– Какие чудненькие обои! Веселенькие! Кажется, подсолнечники на них изображены. Не так ли, Любаш? – с гордостью проговорила бывшая химичка – мол, если б не я, век бы не видать вам ни плитки над раковиной, ни балкона, ни этих чудненьких, веселеньких обоев с подсолнухами.

Каждого восхищало что-то определенное, а вот Николай пришел в настоящий восторг, когда очутился в туалете.

– Бат-тюшки! – прошептал он, словно боясь, что толчок растает, растворится на его глазах. – Это ж надо! Красота-то какая! Голубой! Любик! Иди скорее сюда!

– Что такое?! – испуганно спросила Любаха, встав на пороге уборной.

– У нас унитаз голубой, – обомлевшим каким-то голосом пролепетал Кротько.

– Прям напугал! – с укором воскликнула Любаха.

– Нет, ты глянь! Ты только глянь! В такой-то толчок и облегчаться жалко!

– Ой! Да ладно уж! Тоже мне! – смущенно проговорила Любаша и заглянула в ванную. А Николай нашел себе наиувлекательнейшее занятие – он забавлялся тем, что то и дело спускал воду из бачка.

После осмотра квартиры у всех поднялось настроение (если не считать семилетнего Димочку), а Николай от чистого сердца расцеловал Галину Тимофеевну. Он готов был даже полюбить будущую тещу, что само по себе является нонсенсом для любого русского, а тем более украинского мужчины.

Любаша добилась своего. На следующий же день «молодые» подали заявление в загс. Свадьбу назначили на двадцать второе мая, и Аврорина кузина, не теряя времени, сразу же отправилась в ателье шить себе подвенечное платье. Из всех цветов, что имелись в наличии, она выбрала ткань приглушенно-голубого тона, который до невозможного напоминал оттенок унитаза в их новой трехкомнатной квартире.

* * *

Девятнадцатого мая Аврора принимала смену у своей напарницы Златы, печально глядя на ее нарядное серо-вишневое платье с юбкой, скроенной по косой.

– Ты что сегодня такая хмурая? Дома что-то не так?

– Да нет. Просто у моей сестры свадьба, а я не знаю, в чем идти! Представляешь, ведь у меня точно такое вот платье, как у тебя, только коричневое. И оно совсем не нарядное, – посетовала Аврора.

– Хочешь, я тебе свое дам? – простодушно спросила Злата.

– Нет. Что ты?! А если я его испорчу? Испачкаю?

– Ерунда, отстираем. Пошли переодеваться. – И девушки удалились в номер для администраторов.

– Ну как?

– Прелесть! Лучше, чем на мне! Аврорка! Ты в этом платье как королева! – восхищалась Злата.

– Ну а если я его все-таки испорчу?! – опасалась наша героиня.

– Отстираем, зашьем. Что ты так переживаешь?! Иди в нем!

– Спасибо тебе!

– Ну я побежала! – И Злата отправилась домой в Аврориной серой юбке и тонком шерстяном джемпере.

Аврора очень скоро поняла, что это платье ей действительно к лицу. Столько поклонников еще ни разу не собиралось одновременно возле ее стойки. Один звал в театр, другой – в ресторан, третий все пытался перелезть через стойку и шептал воодушевленно:

– Красавица! Не откажи! Поехали в эти выходные в Сочи! Побродим по берегу моря, на звезды посмотрим. А?

– Де-е-еточка! – дрожащим голосом проверещал дряхлый старикашка в темно-сером костюме (какой-то известный писатель, воспевающий прелести социалистического строительства). – Выходи за меня замуж! Не пожалеешь! Все наследство тебе отпишу! – пообещал он, поправив столь же дрожащей рукой, что и голос, серый в узкую полоску галстук.

– Она за меня выйдет! – гаркнул парнишка лет пятнадцати – полный, розовощекий, с пробивающимся первым пушком над верхней губой, – кажется, сын министра легкой промышленности одной из среднеазиатских республик.

– А не рановато ли, молодой человек? – И писатель пригрозил ему клюкой с витым набалдашником в форме бульдожьей головы.

– Уж лучше рано, чем так поздно! – усмехнулся министерский сынок.

Они говорили и говорили, делили Аврору между собой, предлагая ей то одно, то другое, а ее самой в этом разговоре и, казалось, за стойкой будто и не существовало. Героиня наша то бледнела, то краснела, моля бога, чтобы ее сегодняшняя смена побыстрее завершилась. Она очень боялась, что именно сейчас, когда ее окружает толпа поклонников, каждый из которых клянется ей в вечной любви, начиная с пятнадцатилетнего несозревшего юноши и заканчивая едва ли не столетним старцем, откуда-нибудь из-за угла, как это обычно бывало, появится неожиданно вишневый шлем разъяренного супруга.

– Разойдитесь, разойдитесь! Что столпились?! Позвольте-ка, – к администраторской стойке пробирался, расталкивая соперников, знаменитый куплетист Евгений Бобиков. – Тут что, бесплатную колбасу дают? Ах! Царица! – увидев Аврору, размяк и обомлел он. – Вы сегодня ослепительно хороши! Невозможно! Авророчка! Выходите за меня замуж! Выходите! – И тут Бобиков на глазах многочисленных свидетелей бухнулся перед нашей героиней на колени, склонив голову в ожидании ответа. Авроре же вся эта картина напомнила кадр из какого-то отечественного фильма – герой точно так же нагнул голову перед тем, когда ему должны были вот-вот снести ее.

– Евгений Саныч! Ну что вы! Поднимитесь, поднимитесь!

– Нет. Пока вы не решите мою судьбу, так и буду стоять тут всю ночь!

– Какой целеустремленный молодой человек, – заметил старикашка, пятясь назад.

– Евгений Саныч! У меня могут быть неприятности... Вы разве этого не понимаете? – тихо проговорила Аврора, безвольно опустив руки.

– Так вы примите мое предложение, и дело с концом! – зациклился Бобиков.

– Но вы ведь знаете: я замужем, – беспокойно озираясь, сказала наша героиня.

– А ну его к черту, этого вашего мужа! Я видел его пару раз – он недостоин такой девушки, как вы! – раздухарился куплетист.

– Так! Ну и что здесь происходит?! – из коридора донесся громкий властный голос главного администратора – Рыжиковой Татьяны Георгиевны – женщины с миловидным интеллигентным лицом, безбожно ругающейся матом. – Оформляетесь, товарищи? – ласковым тоном спросила она группу мужчин, каждый из которых претендовал на Аврорину если уж не руку, то внимание точно. – Я украду у вас Аврору на минутку? Хорошо?

И Аврора последовала за начальницей в кабинет. Как только они остались вдвоем, на нашу героиню обрушился такой поток отборного, изощренного мата, что бедняжка не в силах была в столь «оригинальной» и необычной лексике уловить то зерно, ту суть, которую Татьяна Георгиевна пыталась донести до нее.

– Ты, конечно же, как обычно, ничего не поняла?! – с издевкой спросила начальница, когда ее «ненормативный словарный запас» был полностью исчерпан.

– Нет. Только то, что вы, судя по всему, чем-то недовольны, – пролепетала Аврора.

– Недовольна? – переспросила Рыжикова, со злостью глядя ей прямо в глаза. – Знаешь, когда ты впервые сказала мне эти слова, они здорово позабавили меня. Я даже, кажется, посмеялась. Но теперь мне не смешно! Что ты себе, Метелкина, позволяешь? Что ты о себе возомнила? Между прочим, коллектив и я недовольны твоей работой! Я знаю, чем ты там занимаешься! Все больше хвостом крутишь да с постояльцами романы заводишь! – И тут Рыжикова припомнила ей всех – начиная с куплетиста Бобикова и заканчивая немками сомнительной ориентации, которые под предлогом продажи Авроре красивого нижнего белья рассматривали ее женские прелести. – А эта история с итальянцем?! Думаешь, мне ничего не известно? Думаешь, Татьяна Георгиевна сидит в своем кабинете, как болванка, и не видит ничего?! Не-ет, голубушка, меня не проведешь! Такой скандал учинить с его родителями, мужа зачем-то вызвать! Это ж могло очень плачевно закончиться! И не только для тебя! Пострадала бы безупречная репутация нашей гостиницы! Нашего образцового одиннадцатого этажа! Ведь тогда мог выйти ни больше ни меньше политический скандал! Ну что ты уставилась на меня, как баран на новые ворота? И горничная, как ее... Раиса. И она тоже тобой недовольна! Одним словом, у всех ты тут как бельмо в глазу!

– Да что вы такое говорите-то! Это я романы кручу? – оторопела Аврора.

– Ну не я же! Знаешь, сучка не захочет, кобель не вскочит!

– Да что вы такое говорите-то! – поразившись, повторила Аврора – казалось, кроме этой фразы, она не в состоянии была сказать что-то еще.

– А что вижу, то и говорю! Вон как на работу-то выпендрилась! Разве на службу в таких платьях ходят?! Все, Метелкина, ступай. Работай и знай, что у тебя с сегодняшнего дня испытательный срок. И не дай бог тебе что-нибудь натворить!

– Да что ж вы...

– Все, все! Иди! Устала я от тебя! – рявкнула Рыжикова, демонстративно развернув на столе «шахматку».

Всю смену Аврора находилась словно в тумане, жалея о том, что Гарика нет в Москве – он наверняка посоветовал бы ей что-то путное, разъяснил совершенно непонятную для нее ситуацию.

– Раиса! – окликнула она горничную, когда та проходила мимо нее со стопкой чистого белья.

– Что?

– Я тебя чем-то не устраиваю? – в лоб спросила Аврора, и та на минуту растерялась.

– Откуда ты взяла, Авророчка, – начала было стелиться она.

– У Рыжиковой была.

– А чо это я должна быть тобой довольна! – вдруг ни с того ни с сего базарно закричала Раиса. – Сидишь тут, как королева испанская, подарки собираешь, ничего не делаешь, в ресторанах обедаешь, завтракаешь, ужинаешь, а я, как дура, – вечно с тряпкой или вон с бельем!

– Но я ж половину подарков тебе отдаю! Я не считаюсь! Мне не жаль! Что ж ты клевещешь на меня?! – возмутилась Аврора – она, как и ее отец Владимир Иванович Гаврилов, патологически не выносила несправедливого к себе отношения.

– Ха! Половину! Смех, да и только! При такой непыльной работе, как у тебя, могла бы все отдавать! А то половину! Во хамка-то! – кричала Раиса, будто с цепи сорвавшись.

Да, если б добрый Аврорин друг был сейчас рядом, он, несомненно, объяснил бы ей, что к чему.

Наша наивная героиня за пять лет работы в гостинице даже не подозревала, что весь женский коллектив тихо ненавидит ее, что, была б их воля, они растерзали бы ее не задумываясь, сожгли бы на костре, распяли на кресте, без тени жалости прибив ее к нему гвоздями. И потом, когда Аврора б испустила последний дух, не было бы в их душах ни раскаяния, ни жалости к ней – напротив, они прошли бы мимо и с удовольствием плюнули в ее сторону. Вот какую ярость, злость, чувство вражды испытывали к ней все сотрудницы, за исключением напарницы Златы. А все почему? Ответ на этот вопрос до смешного прост, банален, но одновременно и страшен. Зависть – вот что руководило ими.