– Наконец-то!

– Видимо, и деньги нужны? Да немалые, чтобы подкупить…

– У меня касса полковая, Катенька! Хотя достанешь, лишними не будут.

– А когда начинать думаешь?

– А вот как в поход на Данию пойдем, по пути и начнем. Выкрадем государя, да в камеру, что для тебя приготовил в Шлиссельбургской крепости, и определим!

– Легко сказать! Весь императорский двор двадцать первого мая отправляется в Ораниенбаум, оттуда государь и начнет поход. Ты, видать, забыл, что там голштинцы стоят? А они ему преданы, оружие не сложат, да и службу несут не абы как – охраняют его строго.

– Сколько голштинцев тех, а сколько в армии твоей? Эх. Не твоя забота теперича, как и что делать! С офицерами обсудим, на место съездим, оглядим крепость государеву и прикинем сами, как лучше и когда начнем. Дата начала похода известна?

– Сразу после именин.

– Времени подготовиться достаточно – месяц целый! Успеем. Только прошу тебя, голуба моя, поберегись это время! Если не для меня, то для детей своих. Богом заклинаю, Катя! Гони прочь всех просителей и гостей, чтобы ни в чем тебя не заподозрил никто, слышишь?! Сам с братьями все организую, если пойдет что не так, то ты чистой должна остаться, без подозрений.

– Тебя-то принимать можно, спаситель мой? – Екатерина рассмеялась и прильнула к Григорию, который теперь не отстранился, а ответил на ее поцелуй.

28 июня 1762

Прислуга Монплезира еще спала, утомленная подготовкой к празднованию именин государя Петра Федоровича. Мужчина крупной комплекции и высокого роста без помех проник в покои государыни Екатерины Алексеевны. Он тихо подошел к кровати под балдахином и кашлянул. Спящая женщина проснулась сразу, без страха и смущения Екатерина взглянула на человека, что посмел ее разбудить.

– Григорий?.. – прошептала Екатерина. Незваный гость статью и ростом напоминал Орлова, но скорее почувствовав, что это не он, чем рассмотрев, ибо мужчина был укутан в плащ, она встревожилась: – Кто вы?! По какому праву ворвались ко мне?

– Матушка-государыня, простите! Я – Алексей Орлов. Гриша прислал меня. Началось. Нужно немедля ехать в Санкт-Петербург. Собирайтесь!

– Что случилось? – спросила Екатерина, чувствуя, как бешено начало стучать сердце.

– Пасек арестован, и все готово, мы начали.

Екатерина спустилась с кровати, зашла за ширму и сама быстро оделась. Труднее было справиться с длинными волосами, пришлось скрутить их, немного пригладив щеткой. Постояла перед зеркалом, не решаясь сделать последний шаг, после которого уже не будет пути назад. Закрыла глаза. Перекрестилась и вышла к Орлову.

– Государыня, поспешайте, – попросил Алексей Орлов, увидев, как Екатерина уже одетая и собранная вновь остановилась посреди комнаты и повернула к алькову.

«Неужто передумает?! Вот же беда на наши головы!»

Но Екатерина зашла в альков, миновала ширму и остановилась перед стоявшими иконами. Мягкий свет от лампады, одухотворенные лики святых, что строго глянули на нее, не успокоили, а еще больше растревожили, заставили заметаться сомнениями. Екатерина с огромным трудом успокоилась, опустилась на колени, перекрестилась, прошептала молитвы и застыла.

«Я должна дать ответ по сердцу своему, по желанию, по воле. Я заглянула в себя так глубоко, как никогда ранее, и меня не испугало увиденное. Сейчас, когда я говорю только сама с собою, нужны искренность и честность, ибо на кону моя жизнь, честь и свобода, настоящая, а не мнимая, что до сих пор была. Ныне у меня два пути: ждать ареста, бесславного развода, в лучшем случае изгнания, на который Петр не пойдет, либо заточения в казематы. Этот путь указывает мне трусость, с которою я близко не знакома, и мне она чужда. Смирение, которое мне прививали с детства, так и не прижилось, ибо натура у меня цельная и противоречивая, а душа без любви жить не может. Значит, путь в казематы или монашество мне вреден и смерти подобен…

Я имею сторонников, коих не свела, в чем выгоду заметную для себя имею. Милый друг Дашкова с Паниным и дворянами… Вельможи. Чего с них взять? Но революционным духом преобразования Российской империи проникнуты. А если это слова? Мысли. Прожекты, которым не суждено воплотиться в жизнь? Нет. Не на них я должна в мятеже опираться! Армия – вот истинная и грозная сила, способная возвести меня на трон Российской империи. Елизавета покойная на гвардию опиралась, а она дурой не была. Значит, только Орловым верить и с ними идти? Ох. Как же не хочется крови-то…

Господи, прости меня! Прости, что нет смирения в душе моей, что не хочу идти путем великомученицы, что власти хочу, что нетерпение проявляю! Не только о своей судьбе беспокоюсь, о любимой России пекусь, не о славе, а о деле!

Решено: либо плаха, либо царский венец!»