— И какие такие основания у тебя есть?

— Я нанял человека, чтобы все разузнал про этот случай с его амнезией и ударом по голове. Хотел помочь тебе…

Да, конечно, хотел помочь. Я даже не сомневаюсь, что ты дал задание искать все что угодно, что может очернить моего мужа в моих глазах. Мог бы, ты б и сам носом землю ради этого рыл, но ты все же любишь чужими руками. Аж передернуло от мысли, что Славик следил за Кириллом. Крался за ним, как трусливая крыса. Мне не верилось, что когда-то они дружили.

— Вот. Все здесь. На этой флешке. Но я хочу, чтоб ты увидела сама при мне, — протянул мне свой телефон, и я взглянула на экран, — здесь запись с видеокамеры супермаркета в том мухосранске, из которого ты его забрала. Так вот, с ним была Алина. Видишь ее на записи? Они что-то вместе покупают. Потом говорят на парковке. Она так же приезжала к нему в больницу. В первый же день и во второй.

— Бред, — пробормотала я, но все же смотрела на видео, где белобрысая шла следом за Кириллом к машине из супермаркета, — мне никто и ничего об этом не говорил. В больнице. Мне сказали, что к нему никто не приезжал. Зачем тогда мне звонили и просили приехать? Она разве не могла его опознать там и забрать?

А сердце уже болезненно сжалось, и я почувствовала, как Лиза гладит меня по руке и, как ни странно, молчит. Словно знает, что сейчас лучше помолчать.

— Вот именно это и настораживает, Женя. Она могла сказать, что приехала не к нему, и просто зайти в палату. Или переговорить с ним на лестнице. Ее паспортные данные вписаны в журнал посещений в клинике. Ты можешь сама это проверить. Мне просто кажется, им зачем-то было нужно, чтоб туда приехала именно ты.

— Все, что ты говоришь, не поддается логике. Зачем им это? Кирилл ушел от меня, и я его не держала. Зачем этот спектакль? Кому он нужен?

— Смотри, вот здесь видео, где Кирилл выходит из дома Алины, и он точно знает, что там стоит его машина. Нажимает на пульт, и вуаля — он уже в своей тачке.

— Она могла ему сказать, что машина у дома. Не вижу ничего удивительного. Слав, ни одно твое доказательство не является прямым. Это лишь домыслы. Твои личные домыслы.

— Тебе хочется в это верить. Но на самом деле тебе лгут. На флешке есть документы о его долгах. Он брал кредиты. Он потратил все лимиты на карточках. Возможно, он играл, я не знаю. Но знаю, что отец Алины потребовал от Кирилла оставить его дочь, и тогда он простит ему все долги.

— Откуда такая информация? Ты разве знаешь отца Алины?

Спрашиваю, а сама чувствую, как немеют кончики пальцев. Измена не так отвратительна, как предательство… Не так омерзительна, как вот такая подлость.

— Я побеседовал с Алиной. И у меня нет повода ей не доверять. Я не ты. Мне она лгать не станет. Судя по тому, что на карте у Кирилла круглая сумма, их сделка с ее отцом состоялась, но любовники видятся тайно. Кирилл до своего исчезновения получил визу на въезд в США. В тот ж день там получала визу и Алина. Совпадение? Потом он купил билет. Им просто нужно было время переждать и сбежать вдвоем, и самым лучшим выходом стало вернуться к тебе. Посидеть под прикрытием, перекрыть долги и удрать с любовницей. Но ты бы не приняла, да и…

— Хватит! Замолчи! — мне казалось, что я задыхаюсь, — молчи!

— Он лжец! Твой муж подонок и лжец!

— Замолчи! Мой папа хороший, ясно?! А ты… ты козел! Иди отсюда! Не трогай мою маму! Убирайся, или я тебя побью!

— Лиза!

Я тряхнула дочь, пытаясь заставить замолчать, а сама старалась дышать. Только дышать. Глубже и сильнее. Не показать Славику, что поверила. Не показать, что он меня только что разнес на куски… А точнее, что по мне пошли трещины, сеткой. Я еще не разломалась, но у меня от боли дрожат колени и руки, и я сдерживаюсь чудовищным усилием воли, чтобы не рассыпаться при нем.

— Она как раз приезжала к нему в его офис сегодня. Это тоже снял мой человек. Они обнимались, Женя… Не дай подонку обмануть тебя!

В голове закрутились вихрем слова Кирилла сегодня в машине точь-в-точь, как говорил раньше. На повторе. Снова и снова. Я медленно подняла взгляд на Славика.

— Спасибо. Я посмотрю флешку дома.

Пошла в сторону здания, сжимая ручку дочери и чувствуя, как земля шатается под ногами. Шатается намного сильнее, чем тогда, когда узнала о его измене.

— Жень! Позвони мне! Я буду рядом. Слышишь? Я люблю тебя!

«Люблю…люблю…люблю»… Кирилл так и не сказал, что любит меня. Я и не помню, когда он говорил мне это последний раз. Мысли цепляются одна за другую. Сама не поняла, как собралась и уехала с работы домой. Я должна была побыть одна. Обязана просто побыть одна. Автоматически набрала Кирилла, но его телефон оказался выключен.

Глава 20

Я просмотрела эти проклятые видеозаписи тысячу раз, с каждым просмотром понимая, что во мне опять все застывает, как в прошлый раз, и становится страшно, что если я пойму, что это правда, я уже никогда не подниму головы. Меня это убьет. И я готова была его выслушать. В этот раз я хотела смотреть ему в глаза и слышать его оправдания, слышать его версию. Мне сейчас казалось, что я по взгляду пойму — лжет он или нет, как и тогда сразу поняла, что ОНА есть. Только в этот раз у меня внутри от боли все зашлось мгновенно, и я не могла даже сделать глоток воздуха. Снова и снова набирала его номер, но он не отвечал. Просто не отвечал. Сотовый включен, а я слышу проигрыш мелодии ожидания в сотый раз и понимаю, что это уже нельзя списать на севшую зарядку — Кирилл намеренно не берет телефон. Как же хочется найти тысячу и одну причину — почему, и в тот же момент понимаю, что это так бессмысленно. Всегда считала, что если человек действительно хочет, он и ответит и позвонит, и найдет тебя где угодно. Значит, не хочет. В «не может» я не верю уже давно. Не может — это когда умер или руки с ногами отнялись. Все остальное — это «не хочу» или «не хочу сейчас». И не нужно искать никаких красивых причин или верить в эти самые причины. Хотя, несомненно, нужно уважать чужое «не хочу». Но только не сейчас, когда я хотела вытрясти из него правду, в глаза смотреть и трясти его, цепляясь за воротник рубашки. Пусть, мать его, говорит неправду. Я готова ее выслушать. Любую. Только не прячется от меня вот так трусливо.

Но идут часы, и мне кажется, что я начинаю медленно сходить с ума. Почему, черт тебя раздери, почему ты своим молчанием подтверждаешь слова Славика? Почему ты это делаешь со мной, Кирилл? Ответь! Ну же! Возьми трубку!

В отчаянии швырнула сотовый на диван и впилась пальцами в волосы, стараясь не застонать вслух. Детям достаточно переживаний, достаточно слез, пролитых по нему и по нашему разводу. Я не хотела сейчас, чтобы они опять погрузились в эту тоску и депрессию. Кружила по его кабинету, в который раз перебирала его вещи, силясь найти хотя бы что-то. Складывала рубашки и свитера, раскачиваясь из стороны в сторону, впав в какой-то ступор и поглядывая на часы. Уже почти одиннадцать, и ни слова от него. Наверное, это самое страшное — вот так ждать звонка, как будто от этого зависит вся твоя жизнь, как будто он все может изменить. Вот заиграет знакомая мелодия, и все опять станет хорошо. Кирилл скажет, что где-то оставил сотовый, что у него было много дел по продаже магазинов. Потом мы вместе посмотрим это видео, и он даст объяснение всему. Успокоит. Ведь у каждой медали есть две стороны. Разве можно было вот так притворяться? Ладно со мной, а с детьми? Я же видела его глаза, видела, как он смотрит на них, видела эту растерянность, отчаяние. Неужели можно вот так играть? Неужели я настолько глупа и слепа?

Я не хочу опять в ту могилу, не хочу опять быть мертвой. Только что-то мне подсказывало, что в этот раз я не справлюсь. Потому что это хуже измены. Это настолько подло, что я даже представить себе не могу. Чтобы человек, проживший со мной больше двадцати лет, отец моих троих дочерей мог вот так поступить со мной и с ними? Вот так грязно использовать? Играть мною и моими чувствами настолько жестоко, что, мне кажется, я способна окончательно свихнуться, если пойму, что все это правда. Я пока боялась думать, как это воспримут дети, и из какого дна мне потом придется тянуть каждую из них. Потому что второй раз больнее, чем в первый. Намного больнее. Ведь даешь шанс и уже веришь, что в этот раз все будет хорошо. Разбиваться дважды больнее, так как собрать себя по кускам уже намного сложнее.

Встала с пола и зачем-то открыла ящик его стола. Мгновенно замерла. В горле сильно пересохло, и по спине пробежали мурашки страха — вдоль позвоночника от копчика и прямо к затылку, сжимая его в тиски по бокам так, что в глазах зарябило — в ящике лежал пистолет. Я никогда не видела у Кирилла оружия. Я вообще никогда в своей жизни не видела настоящего оружия. Только в кино. Протянула руку, чтоб дотронуться, и тут же одернула. Стало неимоверно страшно. Я протерла лицо сухими, холодными ладонями, тихо завывая от отчаяния. Это походило на какой-то жестокий кошмар, и я сейчас непременно проснусь. Непременно открою глаза, и окажется, что я сплю в своей постели у него на груди, и мне все это просто снилось. Господи! Во что ты влез, Кирилл? Что случилось в твоем проклятом прошлом? Что ты натворил? Я сердцем чувствую, что это лишь вершина айсберга. Почему у тебя в ящике стола лежит пистолет? Судорожно вздохнула, и взгляд остановился на пуговице. Той самой, что Кирилл показывал мне в электричке, когда мы ехали домой из больницы. Я взяла ее в руки и покрутила в пальцах, и вдруг меня словно что-то ударило по голове, я даже дернулась и сильно сжала пуговицу в ладони.

Та фотография в сотовом Насти, девушки Олега, на нем был плащ с такими пуговицами. Перепутать невозможно. Фото сделано крупным планом, и воротник с этой пуговицей бросался в глаза. Вот почему Кирилл так занервничал? Он тоже ее узнал. Конечно же узнал. Сколько вопросов задал про этот плащ. И в этот момент, наверное, что-то щелкнуло… что-то неуловимо изменилось в нем. Я же видела по глазам. Опять видела. Как и год назад. Но я не выяснила, я не настояла на правде, я думала совсем о другом. Боже! Почему люди совершают одни и те же ошибки снова и снова?