— Иисусе, да расслабься ты, мисс Эго. — Дженни выдула полбутылки воды не отрываясь. — Я тебя, конечно, люблю, но пересекла реку по иным причинам, не ради твоего прекрасного зада.

Зад у меня вовсе не прекрасный. А в январе будет еще хуже после рождественской объедаловки.

— Например?

— На маникюр. — Она неопределенно махнула рукой с ненакрашенными ногтями. — Тут хорошая студия. Я пообедала и решила заскочить к тебе поболтать о Вегасе.

— А что за студия? — В Уильямсберге миллион маникюрных кабинетов, а я ни одного не знаю. — Мне негде делать ногти.

— Я, между прочим, знаю и других людей, кроме тебя. — Дженни оторвала половину моего пончика, едва Ронни поставил передо мной тарелку. — Одна из девушек в офисе постоянно сюда ездит, а я хочу выглядеть супер для сказочного Лас-Вегаса.

Блестяще. Вот и еще пунктик в список, где уже значится приобрести купальник в разгар зимы, стянуть все четвертаки из банки на прачечную и выдержать ужас восковой эпиляции зоны бикини. В последний раз, когда мы с Дженни покушались на эту территорию, она собственноручно сорвала с меня полоски и надела на меня одно из своих бразильских чудес. На этот раз я надеялась на профессиональные услуги и купальник, прикрывающий не только пятнадцать процентов моей задницы. Я, конечно, многого прошу, но настроена решительно.

— Фу, с тунцом, — сморщилась Дженни, откусив от моего пончика-гамбургера, но, к моему удивлению, продолжила есть. — Я дала себе слово: никаких углеводов до вторника. Что ты со мной делаешь, Кларк?

— Расширяю твои горизонты. — Я схватила оставшуюся половину прежде, чем она исчезла. — Ну что, да здравствует Лас-Вегас? О гостинице договорилась?

Бывшая консьержка Дженни имела обширные знакомства в индустрии гостеприимства и обещала все организовать, когда вчера после вечеринки мы устроили продолжение банкета в закусочной Скотти. Разумеется, Дженни знала, что мои передвижения в пределах США, несмотря на мои очень уверенные (хоть и безосновательные) заявления, будто все будет в порядке, поставлены на счетчик.

— Я договорилась и с гостиницей, и с авиакомпанией, и с Эрин, и у меня новость, — кивнула она, откладывая полпончика. — Мы летим в четверг.

— В этот четверг?!

— Угу. Остановимся в «Де Лухо», вылетаем утром, вернемся вечером в воскресенье. Понедельник тебе на отлежаться, а со вторника резко включаемся в работу. Я записала тебя на новую встречу с юристом и сказала ему, что ты не уйдешь из кабинета, пока он не разберется со всем твоим дерьмом. Так что — вива ля виза. Надеюсь, ты ощутила прилив счастья, Энджи?

Я пододвинула Дженни мою половинку пончика. Очень хочется узнать, что такого хорошего я натворила в прошлой жизни, чтобы заслужить подобную подругу. Прилив счастья — это еще слабо сказано.

— Ты летишь в Вегас?

— Да, Луиза.

— Без меня?

— Да, Луиза.

— Я так тебе завидую! Это нечестно, ты летишь в Лас-Вегас, а я торчу здесь.

Я возмущенно посмотрела в глазок веб-камеры:

— Ты торчишь в своем красивом доме, с замечательным мужем, беременная первенцем, наверняка чудесным ребенком! По-моему, абсолютно справедливо, что ты там, а я три ночи буду накручивать вираж за виражом по Олтон-Тауэрс разврата!

Луиза тоже скорчила возмущенную мину. Проблема скайпа в том, что люди видят выражение твоего лица: очень трудно притворяться, будто тебя не бесит собеседник. С давней подругой мне удавалось поболтать/поныть/посплетничать по скайпу раз в две недели, а когда она залетела, мы перешли на еженедельные встречи. Я с болезненным удовольствием разглядывала ее живот. Луиза всегда была тощей — чтоб мне лопнуть, ни за что не пропущу такое. Вечером в понедельник я лежала у елки, поглядывая в окно на отвратительную погоду — дождь со снегом или снег с дождем — и отрывала картонную полоску с упаковки крекеров «Голдфиш». Дома Рождество означало бы пакет за пакетом «Мини-чеддарс», а «Голдфиш» больше всего напоминали «чеддарс». К тому же они в форме рыбок, а никто не любит необычные чипсы так, как я.

— Я, между прочим, надеялась, что в этом году ты приедешь домой, — надулась Луиза. — Ходить беременной хуже некуда: я толстая, плаксивая, совершенно трезвая. Представляешь Рождество без спиртного? Мои мать с отцом, родители Тима, Господи, я уже боюсь, твои приедут, а мне даже «Бейлиса» нельзя!

— Это лучший аргумент в пользу стерилизации, какой мне доводилось слышать, — отозвалась я. — А я собираюсь в Вегас. Ты все еще будешь с пузиком, когда я вернусь?

— Может, я все же выпью, — продолжала Луиза, постучав по животу кулаком. — Посмотрю, как ей понравится пара сладких вишен. Мое грудное молоко все равно на девяносто процентов будет состоять из совиньона.

— Моя мать поделится с тобой понюшкой крэка, — предположила я. — Или укольчиком метадона. По случаю Рождества.

— Нет! — Она отшатнулась от экрана. — Не верю, что твои мама с папой курят травку. Моя малышка тоже не верит, что твои родители курят анашу, а у нее еще и сознания нет!

Как — малышка? Я вскочила на ноги. Так у Луизы будет девочка? Как же я пропустила письмо?

— Малышка? — Я готова была постучать по экрану, чтобы привлечь внимание подруги. Иногда я забываю, что скайп не совсем то же самое, что соседский кот, вылизывающий задницу за моим окном: я разговариваю с женщиной, которая сидит за тысячи миль отсюда. — Значит, УЗИ показало у тебя девочку?

— Она никогда не была кем-то бесполым! Ты одна называешь ее дитем, — язвительно сказала Луиза. — Нет, мы УЗИ не делали и точно не знаем, просто материнская интуиция.

М-да. Я даже огорчилась.

Но ведь пока нет фотографии в фейсбуке, дите остается дитем, не правда ли?

— А признаки появились? — спросила я. — Симптомы всякие?

Беременность меня искренне ужасала, и я исподтишка забавлялась состоянием Луизы. Я считала беременность чем-то вроде изнурительного девятимесячного похмелья — тошнота, капризы, желание полежать и посидеть — и нападения лицехвата из «Чужих». Нечто живое внутри тебя! То, о чем ты не просила! Ну хорошо, признаю, с последним можно поспорить, но вы меня поняли. Никто не просыпается с мыслью: «Хочу, чтобы сегодня из моей вагины вылезло девятифунтовое орущее чудовище и два года цеплялось мне за сиськи». Дамочки думают — о-о, прелестные крошки. Им кажется, что они светятся счастьем. Они считают себя вправе занять последнее свободное место в метро. Они не задумываются о нескольких месяцах от и до — по крайней мере не так, как я. По мне, менструации — ежемесячное благословение, а не проклятие.

— Да. — Луиза сморщила нос. — Грудь жутко болит, и геморрой начинается. Но я все равно рада: через четыре месяца у меня будет настоящий младенец!

— Боже!..

— Я знаю.

Секунду мы пялились друг на друга в глазок. Я не знала, о чем думает Луиза, но готова была поспорить на кругленькую сумму, не о том случае, когда она завернула в одеяльце школьную морскую свинку, как ребенка, катала целый день в коляске, а потом уронила в пруд, пытаясь убаюкать.

— Так когда ты приезжаешь? — нарушила она молчание. Луизу невозможно заставить молчать дольше минуты, разве что закатить на ее свадьбе сцену и сломать руку жениху. В свою защиту добавлю — я сделала это всего однажды. — Я очень соскучилась.

— Если не улажу с визой, вернусь очень скоро и надолго, — пообещала я, связывая волосы в хвост — верный знак, что пора стричься, — и снова распуская их по плечам. — Помочь мне друзья не могут. Никто не хочет, чтобы я уезжала, но… По-моему, они относятся к моей проблеме не так серьезно, как могли бы.

Луиза изо всех сил старалась изобразить сочувствие, скрывая радость от перспективы заполучить дешевую няньку. Хотя младенца мне в жизни не доверят, даже через год. Вообще не доверят ничего ценного, даже коробку «Скай плюс» или айфон.

— Ты Алекса имеешь в виду? — спросила она. Я закусила губу. Луиза кивнула. — А ты с ним говорила?

Я молчала.

— Энджел, — Луиза строго посмотрела на меня, — тебе необходимо с ним поговорить и прямо сказать, какие мысли роятся в твоем крошечном мозге. Не ограничивайся невзначай брошенными намеками в надежде, что он уловит и все поймет. Что ты ему сказала?

— Что мне нужна новая виза.

Это была правда.

— А чего не сказала?

— Что я не подхожу ни под одну категорию тех, кому дают визу, а без нее меня в два счета вышвырнут из страны.

— То есть ты фактически с ним еще не говорила?

Как ни противно, это тоже было правдой.

— Отчего же? — весело соврала я. — Мы все время говорим.

Конечно, блин, мы не обсуждали это. Я думала о разговоре и пыталась завести беседу, но с самой вечеринки у Дженни Алекс либо спал, либо где-то шатался. Вряд ли стоило, сунув голову за дверь спальни, с веселой улыбкой выпалить: «Ой, дорогой, я еду в Вегас, а по возвращении у нас будет малюсенький разговор о том, как через четыре недели меня депортируют».

— Алекс не выносит принуждения, — попыталась оправдаться я. — Он только хочет знать, что все будет в порядке. Значит, все так и будет. Он сказал: «Поговорим об этом после Рождества». Нет смысла сейчас его волновать. Ему знать не обязательно.

— По-моему, ты пытаешься сказать, что это ты не выносишь принуждения, — отозвалась подруга. — Что будет, если тебе не дадут визу?

— Тогда мне конец.

— О, Энджел… — с досадой покачала головой Луиза, — Да, тебе хана. Давай уже возвращайся.

— Согласна, мне хана. — Высунутый язык — нормальный взрослый ответ, правда же? — Алекс всегда получает гастрольные визы и, видимо, не считает это большой проблемой. Честно говоря, я намного меньше волновалась до его отъезда в Японию, не сомневаясь, что работа обязательно подвернется прежде, чем начнутся проблемы, но вот…

В животе что-то резко оборвалось — как упавшая в пруд морская свинка.