Кэтрин Гэскин - Я знаю о любви

Он не улыбнулся.

— Я останусь родом из Нантакета до самой смерти. Нельзя изменить принадлежность человека. Но мои дети будут австралийцами.

Я подумала о детях Адама. Возможно, и Роза подумала.

Мы собрали много подношений, и перед нашим возвращением в Балларат Адам свернул с дороги еще раз. Вокруг ничего — ни дома, ни палатки, ни даже холодной остывшей золы от стоянки однодневного лагеря, — ничего, кроме нескольких высоких эвкалиптов.

— Зачем, Адам? — спросила Роза.

— Мне кажется, настало самое время вам обеим научиться владеть оружием. В непредвиденных обстоятельствах у мужчин может не оказаться свободного времени позаботиться о вас. Здесь мы испытаем добытое нами оружие — вдали от глаз вашей матери.

Из-под сиденья он достал узел, завернутый в промасленную ткань. Под ней оказался полированный деревянный ящик, отделанный полосками голубого вельвета; внутри лежали два одинаковых изящных пистолета ручной работы.

— Дуэльные, — сказал он. — Я купил их в Мельбурне. Великолепная пара. Посмотрите… — Мы склонились над коробкой, а его пальцы погладили тонко выгравированные буквы: «Ф. Иннес — Эдинбург». — Только один выстрел, после чего следует перезарядить. Но для женщины, вероятно, этого будет достаточно.

Роза взяла один из них. Ее рука внезапно опустилась под его тяжестью.

— Однажды я видела дуэльные пистолеты, — сказала она. — Они были гораздо более красивыми, чем эти. Серебряные, отделанные жемчугом.

— Показные игрушки, — презрительно сказал Адам. — Солнечный зайчик с блестящей серебряной поверхности пистолета попадет тебе в глаз, и ты уже мертвый человек. — Он достал второй пистолет из коробки. — Вот, попробуй, Эмми.

Я отступила назад с ужасом и страхом. Уже видя пистолеты у Адама и Розы, я снова вспомнила тот ужасный пистолет, из которого я застрелила Уилла Гриббона.

— Я не люблю огнестрельное оружие, — голос у меня дрожал.

Адам пожал плечами.

— Как хочешь, но я думаю, что тебе следует научиться ради собственной защиты. — Он отвернулся; Адам разочаровался во мне.

Я знала это, но просто не могла заставить себя коснуться этих пистолетов. В молчании я смотрела, как Адам выбрал эвкалипт, закрепил квадрат белой бумаги. Затем отмерил двадцать шагов назад.

— Тебе не придется стрелять с этого расстояния, если случатся беспорядки, — сказал он Розе, — но тебе не повредит немного потренироваться. Эти пистолеты чрезвычайно точны. Если женщина сможет поднять его и направить на цель, тогда почти невозможно промахнуться… Сохраняй равновесие, — приказал он. — Прекрасно, не так ли?

Но когда она подняла пистолет, чтобы прицелиться, ее рука задрожала под его весом.

— Он слишком тяжелый.

— Он специально так сделан, — объяснил Адам. — Когда ты стреляешь, вес пистолета удерживает его от отклонения и рывка вправо. Тебе не нужно долго целиться, пистолет чувствует цель сам, за тебя.

Они практиковались в прицеливании с полувзведенным курком. Адам стоял очень близко к Розе, показывая, как выдержать линию плеча, руки и глаз. В какое-то мгновение она, отступив, прижалась к нему, и он не отодвинулся.

Первые две попытки попасть в цель были неудачными. Адам перезаряжал пистолет. На третий раз она попала в цель, а на пятый попала близко от центра мишени.

— Еще один раз, — сказала она, смеясь в нервном возбуждении. На этот раз она перезаряжала сама, стремясь показать Адаму, как хорошо усвоила его уроки. Это была как раз одна из тех ситуаций, когда Роза проявила себя наилучшим образом. Она хотела, чтобы Адам восхищался ею, и по праву заслужила это. Роза зарядила пистолет, прицелилась и выстрелила, пользуясь своей интуицией и природными способностями.

Она не могла ждать, пока Адам проверит мишень, и побежала к ней сама, широкая голубая муслиновая юбка развевалась, контрастируя со смертоносным оружием, которое она держала в руках.

— Прямо в центре! — закричала Роза.

Возможно, это было не совсем так, но никто не хотел лишать ее удовольствия от этой маленькой лжи. Она обернулась и рванулась назад к Адаму, красота и грациозность ее бега были прекрасны, все ее тело ликовало.

— Прекрасно! Великолепно! — сказал он, и его рука какой-то момент ласкала ее руку. — Ты стреляешь как заправский стрелок, Роза.

— Дай я еще раз попробую!

— Не сейчас. Мы не можем расходовать патроны. Но позже, когда неприятности закончатся, я покажу тебе, как стрелять из ружья. Женщине следует знать и это. Одна из моих бабушек однажды выстояла против шестерых индейцев в своей хижине, когда оказалась одна с двумя детьми. Она была первоклассным стрелком… Эту историю рассказывают в моей семье в виде шутки, потому что ее муж был квакером и, наверное, не смог бы помочь ей, окажись тогда рядом.

Вдруг я грубо вмешалась.

— Дайте мне попробовать! — Я протянула руку за пистолетом.

Они удивленно обернулись. Я опять потянулась за пистолетом, который держала Роза. Взглянув на Адама, она неохотно рассталась с пистолетом.

Я была нетерпелива, когда Адам опять начал объяснять. Я могла бы процитировать по памяти все то, что он до этого говорил Розе. Я знала только одно — я должна выполнить задачу. Как бы ни боялась и ни ненавидела это, я должна выстрелить, иначе я проявлю себя перед Адамом малодушной. Мне не так просто уступить Розе, позволить ей наслаждаться восхищением Адама.

Я могу ненавидеть этот пистолет, который держала в руках, а также и все прочие пистолеты, но из-за Адама я буду держать его уверенно, не позволяя руке дрожать. Однако он, видимо, почувствовал мой страх, так как объяснял уже без энтузиазма.

Он встал сзади меня, чтобы показать, как надо выравнивать плечо, линию прицела и цель. Я опустила руку и подняла ее снова, чтобы поймать цель. Поддержание равновесия и рывок были замечательными, я почти чувствовала направление цели. Услышала выстрел, увидела кусок дерева и лист бумаги, отскочившие от дерева.

Адам молчал, ошеломленный. Потом подбежал к дереву. Прошло немного времени, прежде чем он заговорил.

— Прямо в центре, — крикнул он и медленно направился к нам.

Я ненавидела сильную дрожь, которая охватила меня. Едкий запах пороха перехватил дыхание, ненавистный запах, который для меня был запахом смерти. Дым от вспышки, казалось, лежал плотным облаком под вечерними тенями от деревьев. Адам с интересом смотрел на меня.

— Ты никогда раньше не стреляла?

— Повезло, — сказала я ему неправду.

Он даже не предложил мне выстрелить еще раз. Между нами воцарилось гробовое молчание, пока он тщательно убирал пистолеты в вельветовый чехол. Он протянул мне тонкий полированный ящик.

— Возьми это, Эмми. — Было видно, что он хотел сказать о чем-то другом.

То, что я не испытывала удовольствия от своего выстрела, омрачило его настроение. По сравнению с моим угнетенным состоянием духа и страхом радость и возбуждение Розы должны были показаться ему человечными и теплыми эмоциями. Однако именно мне он передал пистолеты.

По дороге в Балларат я крепко держала этот прекрасный, тщательно отполированный ящик на коленях и страстно хотела выбросить его в засохшие кусты у дороги.

Я не спала в ту ночь. Было тепло; мы лежали в палатке с открытым пологом, и легкий ветерок касался моего лица. Я могла видеть небольшой кусочек неба. Такие знакомые звезды, они стали близкими мне, эти южные звезды. Я не слишком задумывалась о беде, которая могла прийти к нам с баррикад Стокейда, а думала об Адаме и пистолетах в маленькой коробке, которая стояла рядом с койкой. Я думала о Розе, спящей так спокойно.

Мне хотелось радоваться тому, что она и Адам любят друг друга, что Роза могла любить так, что возвысилась над собой. Я любила Розу и должна была радоваться ее счастью. Надо было смотреть правде в лицо.

Совсем перед рассветом я встала, повесила жестяной походный котелок с водой над огнем, чтобы заварить чай для всех; взяла немного холодного бекона, пресных лепешек, чтобы отнести мужчинам, которые в четыре часа утра должны были вернуться с Коном после дежурства.

Прежде чем покинуть лагерь, я вернулась в палатку и тихо взяла один из пистолетов и положила его в корзину. Я не понимала, зачем делаю это, но знала, что Адам был бы доволен мной. Они все еще спали, когда я уходила. У открытых ворот Стокейда часовой окликнул меня.

— Стой, кто идет?

— Прекрасно знаешь, кто это, — ответила я Джиму с оттенком раздражения. — Ты знаешь, что это я заваривала чай полчаса назад в десяти ярдах от тебя.

— Такой у меня приказ, Эмми, — сказал он. — Нам полагается говорить это, хотя Бог знает, как я напрягал глаза, но в кромешной мгле ничего не видел. Что бы я делал, если бы кто-нибудь подошел ко мне?

Я кивнула головой и пошла дальше. У одного лагерного костра проснулись мужчины, чтобы идти в караул. Они благодарили меня приглушенными голосами за заботу и нетерпеливо протягивали свои кружки за чаем.

— Вам не следовало быть здесь, на Эрике, вообще, мисс Эмми, — сказал один из них. — Когда подкрепление, которое они прислали из Мельбурна, придет, оставаться здесь будет опасно.

— Это так, — согласился один из них, говоря это для меня. — Я слышал, как Дэн Мэгьюри говорил прошлой ночью, что он будет во главе женского движения. Бен Сэмпсон, вероятно, даст вам жилье…

— Я ничего не знаю об этом, — сказала я. — Мы и так в безопасности на Эрике. Я не могу себе представить, что Кэйт Мэгьюри сможет уйти отсюда, когда ее мужчины все еще здесь.

— Она такой человек, Эмми. — Это сказал Роури Митчелл. — Мы достали карабины и можем теперь сражаться не хуже тех, из отряда, который находится там, внизу. Ты видела карабин, который я взял у Тома Лэнгли? Магазинная винтовка… самая лучшая, которую я когда-либо видел. — Он с гордостью потрогал винтовку за спиной.