имеет свою справедливую половину! Так уж в Москве положено, здесь ведь не деревня!

Поначалу Нинка собралась ураганом домчаться до своей квартиры и тут же сообщить Наталье радостную весть, помахать в воздухе деньгами и рассказать подруге о своем счастье. Но потом она засомневалась. Счастье-то счастье, да кончится оно очень быстро. Наталья предпраздничным деньгам, конечно, возрадуется, и полетят день за днем под водку и портвейн, а до Нового года еще целая неделя, да и Новый год, когда деньги-то есть, без шикарного стола да гостей-друзей отмечать грешно... Нет, если действовать, не подумав, то через неделю останешься без копеечки и за каждый селедочный хвост опять придется мыть гектар полов в магазине. Праздники праздниками и непригретой свою подругу Нинка оставить никак не может, это уж само собой. Но и просвистывать денежки за просто так тоже нельзя. Наталья погуляет, повеселится, а тут ее Вася на Север вызовет, она и улетит туда, под его крыло. А Нинка останется на своей кухне одна-одинешенька – и барахтайся как знаешь.

Она решила, что положит деньги на книжку.

За квартал от дома увидела сберкассу, и оказалось, что положить деньги на книжку – дело совсем простое. Через пятнадцать минут в руках у нее эта книжка уже была. По ней значилось, что у Агафоновой Н.В. лежит на вкладе одна тысяча двести рублей. А вот оставшиеся деньги Нинка решила кинуть на стол и устроить хороший Новый год, какого никогда у нее не было. Может быть, даже пойти с Натальей в ресторан. Тогда уже сегодня надо заказывать столик.

Но тут Нинка вспомнила, что говорил официант Саша про тех женщин, которые ходят в рестораны без мужчин, и ресторан тут же отпал. Не поить же ей в ресторане еще и каких-нибудь приблудных мужиков? И дома хорошо посидят.