Так сладко шептала она… Она, она, она… Придя в себя — она спросила нежно:

— Куда ты меня везешь, мой любимый? Он уже не удивлялся, что она знала.

— Я покажу тебе Европу, и ты отдохнешь немножко после этих… двух месяцев.

— Ты будешь мне покупать чоколачино?

— Все, что ты пожелаешь, Юджиния.

— А если я пожелаю тебя…

— В любое время дня и ночи.

— Сейчас…

— Юджиния, мы только…

— Хочу…

Он взял ее мягко, но в этой мягкости была своя властность, которую она обожала. И могла лежать и нежиться в его объятиях — без конца. Она никогда не хотела, чтобы это кончалось. И каждый следующий раз обожала все больше и больше. Она молилась на него — про себя. Он был прекрасный и яростный мир — для нее. Он был ее любовь. Безумная и безумнейшая — в этом мире.

Когда он раскрывал свои объятия и она попадала в них, она забывала все на свете: кто она, где она и что с нею происходит. А происходило с ней прекрасное — она была влюблена. Первый и последний раз в жизни. Редкое чувство, которое дается Богом считанному количеству людей.

Не нам, к сожалению. А может быть, вам.

Прошла тихая, безмолвная неделя, в доме все словно вымерло — говорили шепотом. Клуиз часто поднималась и сидела с Юджинией. О чем они говорили, Александр не знал. Так как сидел в библиотеке, обложенный старыми книгами и последними новинками, набираясь познаний из различных областей медицины. Медицина была такое же ремесло, как…

В приближающееся воскресенье они улетали в Швейцарию. За неделю Юджиния оправилась и относительно пришла в себя. Она даже спустилась в субботу к семейному обеду. Святой ритуал, который никогда не нарушался, за исключением дней болезни Юджинии. Ее болезнь была трагедией всего дома.

Они летели на специально оборудованном самолете, по особому заказу мистера Нилла. Последний настоял, чтобы их сопровождал его личный врач, который будет наблюдать за общим состоянием Юджинии. И как Александр ни объяснял, что это произведет нервирующее впечатление на швейцарских врачей-специалистов, все было без толку.

Клиника заболеваний крови находилась в предместье Цюриха, в маленьком городке Бадене. Александр подумал почему-то, что Достоевский играл в рулетку в Баден-Бадене. Но тот городок был в старой феодальной Германии, а не в современной Швейцарии. Но, видимо, названия имели какую-то смысловую связь. (Лексическую. Семантическую. Этнографическую. Синтаксическую.)

Его встретили два лучших доктора, специалисты по раку, с которыми он был уже знаком.

Начался самый долгий консилиум в жизни Юджинии: ее обследовали семь часов. Александр нечаянно заснул, свернувшись в кресле, — из-за разницы во времени. Он был лишь человек. Александр не мог спать, летая в самолетах.

И проснулся только тогда, когда почувствовал, что ее падающие волосы касались его щеки.

— Милый, ты устал? Я прошу прощения, что так долго. Похоже, врачи одинаковы по обе стороны океана.

— Это комплимент, — улыбнулся Александр врачам, стоящим позади Юджинии, как стража.

— Тебе делали пункцию?

— Кажется.

— Было очень больно?

— Ничего страшного. Я волновалась за тебя и надеялась, что ты пойдешь отдыхать. Ты и так со мной измучился.

— Нет еще, но надеюсь.

— Когда?

— Ночью…

Она мягко улыбнулась.

— Это сладкие муки.

— Я согласен быть обреченным на них. Швейцарцы вряд ли понимали, о чем, о каких муках шел разговор между супругами.

— Они кладут меня в клинику завтра. А как же Европа?

— И что же ты сделала?

— Попросила, чтобы в палату поставили вторую кровать… — Она подмигнула ему слегка.

Он был рад, что у нее приподнялось настроение.

— Ты, я смотрю, собираешься погулять в клинике.

— Ты обещал, что мы будем отдыхать.

— Еще как! — поднялся он и заключил ее в объятия.

Их ожидали завтра в девять утра и просили Юджинию не завтракать.

Они вышли из клиники на маленькую чистую улицу. Совсем как в Европе, подумал Александр и вспомнил, что он в Европе. И полной грудью вздохнул дурманящий швейцарский воздух.

В городишке была всего одна достойная гостиница под названием «Галльский Петух». Александр не мог понять, какое отношение имеет галльский и какое отношение имеет петух к швейцарскому городку. Отель был маленький, но очень чистый и уютный. И безумно дорогой. Складывалось впечатление, что они были вообще одни в отеле, — такая стояла тишина. Александр снял самый большой номер и теперь безуспешно пытался уложить Юджинию отдыхать в огромную двуспальную кровать. Она не сдавалась, но согласилась… быть приглашенной на обед. В компенсацию, если она отдохнет.

Они спустились в ресторан-бар отеля.

— Ты будешь пить? — спросила Юджиния.

— Нет, — ответил Александр.

— Что случилось?

— Ты чувствуешь себя лучше, и у меня нет нужды.

— Слава богу, — сказала Юджиния и подставила ему свои губы.

Он поцеловал, потом еще, потом снова. Снова и еще; так они целовались, пока возникший метрдотель, вежливо кашлянув, не спросил, где им будет угодно сидеть.

Вернувшись в номер, Юджиния, обессиленная от всего и выдохнувшаяся, сразу заснула. Александр поставил большой стакан сока манго на ее тумбочку и стал аккуратно отсчитывать таблетки, которые она должна была принять на ночь. Пока — жизнь продолжалась.

Спустя пару недель — воздух ли, лекарства — здоровье Юджинии стало улучшаться, что укрепило Александра в правильности выбранного решения. И он перестал терзать свою душу на какое-то время. Вид Юджинии начал постепенно приближаться к тому, как она выглядела в прошлом. На щеках появилась жизнь, в глазах искры, на лице — улыбка, расправился прекрасный лоб. Конечно, кожа, грудь и прочее изменились, но Александр был счастлив, что они могут совершать короткие прогулки на таком целебном воздухе и даже подойти к горе. И вскарабкаться взглядом наверх, фантазируя, что там вверху — за облаками. И выше. Он не знал, что очень скоро ему придется жить в горах.

Так продолжалось недолго. Очередные лабораторные анализы Юджинии показали огромное увеличение в крови белых кровяных телец, которые росли и множились катастрофически. И каждодневные анализы показывали, что количество их превращалось в лавину. Видимо, американская химиотерапия окончательно перестала действовать и приостанавливать похожий на снежный обвал процесс.

Юджиния начала высыхать, отказываться от еды, впадать в забытье; поднялась, подпрыгнув, высокая температура и не падала. Швейцарские доктора, к которым он проникся уважением даже за три недели хорошей жизни, подаренной Юджинии, отводили глаза в сторону, неловко отворачиваясь. Все понимали, что происходит.

Юджиния стала ощущать сильную боль, и Александр попросил ей делать обезболивающие уколы.

К вечеру на специальном самолете прилетел мистер Нилл. Александр встретился с ним в отеле. В их номере с Юджинией. Перед ним сидел совершенно седой джентльмен, иссохший от горя. Глаза которого смотрели на платье Юджинии и не понимали. Ничего не понимали. Почему? За что? Отчего его дочь?

— Как себя чувствует моя дочь? — спросил глухой голос, от звука которого Александр вздрогнул.

Он не мог утешать ее отца, он сказал правду. Плечи мистера Нилла передернулись. Глаза с большим трудом остановились на Александре, которого он считал виной всему. Кто-то должен был быть виноват. И, собравшись с силами, голос из глухого подземелья произнес:

— Что теперь? Куда?..

— Тибет, Китай, Индия. И все другие уголки, места, точки, где есть хоть один пророк, инок, лекарь, отшельник, целитель, заговорщик, который поможет спасти Юджинию.

Мистер Нилл сидел в полном нокауте, ничего не понимая. Отказываясь понимать или сознавать, что он, и все, что он имеет, — его магнатная империя, — и все капиталы мира — бессильны перед заболеванием «рак».

И только четверть века привычки, дисциплины, самовоспитания и режима заставили его составить и вытолкнуть из себя необходимую фразу:

— Я дам вам самолет и буду прилетать в каждую страну, где вы будете находиться больше недели.

— Благодарю вас, — сказал Александр.

— Вы обязаны спасти мою дочь. Это ваш долг… Все теперь на ваших плечах, в ваших руках, как и моя жизнь…

Александр стоял со спазмом в горле, не в силах сказать ни слова.

— Проводите меня к ней.

Александр помог подняться обессилевшему джентльмену и повел его в клинику. Ходьбы было пять минут.

Мистер Нилл поразился виду своей дочери, но опять же — годы и опыт помогли совладать с собой и не показать виду.

— Папа, ты прилетел.

Она слабо поцеловала его щеку, уже не ощущая его слез на своей коже. То, чего так боялся Александр, — что она перестанет ощущать касания, прикосновения — произошло…

— Тебе сказал Александр, что мы летим в новые страны, смотреть экзотические места. Древние цивилизации…

— Да, любовь моя. Да, моя дочь.

— Он читал мне из китайских и тибетских философов — там столько всего интересного.

Он вышел, чтобы не мешать отцу и дочери.

— Твой муж хорошо относится к тебе, заботится?

— Лучше всех в мире. Я так счастлива — что он есть.

Мистер Нилл сглотнул ком. Он не мог понять, почему Юджиния пребывала в таком странном состоянии и так странно говорила. Пока не увидел следы уколов на ее нежных венах.

— Ты надолго в Швейцарию? Я так рада тебя видеть. Ты мой любимый папка…

Он задохнулся.

— Я прилечу к тебе еще, где бы вы ни были.

— Спасибо… — и ее склоненная головка неожиданно упала. Или она впала в забытье…

Мистер Нилл дал волю слезам. Ни один мужчина не смог бы сдержаться при виде этого зрелища.