Кэтрин Гэскин - Я знаю о любви

— Ты напоминаешь мне… — начал он.

Я была взбешена и потому нетерпелива.

— Не хочу знать. У меня нет никакого желания выяснять, кого я тебе напоминаю. — Если бы он назвал меня своей матерью или сестрой, я бы расплакалась. — Ну, почему тебе надо уезжать? Это глупо!

— Ты думаешь, я могу остаться здесь и позволять Тому обвинять меня в краже его наследства? Это неправда, Эмми. Никоим образом. Даже если бы я хотел этого, Джон Лэнгли никогда бы этого не позволил. Том был прав, когда сказал… его отец хочет наследника, но наследника по своей собственной линии. Он состоятельный пожилой человек. Я никогда не был у него дома. Когда я разговаривал с ним, то стоял перед его конторкой, подобно клерку. А я не хочу быть ничьим клерком, Эмми.

— Ты носишь его имя.

Он пожал плечами.

— Что значит имя? Ничего! Реальную ценность имеет только то, что делаешь сам. Поэтому я должен уехать. Я сам должен проложить себе дорогу…

— Куда ты поедешь? — печально спросила я. — Что ты будешь делать?

— Назад — к морю. Это единственное, для чего я гожусь. Я не могу жить по-другому. Подожду в Мельбурне, пока кто-нибудь не наймет меня. Члены команды все время переходят с корабля на корабль, и рабочие руки требуются всегда.

— Руки? — сказала я. — Сумасшедший! Ты же имеешь удостоверение капитана торгового флота!

— Какая мне от него польза? Они в Мельбурне эту историю знают. Они знают о «Джулии Джесон». Однажды у капитана тонет корабль, а владельцы судна не горят желанием предоставить ему возможность реабилитировать себя. Если мне повезет, я получу третьестепенную должность. Если нет, буду простым матросом.

— Куда ты поедешь? — домой, назад в Нантекет?

Он покачал головой.

— Я поеду туда, куда меня понесет корабль, но не назад в Нантекет. Я потерял корабль, который вышел из Нантекета. Ты понимаешь, Эмми, я не могу вернуться туда.

— Но это случилось тысячу лет назад. Мужчины возвращаются назад… У них есть семьи, и они возвращаются. Ничего нет хуже, чем оставаться вдали от дома.

— Я никогда не вернусь назад, — повторил он.

Гордость делала его и слепым и в чем-то надменно-высокомерным. Он с трудом принимал советы, отказывался от помощи. Он никогда не признался бы себе, что чувствует обиду, или замешательство, или одиночество.

И сейчас он готов был уехать прочь от Ларри и всех нас; отбросить все то хорошее, что сложилось у нас, все, что Джон Лэнгли мог сделать для него. И только потому, что гордость не позволяла стерпеть насмешку Тома. Я вздохнула, чувствуя свою беспомощность.

— Ты делаешь ошибку, Адам. Для тебя здесь открывается столько хорошего…

— Но это не то, что мне нужно, — отрывисто ответил он. — Как ты не понимаешь? Это не то, чего я хочу.

— Тогда что же ты хочешь?

Он смущенно посмотрел, покачивая головой над кружкой с виски.

— Я не знаю. — Его голос стал мягче. — Я хотел бы забыть это, получить еще один шанс, оправдать себя.

— В чем?

— Кораблекрушение — плохая вещь. Это случилось в проливе Бесс Стрейт. Ты слышала о грабителях морских судов, Эмми?

— Да.

— Острова в проливе Стрейт когда-то давно использовались как стоянки китобоев, а потом они стали местом укрытия для каждого, кто хотел уйти от правосудия. Многие годы они привлекали целые шайки беглых заключенных с Ван Димен Лэнд, мужчины даже выкрадывали негритянских женщин и привозили их с собой. Они жили за счет кораблекрушений, вернее, всего того, что после них оставалось и прибивало к берегу.

«Джулия Джесон» направлялась в Мельбурн — всего-навсего коммерческий рейс через Тихий океан — из Нантекета. Мы попали в шторм. Штормы опасны в проливе Стрейт. Более четырех дней мы не видели солнца и не могли точно определить наше местонахождение. Мы по ошибке приняли огни с острова за огни с материка. «Джулия Джесон» наскочила на скалы и разбилась.

Двадцать шесть человек пропали в прибое, а также весь груз. Но четверо из нас добрались до берега, и мы обнаружили, что морских разбойников было только семь человек. Они были полуголодные, без оружия, и им нечем было бороться с нами. Я убил одного из них своими руками, Эмми. Даже миновав прибой, я был сильнее, чем он, и я держал его за горло до тех пор, пока он не умер.

— Остальные?.. — прошептала я.

— Слишком слабыми были для борьбы. Сейчас, вероятно, они умерли. Мы построили плот из деревянных обломков «Джулии Джесон» и снова вышли в море. Нас подобрало судно «Триста» и высадило в Мельбурне. Пираты бродили по берегу и обыскивали карманы утопленников, которых прибило к берегу. Я говорю тебе, Эмми, они были как полуживые трупы. «Джулия Джесон» была не тем кораблем, на который они надеялись, — корабельные припасы ушли на дно вместе с ней, среди пассажиров не было женщин с дорогими кольцами, часами и браслетами. Им достались простые бедные матросы, оказавшиеся вдали от дома! Возможно, матросы и готовы умереть в море, но погибнуть честно. Они заслуживали лучшего конца, чем тот, какой по моей вине получили.

— Это не было твоей ошибкой, не терзай себя, Адам!

— Капитан всегда отвечает за все. Другого мнения на этот счет не существует. Я написал владельцам корабля, когда высадился в Мельбурне, и взял ответственность на себя. Том не лгал!

— Забудь об этом, Адам. Тебе следует забыть это.

— Я хочу забыть, но никогда не смогу, никогда, пока я жив. Я переживаю все снова и снова каждую ночь. У меня эта картина по-прежнему стоит перед глазами.

Его голос продолжал звучать, хотя и слегка невнятный из-за выпитого, но страстный, полный страдания.

Я слушала о кораблекрушении, о белых лицах утопленников, о людях, с которыми он вместе вырос на побережье Нантекета. Я слышала, как он шептал о переживаемых им вине и стыде, о боли, которую он носил в себе. Я знала, что он никогда еще не говорил об этом никому, кроме меня. Я обняла Адама и шептала успокоительные слова, которые ему так нужно было услышать, — на какое-то время он был моим.

Наконец, он немного отодвинулся, стараясь заглянуть в мои глаза, и поцеловал меня в губы; я хотела крепко-крепко прижать его к себе, но он сказал:

— Я буду спать у Сэмпсонов. — Он нетвердо поднялся на ноги. — До свидания, Эмми. Передай Розе…

Я не слышала, что он хотел сказать Розе, потому что ненавидела Адама в тот момент за то, что его последние мысли и слова были о Розе.

— Позаботься о Розе, Эмми. Она не так благоразумна, как ты.

Дела не пошли у нас лучше после отъезда Адама. Возможно, потому, что в центре внимания было несчастье Розы. Она не из тех, кто молчит о своем горе. Мы слышали ее плач и упреки, мы терпели ее дурное настроение, так как другого выхода не было.

— Да успокойся ты! — воскликнула как-то Кэйт в отчаянии. — Неприлично так вести себя из-за человека, который тебе не принадлежит!

— Вы думаете, что я буду заботиться о приличиях? Какая в них польза, если я не могу вернуть Адама?

— Тогда что же осталось от твоих мечтаний о богаче, который будет одевать тебя в шелка и даст возможность целыми днями играть на пианино? Адам беден…

— Бедность не имеет значения, — ответила она, и я думала тогда, что это так, — но только в отношении Адама.

Роза не простила Тома Лэнгли. Он приходил дважды в лагерь, бормоча извинения Дэну и умоляюще глядя на Розу. Но она больше не выходила из палатки. Наконец, он понял, что она не простит его, и оставил нас в покое. Роза гордилась Адамом за то, что он вступил в драку, но она не знала, почему он дрался и зачем уехал.

— Но он победил, — продолжала она настаивать. — Это не стыдно. Почему нужно было уезжать?

— Есть драки, в которых не бывает победителей, — сказал Дэн.

Пэт понял, почему он уехал, и одобрил решение Адама. Это был поступок, который он уважал.

— Ему следовало уехать. Он моряк. — Так сказал Пэт.

Наши неприятности были связаны еще с беспорядками на золотых приисках, в которых участвовали Пэт и Син. Пэт, не теряя времени, обошел все кабачки на Мэйн-роуд, места увеселения, все костры своих друзей на Эрике, вызывая у девушек ответное сердцебиение. По-видимому, на них у Пэта не хватало времени, но и вино ему не помогло.

Он знал, что Ларри не одобрял силовых методов решения проблем, и разногласия между братьями усугублялись. Идеалами Пэта были люди, которые могли возглавить различные реформаторские группы, — Верн, Лейлор, один из братьев Хамфрей… Недавно Бентли все-таки подвергли судебному разбирательству и приговорили к тяжелым исправительным работам. Трое золотоискателей — Флетчер, Макинтайр и Вестербай — были привлечены к суду за поджог кабачка Бентли. Но один из них, как выяснилось, был непричастен к ночному пожару у Бентли. Комиссар Рид просто нуждался в подследственных для показательного суда.

Пэт старался выступать перед нами, словно мы были членами городского суда. Его смущало желание Дэна замедлить течение судебного процесса.

— Ты говоришь, как Ларри, — испуганно! — Еще несколько месяцев назад Пэт не осмелился бы сказать такое своему отцу. Но сейчас он был неуправляем.

— Нам следует взять заложников среди военнослужащих и полицейских и удерживать их до тех пор, пока эти негодяи в Мельбурне не освободят Флетчера и других…

Я видела, что идея беззакония нашла здесь плодотворную почву. Кон слушал разглагольствования Пэта и воспринимал их по-своему. Возможно, постоянное недовольство Розы подтолкнуло его, ведь что бы он ни сделал, она всегда возражала, и Кон решил, что сделает все, чтобы избежать ее нареканий. Он едва слушал; когда я пыталась урезонить его. Дети на Эрике неожиданно нашли своего лидера. Он придумал игру «Воры и полицейские». Ребята охотились друг за другом среди нагромождений скал и скальных угольных разработок; их пронзительные крики заглушали порой все вокруг. Кон постоянно ходил в синяках и ушибах.