* * *

Уложив Серёжку спать, Катя прикрыла дверь в детскую и подкралась к Сашкиной спальне. Давид настоял, чтобы дочь переехала жить к ним, но та воспротивилась, согласившись лишь переночевать у них сегодня, ибо в квартире, где они раньше жили с Богданом, требовалось навести порядок.

Из-за двери доносилась тихая музыка, любимый Сандрой рок, и журналистка, не спрашивая разрешения, вошла. Девушка лежала спиной к ней, что-то рисуя в своём старом альбоме, но, увидев незваную гостью, быстро сунула книжицу под подушку.

– Я думала, ты спишь без задних ног после такой длительной прогулки. – села на кровать Екатерина, тряхнув влажными короткими волосами. – Как самочувствие, малая? Тебе надо хорошенько отдохнуть.

– Я не устала, наоборот, полна сил и энергии, которую мне девать некуда. – опровергла Сашка, сев и по привычке скрестив по-турецки ноги. – Папа прилетает завтра? По-моему, дрыхнуть надо идти тебе, как мужа собралась встречать, с опухшим лицом и синяками под глазами?

– Да иди ты! – фыркнула Катя, обняв её и вместе с ней повалившись навзничь. – Твой отец видел меня без макияжа в первое же утро после нашей ночи, и теперь вряд ли испугается.

– Не прибедняйся, ты из тех девушек, которым никакая «штукатурка» не нужна. – пощекотала её Алекса.

– Не подлизывайся. Лучше скажи-ка мне, где это ты вчера весь вечер пропадала, а?

Саша перекатилась на бок и подперла голову рукой, глядя в глаза Екатерине открыто и уже без улыбки на лице. Конечно, она ещё не была уверена, как подруга отнесётся к тому, что она видится с Ильёй, да и сама Сандра не знала, как сказать об этом Кате, но лгать не собиралась.

– Мы ездили на кладбище. Я так давно не навещала маму…

– Кто это — мы? – уточнила блондинка, изучающе разглядывая её, и Саша почувствовала раздражение.

Почему она должна оправдываться? В конце концов, не сидеть же ей в четырёх стенах и лить слёзы! Само собой, она безумно волновалась за Богдана, не находила себе места, думая о том, что он в этой ужасной тюрьме, совсем один, и каждый раз, вспоминая его избитого, не могла оставаться спокойной, но ведь она ждёт ребёнка, и ей необходима хоть какая – то отдушина от беспросветной рутины дней ожидания…

Встав с кровати, она подхватила плюшевого кота, подаренного отцом, и обняла игрушку.

– Только не надо сейчас начинать опять этот разговор, ок? Я ездила с Ильёй, он просто предложил навестить могилу моей мамы, вот и всё.

– Сань… – вздохнула Катя, рассматривая на потолке замысловатый узор на обоях. – А ты сама – то что чувствуешь, а? Ну, вот теперь спустя почти четыре года, пока вы практически не виделись с ним. Ты вообще равнодушна к нему?

– Вообще! Он для меня просто близкий друг. Я люблю Богдана. – отрезала та, сердито усадив кота на подоконник.

Сдвинув штору, девушка облокотилась о него и прислонилась лбом к прохладному стеклу. Расплывающиеся огни города слились в причудливые звенья, и Сашке вдруг захотелось остаться одной. Зарыться головой в подушку, как в детстве и ни о чём не думать.

– Я тебя умоляю, Кать, перестань меня пытать. Мы с ним друзья, это что, наводит на какие-то подозрения? Боже, как мне не хватает Соколовского, я по нему жуть как скучаю, и никто другой мне даром не нужен! Перестань меня изводить!

– Эй… Я же спросила и больше ничего. – ласково сказала Катя и подошла к ней, заставив повернуться. – И чего у нас глазки на мокром месте, м? Всё будет хорошо, Игорь уверяет, что у следствия нет никаких доказательств, а ему удалось добиться тщательно пересмотра дела, и завтра Соколовский будет в Москве. Ты сможешь с ним увидеться!

– Правда? – неуверенно улыбнулась Александра, обняв подругу двумя руками за спину и прижавшись к ней. – Если бы кто знал, как я устала… За что мне всё это, Кать? Чем я так разгневала Бога, что он посылает мне испытания и боль?

– Да я думаю, он здесь ни при делах. – возразила та, поглаживая её по волосам. – Но ты ведь сильная у меня, да? – чуть отстранившись, журналистка посмотрела в глаза Сашке. – Ты сильная, ты справишься. Запомни, малая, что бы ни происходило, какая бы чёрная полоса не тянулась, а иногда даже годами, всё равно наступит белая. Нужно уметь ждать хорошее, и не отчаиваться.

– У меня сердце болит. – тихо призналась Сандра, но, заметив переменившееся лицо Кати, вздохнула. – Да не в том смысле. Уже несколько дней какое-то предчувствие не отпускает. Я боюсь за Богдана.

– Давай-ка пошлём все тревоги к чертям и пойдём пить чай? – строго взглянув на неё, велела Екатерина и потянула её к двери. – Завтра увидишься с ним и перестанешь мучить и себя и меня и всех остальных.

Втолкнув девушку в кухню, женщина включила свет и принялась хлопотать у стола, выкладывая на тарелку нарезанный пирог с черешней.

– М-м, баба Тая просто волшебница! Она как-то меня отругала, мол, у меня руки не с того места выросли. Торт я взялась печь, Санька, ты бы лицезрела этот кулинарный "шедевр", наверное, потом бы вообще торты не ела! – со смехом вспомнила Екатерина, и Сашка улыбнулась, зная, что бабушка вполне способна на такое...

Глава 21.

Выходя самым последним в сгущающиеся сумерки, Богдан вдохнул пропитанный гарью выхлопных газов воздух и, опустив сцепленные стальными браслетами руки, взглянул на незнакомого парня, стоявшего чуть поодаль.

Этого типа за проведённые в следственном изоляторе дни он ни разу не видел, и сейчас почувствовал, как кольнуло в затылке. Это ощущение появлялось у него каждый раз при опасности, и появилось оно в далёкие годы его службы в горячей точке. Подойдя к молодому человеку, пока конвойный заполнял какие-то бумаги, Даня попросил огоньку.

Неловко вытащив из пачки сигарету, мужчина сунул её в рот.

– Тоже в столицу на съедение доблестной военной прокуратуре? – усмехнулся Богдан, прикуривая от зажигалки, поднесённой Антоном к кончику крепкой никотиновой трубочки.

– Типа того. – шмыгнул носом тот, и воровато глянул за плечо. – Сегодня будет весело, братан. Устроим маленькое представление для «своих».

– Фейерверк, что ли? Так не праздник вроде…

– А у меня что ни день, то праздник. Давай, бросай эту отраву, не будем нервировать ребяток в форме. У них и так служба нервная. Антоха я, если что. – хмыкнул бандит, первым забираясь в УАЗ с зарешеченным задним окном.

Антон Соколовскому доверия никакого не внушал. Уж больно глазки бегающие, цепкие, и держался развязно, а ещё Богдан заметил, как тот обменялся странными взглядами с охранником, садившимся за руль. Интересно, откуда взялся этот крендель? На военнослужащего не тянет, скорее, рожа бакланская, но, с другой стороны, в нынешней армии развелось столько всякой шелупони, что пойди, разбери, кто есть кто.

Ехали долго, Антон не умолкал, травя байки о своей жизни, а Соколовский думал о том, как там Сашенька. Он безумно соскучился по ней, и ему хотелось верить, что скоро всё это закончится, как уверял Игорь, и он выйдет на свободу. В какой-то момент он умудрился задремать, и встрепенулся, когда машину нещадно тряхнуло, и УАЗ с визгом затормозил. Посмотрев в окно, Даня с удивлением обнаружил, что они стоят посреди лесополосы, и никакого аэродрома поблизости нет и в помине.

Водитель, он же конвоир, зачем-то вышел из салона, и, тихо переговариваясь с кем-то по рации, двинулся в темноту деревьев, плотной стеной окружавших со всех сторон. Происходило явно что-то неладное. Третий парень, которого вместе с ними должны были доставить к вертолёту, беспокойно заерзал, и Антон шикнул на него.

– Тихо! – возясь с наручниками, велел он, ловко отмыкая их какой-то мелкой заточкой, невесть откуда у него отыскавшейся. – Сейчас, парниши, вдохнём воздух свободы. Только, чур, без кипиша!

– Слышь… – подтолкнул его Богдан, когда тот принялся отпирать замок и на его обручах. – Что за лажа, а? Куда это нас привезли? Аэродром совсем не в этих краях.

– А поменьше вопросов, брат, делай, что я говорю, и всё будет в шоколаде. – отозвался Антон, выталкивая его из машины. – Ну, чего копаешься, выходи живее!

– У тебя сговор с ними, что ли? Они побег нам устроили? – возбужденно прошептал Ираклий, лихорадочно блестя в сумраке глазами.

– А про тебя речи не было. – холодно вдруг гаркнул бандит, с размаху саданув парня лбом в голову.

Не ожидавший такого поворота зек крякнул и обмяк, скатившись на сиденье. Ухмыльнувшись и держа кастет у бедра, Антон развернулся к Богдану, хищно скаля зубы. Вся его поза выражала грацию рыси, казалось, он вот-вот прыгнет, заученным движением всадив острие под рёбра жертве.

Соколовский нырнул у него под рукой, когда тот сделал выпад, отскочил назад, жалея, что при себе нет никакого оружия или хотя бы дрянной заточки. Дело принимало отвратительный оборот, однако, он всё ещё не понимал, кто мог провернуть это, и кому понадобилась его жизнь.

– Чего ты хочешь? Затем тебе эта мокруха, а? – усмехнувшись, спросил Даня, уклоняясь влево. – Кто тебя послал, казачок, ты ведь не от дури решил меня прикончить?!

– О том тебе не велено говорить! – облизнув пересохшие губы, возразил Антон, яростно наскакивая на него и размахивая опасным заточенным «пером». – А много будешь знать, на том свете не упокоишься, верно?

Отпрыгнув назад, Богдан отступил за дерево, и, выждав, когда противник приблизится, безжалостно ударил его ногой, отбросив от себя. Тот, судя по всему, был тёртый калач в кулачных, и быстро сгруппировался, вновь ринувшись в атаку. Кастет просвистел возле щеки Соколовского, слегка задев, но и этого хватило, чтобы бритвенно — острый край располосовал кожу. Теплая жидкость хлынула по шее, скатываясь под воротник камуфляжа.

Перед глазами у Богдана всё поплыло, едва он поймал металлический запах крови, накатили воспоминания о войне, как калейдоскоп, замелькали картинки, обрываясь, и сменяя друг друга.