— Я должна была рассказать тебе раньше. Сразу, как почувствовала, что увлекаюсь тобой. Ну во-о-от, рассказала, — поставила чашку на стол и решительно посмотрела Арбенину в глаза. — Нам трудно будет теперь работать, но уж, раз взялись, надо доделать. Ограничимся деловыми встречами, и я постараюсь закончить все, как можно быстрей.

— Почему? — спросил Арбенин своим коронным непонятным тоном.

— Потому что серьезные отношения со мной, как ты теперь знаешь, невозможны.

— Почему? — повторил он вопрос.

— Потому что у меня сын бывший беспризорник, а я расчетливая стерва, которая знала прекрасно, что оставляет его мать спиваться и подыхать! — Повысила голос от необходимости еще что-то объяснять, к чему он ее понуждал: — Все, Денис, хватит с меня на сегодня душевной хирургии! Не надо заставлять меня объяснять очевидное! Все! Мне надо ехать!

— Нет! — сказал он, как приказ отдал. — Поедем завтра утром!

— Денис! — потребовала прекращения всего Ленка.

С нее вообще-то хватит! На самом деле — хватит! Она не способна вынести еще ковыряния, разбирания! Она рассказала правду, объяснила реальность! Что еще?

— Лен, — спокойно пояснил он, — у тебя замечательный мальчишка, большая умница и человек, а ты прекрасная женщина и мать. Оставь Веркину жизнь Вере, она имела право сама выбирать себе жизнь и смерть. От тебя тут ничего не зависело. И еще, я не отпущу тебя от себя, чтобы ты ни навыдумывала!

Ленка смотрела на Дениса расширенными от потрясения глазами, не понимая, что здесь происходит и что он ей сейчас говорит.

— Есть хочешь? — буднично спросил Арбенин, окончательно сбивая Лену со всех толков и резонов.

— Ты что, не понял, что я говорила? — возмутилась вопросом она.

— Я понял, — невозмутимо ответил он. — Глупости ты говорила: ты плохая, алкоголичку не вылечила, а сын у тебя из «бывших». Так есть хочешь?

— Хочу, — кивнула растерянная вконец Ленка.

— Вот и молодец! — похвалил Денис.

Встал одним красивым движением и, направляясь в кухонную зону, спросил бодреньким, почти веселым голосом:

— Что-нибудь еще хочешь?

— Ванну и спать, — не выходя из ступора, призналась Лена.

— Будет и ванна, и спать. Может, пальто все-таки снимешь?


Денис заснуть не мог.

Лена не сказала больше ни одного слова. Пока она ела, он сделал ей ванну, помог раздеться и забраться и вытащил вскоре, потому что она засыпала прямо в воде. Облачил в свою пижамную куртку, которую сам никогда не надевал, предпочитая спать голым, но в гардеробе имел, приобретенную еще Викторией, в рамках программы его «окультуривания».

Он прижимал спящую Лену к себе, тихонько поглаживал, чтобы не разбудить, а успокоить и во сне, и думал.

Это обвинение, которое она себе вынесла, совершенно нелогичное, иррациональное, закрепилось в ней рефлексом. Рефлексы, как всем известно, закрепляются не только поощрением, но и наказанием, как приятными эмоциями, так и болезненными.

Ленка, находясь в глубоком продолжительном стрессе, переживаниях и усталости от опекунских проблем, вымотанная до предела, услышала пояснения врача-нарколога по-своему, решив, что забирает у Верки ту самую мотивацию, цель начать новую жизнь в лице Василия. И обвинила себя навсегда. Странно и поразительно для такой сильной, умной, глубокой женщины, так много прошедшей в жизни и понимавшей!

У каждого свои заскоки, даже у самых мудрых, грамотных и знающих — у каждого!

Он, вон, со своим увечьем, все себя калекой числил, жил с уверенностью в своей ущербности, смирился с тем, что ни одной женщине он такой не нужен и не приятен.

Пока не появилась Елена Невельская и не прочистила мозги! Несколькими фразами, нежностью и полной отдачей, растворением в соединении любовном — искренне, честно, сильно, как никто и никогда!

Денис почувствовал, что Ленка проснулась, она не двигалась, не шевелилась, он просто понял — проснулась.

— Денис? — позвала шепотом.

— Да.

— Который час?

— Почти три, — дотянувшись до сотового на столике, посмотрел и ответил он.

— Мне надо ехать.

— Васька один?

— Нет, с Зоей Львовной.

— Утром поедем.

— А ты-то куда поедешь?

— Сначала в Москву, а оттуда полетим в Казань. Спи, тебе отдохнуть надо.

— Я не поняла, ты что, хочешь с нами лететь:

— Да, — односложно утвердил Денис, — спи.

— Не могу я спать! — села на кровати Ленка. — Зачем тебе это?

— Лен, не шуми. Просто с вами, и все.

— Да зачем…

Она не договорила, Денис дернул ее на себя, обнял, закопался рукой в волосы, чуть запрокинув ей голову.

— Я знаю только один способ, чтобы ты перестала задавать вопросы.

Этот способ был известен и Лене, главное — весьма действен и невероятно приятен: просто помолчать, целуясь.

Поцелуем не ограничилось, в секунду загоревшись спичкой, брошенной в бак с бензином, и красиво полыхнуло, да как!

Ленке хотелось раствориться в нем полностью, мыслями, телом, болями, очиститься, забыть, разделив с Денисом только радость и восторг, и она спешила, рвалась! А он не отставал, ему требовалось утвердить телом обладание этой необыкновенной женщиной. И то, что он ей сказал: «Я не отпущу тебя от себя!» И он доказывал это нежно и сильно, брал, утверждаясь ее мужчиной!

Она сразу заснула. Денис отдышался, поцеловал ее в волосы, улыбаясь этому ее «замученному» сну, да так и заснул, с улыбкой на губах.


На кладбище, продуваемом промозглым ветром, от которого не спасало припекающее солнышко последних мартовских дней, на самом его краю, похоронили Веру Дроздову.

Ленка передала Ваське большой букет красных роз и подтолкнула легонько в спину:

— Положи.

Васька, помедлив немного, взял у Лены цветы и положил на свеженасыпанный могильный холмик.


Васька отказывался лететь, когда Лена приехала в школу забрать его с занятий и предупредить директора, что его не будет неделю. Разборки Василий Федорович устроил сразу, во дворе школы, не дойдя до машины, в которой их ждал Денис.

— Говори немедленно, что случилось! — потребовал он у Лены.

— Вчера умерла твоя мама, — сообщила Лена.

— И ты из-за этого вчера такая была?

— Да.

— Лен, вообще-то у меня одна мама, и это ты, зачем ты так переживаешь? — степенно, рассудительно сказал Васька.

— Васька, она твоя мама, она тебя родила и любила, но, к сожалению, она была больным человеком, и я не смогла ей помочь.

— А почему ты должна была ей помогать?

И Лена увидела, как он злился, прищурив глаза, смотрел на нее своим не детским взглядом все понимающего старика.

— Сейчас уже не имеет значения, у нас самолет через три часа.

— Я не полечу, не хочу! Это чужая мне тетка! Я ее не помню совсем, помню только, что боялся очень ее и мужиков тех страшных, я даже не помню сейчас, как они меня били, а то, что боялся сильно, помню!

Лена уговорила, настояла. Может, и не уговорила бы, но, когда Васька узнал, что с ними летит Денис, почему-то согласился без дальнейших препирательств.

Денис не разрешил Лене заниматься организацией похорон, взял это на себя.

— Хватит с тебя здешних чиновничьих кабинетов. Пойдите с Василием город посмотрите, а то он города и не видел.

Через два дня они хоронили Верку.


Лена наклонилась к Ваське, взяла в руки его ладошки и, заглядывая ему в глаза, нежно объяснила:

— Васенька, тебе надо с ней попрощаться и простить ее. Совсем простить.

— Зачем? — пожал плечами Васька, отворачиваясь от Лены. — Она мне никто, и я ей никто.

— Нет, Василий Федорович, она твоя мать. Глупая, непутевая, слабая, больная, но твоя мать. Ты себе потом в жизни не простишь, если не попрощаешься с ней и что так и остался обижаться на нее, не отпустив с миром. Это нужно и тебе и ей. Прости ее.

— Ладно, — подумав, согласился Васька, — только вы отойдите, я один с ней поговорю.

Они отошли, чтоб не мешать. Денис обнял Ленку, а она все высматривала из-за его плеча, как там Васька. Он что-то тихо говорил, засунув руки в карманы куртки, обращаясь к Веркиной фотографии, с которой она улыбалась, молодая и веселая. Поговорил и неторопливо двинулся к ним.

— Все, идем, — мрачно позвал, подойдя.

— Вы идите к машине, — попросила Лена, — я тоже попрощаюсь.

Мужчины — большой и маленький — пошли по дорожке между могилами, по очереди оборачиваясь и тревожно поглядывая на одинокую Ленину фигуру у могилы.

— Спи спокойно, — сказала Лена.

Она многое хотела ей сказать, и пожурить, и прощения попросить, и простить самой, и успокоить, что сын ее, Васенька, в полном порядке…

Не могла.

Когда они отъехали от кладбища в машине, взятой Денисом напрокат сразу по прилете, Лена расплакалась. Она крепилась, как могла, но все, не сказанное там, у могилы, наболевшее, билось в голову, в висок, сжав горло жестким захватом.

Глупая! Глупая, маленькая дурочка! Так исковеркать жизнь себе, ребенку! Одинокая, никому не нужная, слабая дурочка! Могла быть счастливой, с таким-то сыном, детей нарожать, семью иметь — все отдала и выкинула, утопив в пойле!

Ленка отвернулась к окну, чтобы не заметили вырывавшихся слез, зажав рот ладонью, а они лились, лились, и что-то рвалось изнутри. Она прижала и вторую ладонь, сверху.

Арбенин, конечно, заметил, свернул на обочину, остановил машину. Лена выскочила, торопливо отошла от машины на несколько шагов и, прижимая ладони к губам, рыдала, раскачиваясь. Сильные руки развернули ее и прижали к себе, она уткнулась ему в грудь, заливая куртку слезами.

— Лена, ты чего? — Перепуганный Васька дернул ее за пальто.