Я не уверена, что могу и должна отправить тебе все это. Но ты была первой, и… Впрочем, нет. Не первой. Первой была Светка. Помнишь, когда мы еще не встречались лично, ты однажды звонила мне и просила «не делать этого»? Так вот, я сделала. И первой моей женщиной была она, а не ты.

В чем разница между любовью и болью? И от той, и от другой сердце раздирает на куски, по интенсивности эти чувства очень похожи. Так в чем разница, ответь? Может быть, удар по лицу ничем не отличается от поцелуя? А?

Ненавижу себя и ненавижу свою жизнь. Как можно было дойти до такого? Как?


Лара не звонила. Не писала. И Ольга не звонила и не писала ей тоже. После того, что она сделала — какое право она имела? Но мыслям и чувствам бесполезно было рассказывать про права — и каждую секунду, каждый миг Ольга думала о Ларе.

Белый свитер и синие джинсы. Крепкий чай на холодной улице, завернувшись в одно на двоих одеяло. Запах сигарет от кожи, волос. Сильные руки, сжимающие плечи. Ладонь на груди и тихое «послушай, как бьется».


От кого: Ольга Будина <Budina@find.ru>

Кому: Алиса <Alice@mail.ru>

Черновик.




Любила ли я тебя? Нет, конечно, нет. Наверное, в тебе я чувствовала нечто, что было и во мне самой. И бросалась на тебя как на пришельца того же вида, той же планеты. Бросалась, сочиняя сказочки про плохих и хороших девочек, которые не могут быть вместе.

Мне казалось, что я — плохая, а ты — хорошая. Но самое смешное, что тогда все было ровно наоборот.


В ноябре в Таганрог прилетела Ковальская. Они встретились в «Старом замке» на Петровской, и Ольга удивилась, как сильно Ксения изменилась за прошедшие несколько месяцев.

— Паршиво выглядишь, — сказала Ольга, целуя ее в заострившуюся еще больше щеку. — Не ожидала так скоро тебя увидеть.

— Я и сама не ожидала, — ответила Ксения, усаживаясь напротив и заказывая бокал виски. — Впрочем, я по делу. Хочу предложить тебе свое место в компании.

Ольга засмеялась. Игорь. Года не прошло — а вот он, зовет обратно, намекает, приманивает. Вот уж нет, милый. Вот уж нет.

— Давай так, — сказала она вслух. — Твое предложение меня не интересует, и абсолютно уверена, что приехала ты не за этим. Переходи к настоящему делу, или я пойду.

Она видела, что Ксения колеблется. Пьет свой виски, рассматривает ногти на пальцах, снова пьет.

— Да говори уже, — вырвалось у Ольги.

И Ксения начала рассказывать.

Многое Ольга и так уже знала, но — как оказалось — далеко не все. Значит, женщина, которую Ксения так трепетно и нежно любит — школьная учительница? Да разве ж так бывает? Разве можно любить так долго?

А Ксения тем временем рассказывала о том, сколько она сделала плохого, чтобы эта учительница осталась с ней. Сколько сделала ужасного, чтобы обеспечить своей женщине призрачное счастье.

— Я поняла, — сказала Ольга, когда Ксения закончила. — Ты то еще дерьмо. И что дальше?

— А дальше, — Ксения усмехнулась. — Дальше я должна ее отпустить. Потому что только так у нее будет шанс построить настоящие отношения и быть счастливой.

Ольга покачала головой.

— Но если ты так ее любишь… Если она так тебя любит… Почему ты лишаешь вас возможности?

Она не успела договорить. Ксения посмотрела на нее волчьим взглядом и зашипела:

— Да потому что я так больше не могу! Я чертовы двадцать лет ощущаю все это настолько сильно, что странно, почему у меня до сих пор не разорвалось к чертовой матери сердце. Слишком сильная любовь, слишком сильная боль… Думаешь, я хочу этого для нее? Нет. Не хочу.

Ольга протянула руку и успокаивающе погладила Ксенину ладонь.

— Знаешь… — сказала она тихо. — Я тут успела слегка влюбиться.

Она поймала удивленный Ксенин взгляд и улыбнулась.

— Нет, это не стало взаимным, но… Но я задумалась. Что со мной не так? Почему я вечно выбираю людей, с которыми у меня априори ничего не может получиться? Вот ты сейчас рассказывала мне свою историю, а я думала, что не смогла бы так. Любить без взаимности двадцать лет. Знать, что ничего никогда не будет — и все равно любить. Быть рядом, защищать, и опять любить…

Нагнулась, посмотрела Ксении в глаза.

— Что ты теряешь? А? Ну скажи, что ты теряешь, если она уйдет? Ты так долго была без нее, одна, и вполне умеешь самостоятельно справляться с компотом своих чувств.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Пусть идет. Ты не ее должна отпустить в первую очередь, а себя. Выйди из этого замкнутого круга, вздохни свободнее. Поживи для себя. Может, ничего из этого не выйдет, а может, ты удивишься, как много всего появится в твоей жизни с ее уходом. Кто знает?

— Кто знает… — Тихо повторила Ксения. — Кто знает…

Она молчала, разглядывая бокал с виски, а Ольга улыбалась и думала. Похоже, она только что произнесла вслух рецепт. Рецепт, который, возможно, совсем не подойдет Ксении, но который подойдет ей самой.


Глава 14. Прости, я не одета.


— Вы понимаете, что каждый последующий аборт — это риск того, что вы больше никогда не сможете иметь детей?

Этот милый доктор смотрел на нее так дружелюбно, так ласково и немного осуждающе, что ей даже стало его жалко. Но сидение в гинекологическом кресле в позе «ноги выше головы» не слишком располагает к сочувствию, поэтому Ольга только улыбнулась, покачала туда-сюда ногами на специальных подставках, и ничего не ответила.

Доктор вздохнул и сдался.

— Я выпишу вам направление, на завтра. Можете одеваться.

Он очень забавно прятал глаза и смущался, и Ольге захотелось немного пошалить.

— Как же? — Возмутилась она. — А разве вы не будете делать мне процедуру… Такую, знаете, когда врач вводит во влагалище пластиковый прибор…

Она, конечно же, прекрасно знала, как называется этот прибор, и как называется сама процедура, но смотреть на краснеющего доктора было слишком приятно и весело.

— Нет, УЗИ сегодня не будет, — он с большим трудом взял в себя в руки и ушел к столу, оставив ее за ширмой — одеваться.

Ольга грациозно (насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации) слезла с кресла, и принялась надевать одежду. Сначала кружевные невесомые трусики, потом — пояс от чулок и короткую черную, с небольшим разрезом, юбку. Завершили ансамбль туфли на высоком каблуке — фиолетовые, с зелеными заплатами — самые модные этой осенью.

Накинув на плечи тонкую курточку и поправив прическу, Ольга подмигнула доктору, забрала направление и вышла в коридор. Несколько дней назад она впервые за долгое время коротко подстриглась и даже перекрасила рыжие волосы в кипельно-белый, так что теперь постоянно хотелось трогать голову — то ли руки никак не могли поверить в изменения, то ли им настолько нравился новый Ольгин стиль.

На улице ее ждал сверкающий Фольксваген кабриолет — красный, с красными же кожаными сиденьями и матово-черной приборной панелью.

— Стоило переехать в эту Тмутаракань, чтобы заиметь такую машину, — в сто сорок восьмой раз за последний месяц подумала Ольга, щелкая брелоком сигнализации.

Она села в машину, бросила сумку на сиденье рядом с собой, и выехала с парковки, посигналив на ходу зазевавшейся «Хонде».

По Петровской улице доехала до конца, вывернула к порту, и инстинктивно увеличила скорость. В памяти всплыл старый разговор — она всегда вспоминала о нем, когда проезжала здесь, и всегда недовольно морщилась.

— Ты ошиблась, — сказала она вслух, когда порт остался позади. — Я здесь, красная машина здесь, и никто не умер. Кроме тебя — никто.

Машину бросила на парковке возле памятника Петру. Пешком дошла до кофейни, морщась от холодного осеннего ветра, проникающего под кожу и развевающего юбку. Вошла внутрь, осмотрелась по сторонам.

Инна уже сидела за столиком у окна и грела руки о чашку. Ольга улыбнулась ей и присела напротив.

— Интересная прическа, — сказала Инна, оглядывая Ольгу. — Необычно видеть тебя…

— Какой? — Засмеялась Ольга. — Не врагом? Не рыжей?

— Не рыжей. Врагом я тебя никогда не считала.

Подошла официантка. Ольга не глядя заказала кофе и попросила принести пепельницу.

— Когда ты уже бросишь курить? — Спросила Инна. — Ужас просто, дымишь и дымишь как паровоз. А тебе ведь еще рожать.

Ольга пожала плечами, подумав о направлении в сумке. Рожать? Вот уж вряд ли.

— Ты сказала Лизе, что встречаешься со мной? — Спросила она.

Инна удивленно подняла брови.

— Конечно. Не то чтобы она обрадовалась, но…

Все было ясно без слов. Они помирились, они снова месте и любят друг друга, но все произошло слишком недавно для того, чтобы просто забыть об этом и жить дальше. Внешне все хорошо, а как скоро заживет рана в душе — большой вопрос.

Так и с Ольгой. Вырулила, успокоилась. Удалила неотправленные Алисе письма, а адрес ее занесла в черный список. Волосы вот перекрасила, машину новую купила. И вроде все в порядке, и все наладилось, вот только до сих пор болит в груди, и жжется, и давит памятью.

Тяжело объяснить себе, что все кончено, когда сердце отказывается в это верить.

Принесли кофе. Ольга сделала глоток и закурила, глядя на Инну. Та смотрела на нее тепло и немного настороженно.

— Я все думаю о прощении, — сказала Ольга, затягиваясь. — Что должно произойти для того, чтобы один человек мог простить другого?

— Ничего, — пожала плечами Инна. — Нужно просто любить. Если есть любовь — придет и прощение, а если нет — прощения не будет.

Ольга покачала головой.

— Не годится. Ты же меня простила, а любви ко мне у тебя нет и не было никогда.

Она удивилась, когда Инна вдруг протянула руку и отобрала у нее сигарету. Брезгливо затушила ее в пепельнице и дотронулась до Ольгиных пальцев.

— С чего ты взяла, что я тебя не люблю? — Спросила она просто. — Любить же можно по-разному. У меня были к тебе разные чувства за это время — и влечение, и желание, и нежность, и много еще. Сейчас я чувствую благодарность как ни странно, и сочувствие. Этого достаточно для того, чтобы простить.