Кэтрин Гэскин - Я знаю о любви

— Их следует сочетать с бледно-голубым шелком, — сказала она.

Я кивнула:

— Да.

Я помогла ей выбрать шелковую ткань — вернее, выбрала для нее сама. Все, что Роза носила, она покупала в «Лэнгли» и без моего одобрения не купила ни одной вещи. Может, она и не так уж нуждалась в моей помощи — нам просто нужно было показать посторонним, что мы дружим. На публике можно многое сделать, чтобы продемонстрировать дружбу, даже если таковая отсутствует. После того случая в конюшне в Лэнгли Даунс шесть лет назад наши отношения стали чисто формальными и показными. Во мне все же сохранилась признательность к девушке, которая была добра ко мне по дороге в Балларат. А сейчас я любила не Розу, а Кэйт и Дэна Мэгьюри.

И еще я любила детей Розы. Она льнула ко мне по той причине, что я защищала ее от сплетен, что у нее нет ни одной подруги: подобные женщины шокировали общество, и я была для нее своего рода защитой. Еще она тянулась ко мне оттого, что я оставалась слабой ниточкой, связывающей ее с Адамом. Такие вот отношения существовали теперь между нами.

— Чудесная лайка, — сказала я ей. — Лучшее, что когда-либо у нас было!

Она повертела перчатки.

— Да… — Но ей, видно, надоели белые лайковые перчатки, как и все, что она имела. — Годятся для сегодняшнего приема у Крествеллов.

— Так тебя не будет на обеде у Юнис и Ларри?

Она пожала плечами.

— Ты знаешь папашу Лэнгли. Он вечно твердит, что обязанности перед обществом важнее обязанностей перед семьей.

Это было не совсем то, что говорил Джон Лэнгли, но она подала это так. — Младшая мисс… мисс…

— Маргарет Курран, — подсказала я.

— …мисс Курран придет попить чаю как-нибудь вечером.

— Я думаю, это не одно и то же, Роза. Юнис и Ларри так хлопотали об этом обеде. В конце концов, они ведь празднуют помолвку Кона, да к тому же он скоро едет в Сидней.

— Да, — сказала она. — Правда. Трудно поверить, что Кон так вырос и уже может жениться. — Ее голос смягчился. — Это, наверное, оттого, что он один был моложе меня в семье. — Она подняла брови и слегка пожала плечами: — Неужели я тоже становлюсь старше… Как-то думаешь об этом…

Затем резко, словно желая закрыть эту тему, она свалила все перчатки в одну кучу.

— Пришли мне шесть пар одинаковых. Может, из шести пар мне наконец удастся потерять левую перчатку вместо правой. Пришлешь к вечеру, Эмми?

Я кивнула. Я знала, что на улице ее ждет четырехместный экипаж, но не в правилах Розы было носить пакеты, если этого можно было избежать. Этим она, как и другими манерами, показывала, что она из семьи Лэнгли. Она стояла, собираясь уйти, а я незаметно оглядывала ее с головы до ног, запоминая ее лицо, волосы, одежду. Как всегда, разряжена в пух и прах — одежду выбирала я, приводили вещи в порядок ее горничные. И, как всегда, во всем чувствовался легкий характерный беспорядок, страшно привлекательный, словно индивидуальность женщины была сильнее надетых на нее одежд. Она всегда господствовала над одеждой, будь то даже ожерелье или изумрудные серьги, подаренные Джоном Лэнгли.

Роза не стушевывалась и не покорялась никаким обстоятельствам. Глядя на нее, я убеждала себя, что с годами она отяжелеет и будет иметь вид перезрелой женщины. Но это время еще не наступило. Сейчас, когда ей было за двадцать пять, Роза была красива, как никогда.

Она почувствовала, что я ее изучаю, и весело-игриво спросила меня:

— Есть ли новости от Адама?

С годами она научилась при людях задавать свои вопросы без тех явных мучительных попыток скрыть свои чувства, как когда-то. Она могла спросить мимоходом, словно Адам был каким-то дальним родственником. Мы часто играли в эту игру, Роза и я, — она, возможно, с целью ранить меня немного, а я — чтобы похвастать, что он принадлежит мне.

— Спасибо. Получила вчера письмо. Неделю сильно штормило на пути из Западной Австралии. Но все обошлось — пришлось сделать только небольшой ремонт.

Она улыбнулась и кивнула.

— «Роза Лэнгли» — хороший корабль, прекрасной постройки.

— Адам — хороший капитан.

— Капитан обычно не бывает лучше корабля, которым он командует, — сказала она с живостью в голосе.

Иногда ей доставляло удовольствие критиковать Адама, она так и не простила ему то утро в Лэнгли Даунс.

— Ты трогательно лояльна, Эмми.

— У меня есть на это основания.

Ее глаза потемнели от гнева; она злилась на меня и Адама. С того самого утра шесть лет назад она больше никогда не нарушала ту сплоченность, которую я и Адам показали всем. Если и были скрытые трещины, то Роза могла только догадываться о них, не зная наверняка. Ее щеки залил яркий румянец. Она взглянула на лестницу.

— Дети должны пойти со мной домой сейчас — уже поздно. Они и так слишком много времени проводят здесь. Это им явно не на пользу. — Она взяла свой зонт от солнца и отвернулась, добавив: — Надо поговорить с папашей Лэнгли об этом.

Роза знала, что угроза отнять у меня детей была ее сильнейшим оружием. Поэтому я и согласилась выбирать ей перчатки, наряды и шляпки, принимать на себя роль подруги, когда ей это было нужно.

— Я пошлю за ними, — сказала я.

— Да, пожалуйста, — отвечала она, проплывая к дверям.

Они быстро спустились вниз, и мы попрощались на пороге.

— А вы не идете с нами, миссис Эмма? — спросила Энн. — Я специально для вас раскрасила карту, чтобы вы посмотрели…

— Завтра, дорогая, — сказала я. — Сегодня у твоего дяди Кона помолвка, мне нужно сходить домой и переодеться…

Голос Розы из экипажа прервал нас:

— Дети, вы слышали? Немедленно садитесь!

По ее голосу они поняли, что она недовольна, и бросились выполнять ее команду. Бывали времена, когда сказочная принцесса превращалась на время в обычного человека, раздраженного и сердитого, способного их ругать или влепить затрещину. Они предпочитали не заставлять ее ждать. Я не подошла к экипажу, а стояла в дверях, наблюдая, как они усаживаются, слушая резкий голос Розы, отдающей приказы. Она дала знак ехать, так и не повернувшись ко мне. Слуга, который пришел за детьми, остался на тротуаре.

Я наняла кеб, чтобы добраться до дома Ларри на улице Сант-Кильде, с тем чтобы он подождал меня до конца вечеринки. Я могла взять экипаж Лэнгли, стоило только обратиться к Джону Лэнгли, но в некоторых вещах мне хотелось проявить свою независимость, хотя такое поведение было чисто внешней демонстрацией.

Ларри выстроил себе жилье в опасной близости к особняку Лэнгли и окружил дом широким газоном, так что каждый прохожий мог видеть его размеры. Он здорово задолжал из-за этого, даже имея приданое Юнис Джексон, но я знала, что Ларри рассчитал каждый потраченный пенни с тех пор, как объявил о своем успехе всему миру. Я слышала, как он сказал, что только бедняк не имеет долгов.

Ларри еще не был богатым человеком, но скоро собирался занять подобающее ему место. Женившись на Юнис, он стал партнером ее отца, и фирму «Джексон и Мэгьюри» уже знали. Он уже имел троих детей, и Юнис, обожавшая его благодушная супруга, ждала сейчас четвертого ребенка. Ларри так же энергично основывал свою династию, как Джон Лэнгли.

Джон Лэнгли сказал о нем:

— То свойство характера, что не дает покоя Розе, в нем направлено в правильное русло. Молю Бога, чтобы у моих внуков было то же самое.

В делах Ларри был нагл и удачлив, он постоянно расширял бизнес, открывая новые магазины, агентства, как только последние начали приносить определенный доход. Он брал с собой Сэма Джексона в Новый Южный Уэльс и южную Австралию, становился партнером в маленьких компаниях, финансируя и всячески их поддерживая.

Я также слышала, как о нем говорили: если он проживет достаточно долго и ухитрится не свернуть себе шею, то станет богаче Лэнгли.

Кеб свернул к подъезду витиеватого, чрезмерно изукрашенного орнаментом дома, который построил Ларри. Этот дом, казалось, кричал на весь свет, что здесь живет человек, который может себе все это позволить.

Ларри сам подошел к кебу, чтобы помочь мне выйти, он гордился своими владениями, но не был чванлив и оказался расторопнее своих слуг. Он поцеловал меня в щеку, помогая спуститься; это был поцелуй доверия и приветствия, с каким он встречал меня здесь уже несколько лет. Это приветствие говорило о том, что здесь во мне видят ровню. Ларри не смог сделать для меня большего.

— Эмми! Ты выглядишь великолепно. Ты никогда не была так элегантна.

— Это потому, что ты ни разу не потрудился увидеть меня где-нибудь, помимо магазина, когда я одета для работы. — Но то, что он сказал, было правдой — у меня никогда раньше не было такого наряда. Это было платье из тонкого шелка цвета абрикоса, подчеркивавшее мою тонкую талию, и с таким широким кринолином, что мне приходилось осторожно передвигаться. Мне нравилось его покачивание из стороны в сторону, когда я шла через зал, где стояла Юнис, Приветствуя гостей.

— Эмми, дорогая… — ласково сказала она и подставила щеку для поцелуя.

Она осталась почти такой же девочкой, какой я запомнила ее на первом приеме, который Джон Лэнгли давал в честь Розы. Ее волосы были красно-рыжими, а платье богато убрано лентами и цветами. Через три месяца Юнис должна была родить, и она укуталась в длинный волочащийся шарф, чтобы скрыть располневшую фигуру. Но кое-что она не хотела слишком тщательно скрывать, зная, как гордится Ларри своими детьми, а ей только и нужно было его одобрение и любовь. Юнис хотела бы так же бодро и безмятежно продолжать носить его детей. Она была тихой, довольно скучной женщиной, но со дня их женитьбы Ларри не взглянул на другую женщину.

Он искал надежности и нашел то, что искал, а энергии и страсти у него было на двоих. В своем доме он хотел мира и никакой конкуренции — решающее слово должно было остаться за ним. Женой и детьми он управлял с тем же невозмутимым авторитетом.