— Что-то важное, — повторил виконт почти рассеянно. — Да, очень важное. — Он выдвинул стул и уселся у камина, помахав рукой, чтобы разогнать оставшийся дым. Он почти не старался, явно примирившись с этим неудобством, и начал (при этом у него подергивалась щека):

— У меня есть к тебе просьба, Раштон, надеюсь, что ты на это согласишься.

Раштон, ощущал воздействие бренди и видел своего подопечного в розовом свете. До него не доходило, что у Сомерсби был непривычно серьезный вид.

Он полагал, что Эван хочет попросить денег, — может быть, задолжал после игры в карты или что-то в этом роде и ему понадобилось получить вперед часть дохода. Если так, то Сомерсби выбрал удачный момент. Он с удовольствием даст ему тысячу фунтов, чтобы только от него избавиться.

— Не волнуйся, Эван. Сегодня ночью я в настроении исполнить любое твое желание.

Лицо Сомерсби просияло. Черты его лица засветились надеждой.

— Любое? — прошептал он.

— Разумеется, что в моей власти, приятель. — Он снова отхлебнул и немного подержал бренди во рту, прежде чем проглотить. Лорд Сомерсби по привычке достал из кармана сюртука платок и принялся теребить его в руках. Он долго молчал, а его просьба прозвучала наконец так, что показалась Раштону сдавленным чихом.

— Дфн! — вот что он услышал. Раштон наклонил голову, уставился на Сомерсби и повторил, непонимающе тряхнув головой:

— Дфн?

— Да, — отвечал Сомерсби радостно. — Дафна. Я хочу жениться на Дафне.

— О, — протянул Раштон. Ему совсем не понравилось это истолкование странного «Дфн».

— О, — повторил он медленно, в ужасе осознав, о чем его просят. — Ты хочешь на ней жениться? Сомерсби, ради бога, я думал мы это уладили раз и навсегда. Из всех идиотов с куриным мозгом — то есть с куриными мозгами — ты — первый. Нет, нет, тысячу раз нет! Когда минуют еще несколько сезонов и ты достаточно повращаешься в обществе, тогда поймешь, что такое любовь, а что дурь. Пока ты должен положиться на меня, а я скажу, что нельзя назвать любовью брак с красоткой, которая тебе надоест через две недели и не сможет вести хозяйство, потому что неспособна на это! С моей стороны было бы непростительным легкомыслием удовлетворить эту просьбу. Да что там, просто преступно. Слышишь! Ты хочешь сделать из меня преступника!

Когда Раштон увидел, что Сомерсби уже почти разодрал батистовый платок на две половины, он заорал:

— Ад и проклятие, брось эту тряпку! Сомерсби, который сидел, уставясь в пол, вновь посмотрел на Раштона и немедленно убрал платок.

— Значит, ответ — нет? — спросил он, глубоко выдохнув.

— Им-м-менно так, — ответил Раштон, у которого после бренди стал заплетаться язык. Сомерсби встал.

— Очень хорошо, — тихо сказал он, ставя нетронутый стакан на сервант. — Мне лучше уйти — мне надо много всего сделать.

Раштону захотелось встать и чуть ли не вытолкать своего друга из комнаты, но, когда он попытался это сделать, то почувствовал, что тело ему не подчиняется. Он удовольствовался тем, что махнул на прощание вслед ему рукой.

Раштон фыркнул, принимаясь за бренди. Жениться на Дафне Чалкот, подумал он. Что за нелепость! Ему вдруг пришло в голову, что просьба была вообще очень странной. Ведь за последние две недели Дафна, казалось, мало интересовалась ухаживаниями Сомерсби. Она не пыталась флиртовать с ним и не выглядела на седьмом небе от счастья в его присутствии. Нет, более чем странно, что Эван просит разрешения на ней жениться!

Завтра они это еще обсудят. Надо же удостовериться, что все в порядке. А пока его взгляд приковало к себе пляшущее пламя, и сейчас он был доволен, что он один и может снова стать несчастным, думая о предательстве Марджори.

Выйдя из комнаты Раштона, Сомерсби немного постоял в коридоре. Потом издал стон, похожий на мычание. Что ему теперь делать? Он последовал совету возлюбленной — хотя набирался смелости около трех недель — и попросил Раштона дать согласие на их брак, но попытка провалилась.

Виконт тяжело вздохнул. Он непременно должен что-то сделать. В глубине души он знал, что только Дафна может его осчастливить. По правде говоря, она была единственной его знакомой, умнее которой он мог считаться. Неважно, что все об этом думали, он никогда не хотел жениться на женщине способнее, чем он сам. Вряд ли это было бы благоразумно. В конце концов, какой мужчина захочет, чтобы его презирала жена?

Мысли о Дафне согрели его сердце. Она была так чертовски красива. Он мог часами смотреть на нее. Ее цвет лица мог всегда привести мужчину в смятение. А когда он дотрагивался до нее, она заливалась румянцем цвета самых розовых роз. Дети были от нее без ума. Стоило только увидеть, как Чарли цеплялся за ее юбки и сопровождал ее повсюду, и все становилось ясно. Дафна так нежно обнимала бедного сироту, что Сомерсби понял: он наконец нашел новую виконтессу Сомерсби. К черту Раштона!

Его решимость укрепилась. Он быстро пошел по коридору и легко сбежал вниз по ступенькам лестницы. Он нашел в баре хозяина гостиницы, который полировал стаканы, и попросил этого доброго человека рассказать ему, как попасть в Шотландию, а точнее — в Гретна-Грин…

33

Миссис Притчард в самом деле явилась на праздник в паланкине. Ее несли два силача, обмотанных листьями кувшинок. Одного из них Марджори узнала. Он нес ее портшез в «Полумесяц» несколькими неделями раньше.

Все гости оживленно ходили по бальному залу, но при появлении миссис Притчард всякое движение прекратилось. В комнате наступила тишина. Иногда только раздавалось изумленное «ах» при виде миссис Притчард, одевшейся на олимпийский маскарад не наядой, как она обещала, а Медузой. Ее головной убор изображал тех самых змей, что извивались на голове Горгоны. На ней был только легкий тюль, расшитый золотом, а поверх — алая бархатная туника. На босых ногах красовались золотые сандалии, а пальцы ног были унизаны кольцами с драгоценными камнями.

Марджори мысленно одобрила творческий замысел и элегантность этого необычного костюма. На ней самой было простое платье из розового шелка и соответствующее домино. Она жалела, что не успела сшить костюм для себя. Миссис Притчард явно затмевала всех собравшихся.

Миссис Вэнстроу была среди тех, кто буквально открыл рот при виде необычайного костюма миссис Притчард. Марджори наклонилась к тете Лидди, и у нее вырвалось восхищенное восклицание при виде головного убора. Тетя только фыркнула. Марджори с трудом подавила улыбку. Она легко заметила, что, хотя миссис Вэнстроу была в изящнейшем наряде, изображая Венеру, — мягкий белый батист и серебряная вышивка — и костюм этот очень украшал роскошный пояс, тетушка все равно побагровела от зависти при виде успеха миссис Притчард. Поэтому Марджори и не удивилась, когда тетя прибегла к единственному доступному ей средству омрачить победу соперницы. Она громко застонала и упала в обморок.

Марджори видела, что тетя наблюдает за последовавшей суетой через опущенные ресницы. Паника, если и не оправдала всех ожиданий миссис Вэнстроу, то, по крайней мере, оказалась достаточной, чтобы отвлечь внимание от невероятного появления миссис Притчард.

Вокруг миссис Вэнстроу собрались дамы, они визжали, вскрикивали и хлопали ее по рукам и щекам. Через мгновение она картинно начала оживать и прошептала слабым голосом:

— Если бы меня перенесли в более тихое место, например, на паланкин…

— Да, конечно! — Воскликнула ее дорогая подруга миссис Ходжес. — Миссис Притчард! Миссис Притчард! Вы должны разрешить миссис Вэнстроу воспользоваться одним из ваших… э-э… рабов! Бедняжке очень плохо, и она упала в обморок.

Делать было нечего. Миссис Притчард должна была вежливо уступить свой трон.

К удивлению Марджори, хозяйка вовсе не впала от этого в уныние. Пока тетю Лидди выносили из бального зала, Марджори поняла, что у миссис Притчард были все основания чувствовать себя великолепно. Она не только показала всем свое великодушие, уступая паланкин, но и заодно на время избавилась от главной соперницы.

В то время как те, кто окружал миссис Вэнстроу, протискивались сквозь коридор в восьмиугольный двор, Марджори услышала, что миссис Притчард открыла бал. Распорядитель пригласил на танец даму самого благородного происхождения из всех присутствующих, которой этим вечером оказалась леди Литон-Джонс, мать неудачливого поклонника Марджори.

Когда Марджори в последний раз окинула взглядом собрание, прежде чем самой выйти в коридор, она почувствовала, что ее щеки запылали. Распорядитель кланялся баронету, одетому в римскую тогу, с венком из серебряных листьев на густых каштановых волосах. Прошло два утомительных дня с тех пор, как она получила от сэра Литон-Джонса страстное предложение руки и сердца, но все это время Марджори не переставала глубоко сожалеть о своем неверно истолкованном поведении. Она уже говорила с баронетом, когда он только прибыл на бал, и снова извинилась за недоразумение. Он, видимо, уже пришел в себя, потому что попросил ее больше не думать об этом. Он доказал, что хочет остаться ее другом, пригласив ее на котильон. Марджори с благодарностью согласилась.

Дамы оживленно хлопотали над миссис Вэнстроу.

Они даже раскашлялись из-за резкого запаха из нескольких предложенных ей флаконов для нюхательных солей.

Марджори стояла рядом с Дафной. Она немного отошла назад, повернула голову и чихнула.

— Боюсь, ей уделяют столько внимания, что она задохнется, — сказала она.

Дафна несколько раз кивнула, соглашаясь с ней.

— Ужас как все толпятся возле нее, — добавила она, морща нос. Дафна была одета крестьянской девушкой. Летнее платье из падающей свободными складками белой кисеи, на котором были вышиты цветы лаванды, полумаска из белого шелка с узором в виде веточки плюща вокруг масляной лампы, вышитой золотом. Лампа напоминала о смертной Психее, ставшей женой бога Эрота.

Марджори посмотрела на сестру. Как чудесно Дафна выглядела еще недавно, а теперь лицо ее под маской было необыкновенно бледным, этот мертвенный цвет кожи не оживлял ни малейший оттенок розового. Даже ее губы казались бесцветными.