Вернувшись в камеру, Рита сразу легла в постель. Я умылась, намочила конец полотенца и протерла шею, руки, подмышки, подержала запястья под краном. Моя мать уверяла, если поставить пульс под холодную воду, будет прохладнее всему телу. Есть здесь хоть какая-нибудь вентиляция?

Я причесалась, но лак решила не доставать, чтобы не потревожить Риту. Она лежала на спине, не читала, не спала и все время молчала. Одной рукой прикрывала губы, а другой поглаживала живот.

Из-за жары в камере пахло, как в общественном туалете. На стене выступила сырость, простыни влажные на ощупь.


— Мясо, жаренное на вертеле, — сказала женщина за стойкой. На тарелке лежал кусок мяса в желатине. Рита не прикоснулась к нему. За два часа она не произнесла ни единого слова, все время закрывала рот руками. Она где-то витала, она есть, и ее нет.

Я скучала без нее, но ее больше волновало то, что происходило у нее внутри.

— Постарайся что-нибудь съесть, Рита. Будет голодно ночью, если не поешь. Выпей молока, в конце концов.

Она не слышала меня, нервно выбирая виноградинки из фруктового салата. Глаза блуждали по комнате, она искала ту, белую надзирательницу.

Мы в последний раз посетили комнату отдыха. Обычная суматоха у телефона. Рита остановилась, засунув руки в карманы брюк. Со всех сторон спешили женщины. Рита смотрела, как выстраивается очередь, у нее задрожал подбородок.

— Ты можешь позвонить кому-нибудь еще, одной из сестер, — посоветовала я.

Она тяжело засопела и покачала головой.

Мы сели на пол, опершись спиной о стену, мое колено касалось Ритиного.


По меньшей мере лет двадцать я ни с кем так не разговаривала, как с Ритой. Скрытность стала моей второй натурой. Как можно иначе, если твоя жизнь — две несоприкасающиеся реальности. Но в Рите было такое, что вызвало меня на откровенность. Беспокойная и колючая, она сама себе была врагом. Ей были незнакомы элементарные правила приличия.

Я всегда считала, что все мои горести касаются только меня. Одна из причин, по которой я вышла замуж за Джона, — мое убеждение, что он не будет лезть в душу. Я не хотела быть одинокой, но хотела внутренней обособленности.

Сегодня воскресенье. Вероятно, Джон дома. Он встал, приготовил завтрак, просмотрел первую страницу «Таймс», прочитал разделы бизнеса и спорта. Вытирая испачканные типографской краской руки, осмотрел кухню и подумал, чем бы ему сегодня заняться.

Часто, оказавшись один дома, он надевал рабочие ботинки и хлопчатобумажные брюки и выходил на прогулку по нашим владениям. Я узнавала об этом из его рассказов. Когда я возвращалась откуда-нибудь, он говорил, в каком месте изгородь, разделяющая нас с соседями, нуждается в починке, или просил пригласить садовника подрезать яблони. А в такой теплый день, как сегодня, я просто не сомневаюсь, что он вышел с проверкой. Я представляю, как Джон, в рубашке с короткими рукавами, один в лесу подбирает банки из-под пива. Их оставляют подростки, забирающиеся к нам по ночам. Я закрываю глаза и вижу его лицо, спокойное и сосредоточенное на своем занятии.

Я положила руку Рите на колено и сжала его.

— Я отлучусь. Ты посидишь одна? Я ненадолго.

Я подхожу к телефону и занимаю очередь. В ушах звон. Сердце вырывается из груди. Господи, я много бы дала, чтобы телефонистка не вмешивалась. Мне и без того нелегко звонить. Ее вмешательство — такое же наказание для меня, как и само тюремное заключение.

Не успела я закончить эти размышления, как подошла моя очередь.

Трубка теплая. Я медленно нажимаю на кнопки.

Он ответил после первого гудка.

Даже телефонистка удивилась.

— Джон, это я.

Глава семнадцатая

Рита смотрела, как я возвращаюсь. Она улыбалась. Я почувствовала смущение и неловкость. Джон сказал, что завтра он уедет из офиса сразу после ланча и будет дома рано. «Давай пообедаем вдвоем», — предложила я. Выходит, я назначила свидание своему мужу.

Я села на прежнее место рядом с Ритой. Она повернулась, насмешливо посмотрела на меня и сказала: «Браво!» и больше она ничего не сказала, наблюдала за проститутками, которых мы видели во дворе вчера. Они сидели перед телевизором. Одна смотрела на нас скорее любопытным, чем вызывающим взглядом.

— Она хорошенькая, — заметила Рита, — та, маленькая.

— Трудно сказать. Она так сильно накрашена.

— Нет. У нее красивые глаза.

— Она, кажется, сообразительная. Намного сообразительнее той, другой.

Одна проститутка легонько толкнула локтем другую. Они встали и пошли к нам. Остановились рядом с нами, совсем как во дворе. Маленькая придвинулась на шаг, всматриваясь в Ритино лицо, провела пальцем по своей нижней губе и спросила:

— Что с тобой случилось?

— Вчера меня избили две надзирательницы.

— Не врешь?

— Не вру.

Проститутка присвистнула:

— За что?

— Я не повесила трубку, когда они велели.

Теперь уже присвистнули обе.

Мы с Ритой переглянулись. Я решила быть осторожной, чтобы в корне пресечь их агрессивные намерения, но их поведение, как ни странно, казалось дружелюбным. Получилось, что просто встретились две пары.

— Мы решили, что тебе это сделал твой старик, а потом ты его ударила ножом или подожгла дом, поэтому и оказалась здесь, — сказала старшая.

Маленькая посмотрела на нее уничтожающим взглядом, совсем как жена на мужа, когда он говорит лишнее.

Рита покачала головой:

— Ты видела в столовой надзирательницу, высокую блондинку? Это она и есть.

— Не имею понятия, — сказала старшая. — Напоминай мне держаться подальше от телефона, — засмеялась она и посмотрела на подругу, надеясь на одобрение.

— Заткнись, Маделин, — оборвала ее маленькая. — Почему ты всегда такая тупая?

Удрученная Маделин теребила колготки. Она поняла, что все испортила, снова промашка. С мрачным видом подняла блузку и достала из-за пояса пачку «Коллз», закурила. По ее взгляду я догадалась, что она считает наше положение одинаковым: я для Риты то же, что она для своей острой на язык подруги. Она предложила мне сигарету. В ответ я покачала головой.

Между тем Рита и маленькая были целиком заняты друг другом. Между ними возник явный, исключающий чье-либо вмешательство магнетизм. Они были похожи на двух столкнувшихся на улице собачек или на двух трехлетних малышей в проходе супермаркета. Они осторожно присматривались друг к другу.

— Меня зовут Луз, — представилась маленькая проститутка вкрадчивым голосом. — А ее — Маделин.

— Меня — Рита, а это миссис Тайлер.

— Миссис кто?

— Тайлер.

— Неважно, сказала Луз. Она сидела напротив Риты на корточках, расставив колени, как индианка. Юбка была очень короткая. — Вы с ней давно здесь? — спросила она.

— С пятницы, — вмешалась я, потому что до сих пор молчала, а теперь не хотела выглядеть недоброжелательной или враждебной. — Мы выходим завтра.

Луз повернулась и так посмотрела на меня, будто раньше не замечала и только сейчас с удивлением обнаружила мое присутствие.

— А что вы сделали? Если вы не имеете ничего против моего вопроса.

— Воровство, управление автомобилем в нетрезвом виде, — ответила я, показав на себя, а потом на Риту.

— Приставание к мужчинам, приставание к мужчинам, — проговорила Маделин, ткнув большим пальцем себя в грудь, а после показала на Луз.

Луз с подчеркнутой презрительностью посмотрела на Маделин, хихикнула и сказала:

— Ruta.

— Ruta sucia, — отпарировала Маделин, и ее круглое лицо расплылось в улыбке.

— Это значит шлюха, — перевела Луз, доверительно наклонившись к Рите. — Грязная шлюха.

Рита с улыбкой кивнула, трогая свою нижнюю губу. Я видела, что Луз заставила себя сказать это. Я вдруг представила Риту в роли старшей сестры. Ей нравится вытирать носы.

— Сколько тебе лет? — спросила Рита, закинув голову, как петух перед боем, и искоса посмотрела на Луз. Голос был ласковым и в то же время ворчливым.

— Мне? — переспросила Луз. — Двадцать.

— Врунья. Тебе не двадцать.

— Мне девятнадцать, — поправилась Луз.

— Ты дерьмо, — сказала Рита с насмешкой и отвернулась.

— Не твое собачье дело, сколько мне лет.

Луз отвернулась в другую сторону, проводя языком по зубам.

Рита вытянула перед собой ноги. Она в момент оценила ситуацию, поняла, что надо делать, легонько ударила Луз по колену.

Луз вздрогнула.

Маделин сидела выпрямившись.

Я подумала: господи, чем это кончится?

Луз прищурилась, глядя на Риту. Улыбнулась и сказала:

— Ты дерьмо.

— Нет, это ты дерьмо.

Все ясно, я вздохнула свободнее. Они препираются, как подростки, шпыняют друг друга, потому что нравятся друг другу.

Луз подобрала спичку и швырнула в Риту, спичка отскочила от Ритиной ноги.

— Сколько тебе лет? — спросила Луз.

— Двадцать семь.

— У тебя есть дети?

Рита покачала головой.

— Правильно. И не надо, а то будут говно, как ты. А Тайлер, у нее есть дети?

— Почему ее не спросишь?

— У вас есть дети, Тайлер?

— Да.

— Сколько? Много?

— Четверо, три сына и дочь.

— Это правильно. Это хорошо. Вы красивая даже в тюрьме. Чего не скажешь об этой. — Луз кивнула на Риту.

Рита рассмеялась. Замешательство, испуг, уныние исчезли без следа. Она стала оживленной и привлекательной, какой я ее ни разу не видела. Она изменила свою позу. Лицо потеплело от какой-то мысли. Она наклонилась к Луз, будто собиралась дать ценный совет.

— Разреши кое-что объяснить тебе, — начала она.

— Нет, спасибо, — прервала Луз. — Лучше я кое-что объясню тебе, милая. Все-таки на моем лице нет таких следов, как на твоем. Ты все делаешь неправильно. Всякому понятно. Знаешь, как я называю таких как ты? Loca. Чокнутая девушка. Чокнутая леди. Ты понятия не имеешь, как надо себя вести, и это сразу видно. Так что ты мне ничего полезного рассказать не можешь.