– Катрин, я не мог больше ждать… Я безумно люблю, – Салтыков сделал к ней несколько шагов и протянул руки.

– Уходите немедленно! – Екатерина стояла, не шевелясь, гордо вскинув голову, и смотрела, как к ней приближается Салтыков.

Вот они уже стоят рядом, напротив друг друга. Вот его руки легли на ее бедра. Не об этом ли мечтала она несколько минут назад?! Вот вниз поползла предательница-шаль, обнажив плечи и грудь в распахнутом вырезе ночной рубашки. Взгляд Салтыкова устремился туда, а губы прошептали:

– Как вы красивы…

И вот уже руки проникли под ткань и нежно ласкают ее грудь. Она чувствует бегущую кровь, пожар щек и желание, чтобы это чудо продолжалось. Салтыков подхватывает ее на руки и несет на кровать. Екатерина не сопротивляется. Она немного напугана его решительными действиями, но он так нежен, что нет сил его остановить. Прохлада касается обнаженной кожи, исчезла рубашка, валяется на полу, отброшенная Салтыковым. В глазах мужчины она читает восхищение. Уши заполняет его горячий прерывистый шепот:

– Люблю… ты прекрасна… ты божественна!

Его руки жадны и ненасытны. А она уже понимает, что все прочитанное в книгах – истина, и жаждет еще большего наслаждения, еще более смелых ласк… И вот они обрушились на нее водопадом, небом, пламенем. Дыхание сбивается. Мысли путаются… Темнота наплывает на нее… Но нет – это она закрыла глаза, чтобы отдалиться, уйти в себя и вкушать немыслимое наслаждение, которое дарят руки и губы Салтыкова.

Ей хочется открыть глаза, но страшно… Стыд заливает румянцем белоснежную кожу, что горит от бесконечных и сладких поцелуев. Распахивает глаза и видит его – обнаженное, сильное, красивое тело! Рука непроизвольно касается его плеч. Совершает путешествие по сильным рукам, груди. Мужчина перехватывает и покрывает поцелуями каждый пальчик… Резкая боль пронзает Екатерину. Но она только теснее прижимается к любовнику в стремлении слиться с ним еще ближе, чтобы раствориться до конца…

Теперь она знает, что такое любовь.


Первые звуки надвигающейся грозы раздались с совершенно неожиданной стороны. Отношения с великим князем Екатерина не могла назвать дружескими, теперь они больше напоминали приятельские. Кануло в небытие их тайное военное содружество, но, помня его, а также искренность, Петр Федорович, по привычке, регулярно захаживал к супруге, спрашивал ее невзначай о сущих пустяках и уходил развлекаться, чтобы вернуться в спальню ближе к утру. Екатерина недаром тратила неограниченные средства, чтобы быть в курсе всех, даже незначительных, событий при Большом и Малом дворе. Но здесь новость не стоила ей ни грамма трат.

Вечером, томясь в ожидании концерта у великого князя, публика растеклась по покоям и развлекалась пустой болтовней. К Екатерине, раскланявшись и перецеловав ручки у всех фрейлин, подошел Салтыков. Она приготовилась услышать очередные комплименты, но, испросив разрешения присесть в соседнее кресло, кавалер очень тихо сообщил, что Его Императорское Высочество Петр Федорович нынче поделился со своим камер-лакеем Брессаном, родом из Франции, неприятным мнением о супруге.

– Его Высочество считает, что мы с вами обманываем Чоглокова и смеемся над ним, уверяя его в дружбе.

– Очень плохо, что мой супруг раскрыл нашу хитрость, – расстроилась Екатерина. – Пока ничего страшного, но у великого князя может в любой миг испортиться настроение, и тогда он непременно может сказать Чоглокову, они ведь так близки. Постарайтесь, граф, впредь быть осторожнее.


Давая совет Салтыкову, Екатерина не подозревала, что неприятности, подобно тучам, сгущаются и с другой стороны. Императрица устала ждать наследника от неразумных супругов и вновь напомнила Екатерине о ее долге, придравшись к мелочи.

Началось все с одинаковых платьев, принятых Малым двором. Выслушав о недовольстве государыни костюмами от Чоглоковой, удивленно приподняв черные брови, Екатерина ответила, что на следующий год, раз это не угодно Елизавете Петровне, они делать не будут, а сейчас-де пусть матушка-государыня простит вину неразумных детей своих.

Чоглокова усмехнулась, крутнулась на каблуках и поплелась к царственной родственнице. Очевидно, кто-то постарался испортить настроение императрице – Елизавета была сильно не в духе, и Чоглоковой влетело за невнимательность, нерасторопность и лень.

– Я очень недовольна тобой, Мария! Ты в ответе за великокняжескую семью, а обязанности выполняешь из рук вон как плохо!

– Что ты, государыня-матушка, как можно. Наветы все это, я денно и нощно при твоих наследниках! – перепугалась Чоглокова, а про себя подумала и помянула недобрым словом семейство Шуваловых – уж и не знают какую должность под свое семейство подгрести.

– То-то с пузом постоянно ходишь, и когда ж успеваешь-то еще за наследниками услеживать? За Катькой вообще не смотришь, явилась недавно на куртаг в мужском костюме! Сидючи в седле по-мужски! Это твое упущение, Мария! А я вот все думаю, отчего никак Катька ребенком-то не обзаведется, ан вот оно в чем дело! Наказывать вас с мужем твоим беспутным, что постоянно с Петром Федоровичем развлекается, буду строго! Не следите вы!

– Ну, сестрица-государыня, не ожидала я от тебя такой милости! Нашла причину, чтоб с больной головы на здоровую проблему переложить! Это за мою добрую службу!

– Ладно, не плачься! Служили б по чести, так и не было б претензий!

– А ты мою службу в одну кучу с чужими проблемами не мешай, не каша с маслом!

– Ишь разошлась! Пошто Катьке дозволяешь днями в мужском седле скакать? А? Знаешь ведь, что вредно это! Знаешь, что я наследника жду!

– Э-э-э! Сестрица-государыня, а мы-то с мужем, верные твои слуги, здесь каким боком?! Сама же знаешь, дети без причины не могут появиться!

– Это ты о чем, Мария? Петр с Екатериной чай десять лет живут, спят в одной постели, какая еще нужна причина?! – распалялась императрица.

– Та самая, матушка-государыня, та, опосля чего дети появляются!

Находясь в крайней степени гнева, императрица забегала по кабинету, изредка останавливаясь рядом с сестрой и впиваясь в нее взглядом.

– И за десять лет не было такого?

– Как на службу, по воле твоей, заступили, не было. И незаконных деток не было!

– Как такое может быть?! И ты считаешь себя и мужа невиноватыми?

– Нет нашей вины в том! – настаивала надзирательница.

– Да я, Мария, взыщу с вас обоих за нерадивость вашу! Твой разлюбезный муж как есть колпак! Его какие-то сопляки водят вокруг пальца за длинный нос! А вы оба, вместо того чтобы усовестить наследников, разъяснить и разрешить проблему, жируете!

Мне нужен наследник, поняла, Мария? – Императрица подошла к сестре и шепотом добавила:

– Любым путем, все равно как, законный или незаконный. Твоя и мужа головы – залог. И немедленно прекратить пересуды, закрыть всем рты. Главное – наследник. В короткий срок. Ступай!

Чоглокова испугалась не на шутку. Пришлось развить бурную деятельность, начала она с того, что переговорила с Нарышкиным и Салтыковым, убедив покинуть их на время двор, чтобы исчез предмет пересудов. На следующий же день молодые люди уехали к родителям. Зная любовь мужа к развлечениям и неспособность его помочь в решении задачи, что поставила перед семьей императрица, Чоглокова организовала проблемы в дальнем имении и с радостью спровадила Николашу. Самой себе дама определила месяц на разрешение проблем.

Без стеснения, правда изредка покрываясь красными пятнами от стыда, графиня провела беседу с камер-лакеем великого князя Брессаном. Она подробно выспросила у него, какие женщины нравятся наследнику, есть ли у него постоянная «дама сердца». Вначале Брессан насупился, возмутился, собрался уже бежать и жаловаться императрице, но Чоглокова успела остановить прыткого слугу, сказав пару слов:

– Воля императрицы.

Вздыхая и огорченно качая головой, камер-лакей успокоился и внимательно выслушал план, по которому решила действовать Чоглокова. Пришлось Брессану побегать по Ораниенбауму в поисках достойной кандидатуры-метрессы для наследника. Нашел. Молодую, хорошенькую вдову художника, из бедных, не обремененных лишними моральными принципами, но с чисто лавочной хваткой. Вдовушка долго упиралась, притворившись тупой, не поддавалась на уговоры послужить великому делу. Лишь появление Чоглоковой, а скорее всего увесистого мешочка со звонкой золотой монетой, уговорило ее, что нужно послужить императрице, а заодно обеспечить свое приличное существование на оставшуюся жизнь. Сведения о мужской состоятельности наследника, которые подробно расписала вдова Брессану и Чоглоковой, повергли их в уныние, но доклад императрице они сделали. Елизавета Петровна расстроилась, призвала канцлера Бестужева и вызвала из Москвы своего духовника. Будучи набожной, она желала удостовериться, что не пойдет супротив воли Божьей, приказав тайно совершить наследнику операцию.

После длительного обсуждения Елизавета призвала Петра Федоровича в кабинет и, положившись на изворотливость Бестужева, поручила ему начать деликатный разговор.

Наследник попытался бунтовать, оскорбившись вмешательством в его личную жизнь, но Елизавета применила старую тактику:

– Ваше здоровье – это залог будущего Российской империи! Не желаете быть наследником, выгоню. На такой трон долго искать желающих не придется! А если и по возрасту подойдет, выдам Екатерину за него, а то больно долго и дорого искать невест-то.

Дело свершили быстро и тайно, взяв с каждого посвященного клятву о неразглашении под страхом смерти и короткого пребывания в застенках Тайной канцелярии. Вдовушку художника никто более не видел, она заблаговременно исчезла из окрестностей Ораниенбаума, продав маленький домик, лавку и остальное имущество.


Переезд императорского семейства из Летнего дворца в Зимний прошел, как всегда, шумно и хлопотно. Екатерина привыкла к тому, что Двор Елизаветы постоянно перемещался, они никогда не жили подолгу на одном месте, постоянно переезжали. Теперь же великая княжна грустила – Салтыков вернулся, но бывал у нее редко, часто вообще витал в облаках и рассеянно отвечал на вопросы.