Агнес Росси

Юбка с разрезом

Глава первая

Никогда не забуду день, когда арестовали Бесс Меерсон. Бедняжку Бесс. Бывшую Мисс Америка, а в последнее время директора департамента культуры Нью-Йорка! Она была поймана на воровстве в магазине уцененных вещей, украденное стоило сорок четыре доллара и семь центов. Полицейский в отделении выпотрошил ее сумку на железном столе — они всегда так делают — и нашел сто шестьдесят долларов наличными. Все мои знакомые были просто шокированы. Я притворялась, что тоже потрясена и опечалена, хотя на самом деле испытывала только облегчение. Сейчас и сама оказалась в таком положении. Почти тридцать лет я была магазинной воровкой, и вот теперь, ровно через час, мне нужно будет отправиться в тюрьму. Мой муж спросил, не буду ли я против, если он попытается повлиять на судью. У Джона хорошие связи. Бог знает, может, он уже сделал что-нибудь.

— Подожди, Джон, — перебила я его. Хотелось дослушать музыку.

На моем ночном столике лежал конверт с пятью стодолларовыми банкнотами. Я достала деньги и сложила каждую купюру пополам. Острыми ножницами для рукоделия подпорола стежки, которые проходили вдоль пояса дорогих коричневых брюк, купленных накануне, отвернула полоску ткани. Под ней оказалась красивая эластичная лента. Вдоль этой ленты я и разместила сложенные банкноты. Мои руки дрожали, когда я заделывала шов, стараясь, чтобы он не бросался в глаза. Я поднесла брюки к свету, разглядела свою работу, убедилась, что деньги запрятаны надежно. Сунула брюки в красную холщовую сумку с приготовленной одеждой.

Теперь можно было отправляться. Ехать надо медленно, окольными дорогами, чтобы не приехать рано. Я села на кровать, держа сумку на коленях.

В следующий раз я смогу сесть на свою кровать только через три дня. Как люблю эту комнату, эти бледно-голубые и насыщенно-кремовые тона! Эту дубовую мебель, на поиски которой было потрачено два года. Моя мать упадет в обморок, если узнает, сколько за нее заплатили. Здесь, в этой комнате острее всего можно почувствовать, как сильно изменилась моя жизнь со времен Атлантик-Сити, где я выросла.

Прибранная комната дочери, напротив нашей, сейчас пуста. Сьюзен в школе. Она уехала в сентябре. Не могу выразить словами, как по ней скучаю. Я открыла дверцу ее шкафа, провела рукой по одежде. Взяла книгу с полки, пролистала. Сьюзен ничего не знает о тюрьме. Надеюсь, никогда и не узнает. Мы с мужем договорились: если она позвонит в мое отсутствие, он скажет, что я уехала отдохнуть. Думаю, будет похоже на правду. Джон скажет это как бы между прочим, в своей рассеянной манере, и она не будет допытываться.

Между гостиной и столовой я остановилась, придерживая коленом сумку. Нам многого удалось достичь, в основном благодаря бизнесу Джона. Вспомнила гостей, их вечерние платья, изысканные блюда на столе. Вспомнила, как мне нужно было рассаживать мужей и жен. После того как все расходились, я переодевалась в спальне в ночную рубашку, слушала шум приборки на кухне.

Я никогда не пропускала ужины, коктейли или рождественские вечеринки. И в этих комнатах тоже часто бывали гости.

Двери в кабинет мужа закрыты. Открыла их, почти надеясь увидеть его за столом со сползшими на кончик носа очками. «Да-а-а?» — сказал бы он шутливо. Джон уехал из города по делам, объясняя, что эта поездка для него очень важна. Я не возражала. Над диваном висела черно-белая фотография свекрови, заснятой в день свадьбы. Французские кружева, цветы, шляпка с вуалью — все это смотрелось на ней неестественно. Она выглядела так, словно сейчас занята денежными проблемами, которые неизбежны при браке по расчету.

Слава богу, что ты не дожила до этого дня, Лоррен! Ты бы очень разозлилась. Чтобы кто-то из Тайлеров попал в тюрьму! Ей бы и в голову такое не могло прийти.

Холодок пробежал по спине. Я отвернулась от фотографии. Спи спокойно, Лоррен. Постарайся уж как-нибудь.

Теперь пора садиться в машину. Ключи от дома, от машины, не забыть перекрыть газ на кухне. Нажала на кнопку сигнализации. Осталось тридцать секунд, чтобы выйти из дома.

Гараж пропах бензином. Машина, громадный «кадиллак», ждала меня. Эндрю, младший из трех моих сыновей, эту машину ненавидит. Он постоянно выговаривал мне за то, что для нее нужно слишком много бензина и я безрассудно расходую ценное природное сырье. Эндрю двадцать пять. Он живет в Мейне, сменил уже несколько работ. Но зато у него на все есть готовый ответ. Он считает, что мое пристрастие к воровству закономерно вытекает из склонности к потребительству. «Это не твоя вина, мама. Тебя учили искать удовольствие в материальных ценностях. Хорошо осознавая это, в глубине души ты все же чувствуешь дискомфорт. Ты пытаешься нанести удар по системе, в данном случае — по магазину. Все это понятно». При всем высокомерии у Эндрю доброе сердце, он искренно хотел понять, зачем его матери воровать вещи, которые она без труда могла бы купить.

Более искушенные люди, чем Эндрю, объясняли мне мое состояние иначе. Клептомания, как считают фрейдисты, есть крайнее проявление ущербности, вызванное отсутствием пениса. Большинство клептоманов — женщины. Мы воруем, потому что родились без пениса. И нам ничто не дано взамен. Специалисты по психическому здоровью, еще более тонкие, считают, что клептомания — это своего рода защитный механизм, попытка психологического выживания. Клептоманы воруют в состоянии возбуждения или депрессии. Для меня взять браслет или шарф, то же, что алкоголику выпить.

В лабораториях и приемных всего округа Берген я слушала врачей и кивала головой в знак согласия. Разные теории по психологии, особенно те из них, которые представлялись достаточно правдоподобными, меня просто подавляли. Из-за них я себя чувствовала старой и сварливой. Если бы такие теории были порождены высшим разумом, они были бы приняты мной более охотно. Но как так получается, что разум одного человека, не понятный даже самому себе, ограниченный и загадочный, может объяснить разум другого?

Я повернула ключ зажигания, нажала на педаль и подумала о Бесс Меерсон. Она посещала своего друга в федеральной тюрьме Алленвуд в Пенсильвании. Он отбывал срок за неуплату налогов. Этот человек был на 23 года моложе Бесс, которая увела его от жены и детей. Когда часы свидания прошли, Бесс остановилась в скромном отеле и провела там ночь. На следующее утро она поехала на какую-то распродажу, украла там дешевые сандалии, серьги, лак для ногтей, батарейки. Наверное, эта ночь тянулась бесконечно, Бесс? И ты была в отчаянии?

Мотор прогрет.

Пора отправляться.

Я дала задний ход и выехала на улицу.

Глава вторая

Меня арестовали, когда я была нетрезвая за рулем, к тому же в моей сумочке нашли кокаин. Бергенский окружной суд приговорил за это к трем дням тюрьмы. Я не верила, что окажусь там. Я думала подать на обжалование, заплатить чудовищный штраф, привлечь общественные организации. Была готова посещать Общество анонимных алкоголиков. Была готова на все. До меня никак не доходило, что мне действительно грозит тюрьма, пока я снова не оказалась у своего адвоката после слушания дела. Он сказал, что мне разрешено взять в тюрьму собственную одежду.

— Успокойся, Рита, — сказал Барри, — и не бери с собой узких джинсов и ничего в таком роде. Окружная тюрьма — не место, где нужно красоваться. Ты меня слышишь?

О мой Бог!

О! Мой! Бог!

В рюкзак положила серые трикотажные брюки, две большие футболки, простое белье — короткое, но не бикини. Вчера пересмотрела все это: черная лайкра, пестрый мокрый шелк, маленькие красные звездочки на кобальтовом фоне футболок — и вспомнила совет Барри. Вспомнила и быстро купила три комплекта хлопчатобумажного белья в старом пыльном магазине на Мейвуд-авеню.

Мыло, дезодорант, зубная паста, зубная щетка. Перед открытым рюкзаком, издававшим знакомый запах духов — когда возвращалась после медового месяца из Арубы, разбилась бутылочка «Обсешн» — я прикидывала, что еще понадобится на целых три дня и три ночи. Мне понравились спартанские сборы. Никаких драгоценностей, никакой косметики и даже приличного белья. Так собираются в убежище. А то место, куда я собираюсь, по-другому не назовешь.

— Живее, Рита! — крикнул муж снизу. Дверь закрылась с таким грохотом, что Кевин и Мерисол высунулись из машины. Значит, пора. Я взяла рюкзак и на секунду задержалась перед зеркалом, чтобы перекинуться с собой словечком. «Только держись», — сказала я как можно громче.

Через три дня все закончится.

Я хотела верить, что так и будет.

* * *

В машине меня охватил такой страх, что не вздохнуть. Во рту — привкус железа, будто горло схватили ржавыми ножницами. Кевин и Мерисол, прибитые молчанием отца, сидели сзади, как тени. В зеркальце я видела — Кевин прислонился головой к окну. Красивый мальчик, с прямым носом и крепким подбородком, как у Алекса, с материнскими темными волосами и оливковой кожей. Я представила, как наши глаза встречаются, как с заговорщицкой улыбкой Кевин вручает мне конфету… Бесполезно. Сейчас я кажусь Кевину грубой и неуравновешенной.

Мерисол отстегнула ремень безопасности. Она такая маленькая для своих семи лет, что с легкостью проскользнула между передними сиденьями и положила голову отцу на плечо. Она теребила отца за ухо, потом стала поглаживать его щеку. У меня чесались руки оттолкнуть ее и самой прислониться к плечу Алекса. Малышка Мерисол. Вспоминаю себя — и эти последние недели. Они не были легкими для нас обеих. У нее прозрачные пустые глаза и спутанные на затылке волосы.

Мне кажется, Алекс ведет машину осторожнее, чем всегда. Он ни разу не превысил скорость, смущенно включает сигнал поворота — как подросток на экзамене по вождению. Обычно Алекса не волнуют все эти мигалки, если нет крутых поворотов и не везет пассажира. Сегодня решил, видно, что в семье хватит и одного преступления.