– Илья! – нахмурив брови, и, подражая гипнотизирующему взору Дракулы, зловеще протянула женщина. – Посмотри-ка мне в глаза! Я прочту твои мысли, сломаю разум и подскажу, что делать!

Он смешливо взглянул на подругу, и они рассмеялись. Эта забавная рожица, «глаза Дракулы», была излюбленной Катиной шуткой ещё со времён студенчества. У неё вообще была живая мимика лица, и она умело обращалась с эмоциями, контролируя их в любой ситуации.

– Илья, не ищи с ней встреч. Пожалуйста, ради меня. – ластясь к его плечу, убедительно попросила Екатерина, перебирая его пальцы и заглядывая в хмурое лицо. – Ты мне настоящий друг?

– Я-то друг. А вот ты шантажистка. Теперь я понял, от кого Настя нахваталась этих разных хитростей. – попробовал сменить опасную тему он, но настырная блондинка не желала так просто сдавать позиции.

– Сашка ждёт ребёнка, наш общий друг в тюрьме, неужели ты не понимаешь, что сейчас не лучшее время снова вытаскивать прошлое? – начала сердиться Катя, и, вскочив, наклонилась к мужчине, заставив его смотреть на неё. – Когда-то я очень радовалась, что вы с Санькой нашли друг друга, да, признаю, я не была в восторге, что она влюбилась в Соколовского, но я ошиблась.

– О чём ты? – сухо спросил Илья, и, отстранив её, встал. – Что ты от меня хочешь, Кэт? Разве я хоть словом обмолвился, что собираюсь звонить Саше или приезжать к ней? Заметь, этот разговор начал не я.

– Потому что ты любишь её! – веско отрезала Екатерина, хлопнув ладонью по диванной спинке и выпрямилась. – А влюбленные не способны держать в узде свои порывы, и не спорь, я изучала психологию и прекрасно в этом разбираюсь. Тебе кажется, что ты можешь вообще не думать о Сашке, но действовать будешь согласно своему зову сердца, а, не слушая разум!

В этот момент вернулась Настя, и, схватив их за руки, подпрыгнула, весело заявив:

– Я готова к секретной миссии! Куда поедем?

Ей исполнилось одиннадцать, и, каждый раз, глядя на дочь, Илья всё сильнее узнавал в чертах её хорошенькой мордашки себя. У Настёны были такие же глаза, правда, чуть темнее оттенком, веснушчатый нос и волевой подбородок с ямочкой, и только цвет волос – золотистый, достался от матери.

После гибели Ольги он долго отвоевывал у Настиной бабушки право воспитывать дочку, и, наконец, спустя полгода судебных тяжб и нервотрепки, девочка приехала с ним в Россию…

– А кто такая Саша? – неожиданно заговорщическим тоном тихо поинтересовалась Настенька у Кати в машине, но Илья услышал, и, обернувшись с переднего сиденья, опередил ответ подруги:

– Это наша с Катюшей знакомая. Ты её не знаешь.

– Разве просто знакомых можно любить, как свою девушку? – ошарашила их обоих неугомонная, и Джамалова понимающе усмехнулась.

– Ты опять торчала за дверью? – строго пожурила она её, и Настя страдальчески закатила глаза.

– Да вы так громко спорили, что и подслушивать не было надобности! А подслушивать я не люблю! Так эта Саша, она что, замужем за кем-то из ваших общих друзей, да? Пап, а где же ты с ней познакомился? Разве можно так поступать с другом?

– Уймись, мала ещё совать нос в чужие дела! – прикрикнул Терлецкий, тронув иномарку с места. – Лучше расскажи-ка мне, что опять не поделили с Женькой? Чего она на тебя дуется?

– Баш на баш, пап. – хитро прищурилась та, и скрестила на груди руки, откинувшись на спинку. – Сначала ответишь на мои вопросы, и скажешь, кто такая Саша. Потом задаешь свои…

* * *

Быстро накинув на плечи белый халат, полковник Ишенин прошествовал по длинному больничному коридору и, с молчаливого согласия врача, шагнул в палату. Татка показалась ему слишком бледной, хрупкой, она лежала под трубками, тянущимися к аппарату жизнеобеспечения и, слабо улыбнувшись при виде испуганного отца, вновь закрыла глаза. Присев рядом на стул, мужчина коснулся спутанных волос девушки, и, припав лбом к её плечу, выдавил:

– Танечка… Как же так? Почему вы не послушались штормового предупреждения и поплыли в такой ветер?

Когда ему сообщили, что Егор Павлов вместе с Татьяной едва не погибли, полковник постарел лет на пять. Катер бросило на рифы, и путешественники чудом остались в живых. Хотя, доктор не давал никакой гарантии, что Танины травмы окажутся совместимыми с жизнью. Это был удар по сердцу, ведь дочка у Ишенина одна, а теперь он терял её. Не уберёг…

– Ты пришёл меня пилить? Тогда уходи. – невнятно, с трудом произнося слова, зло сказала она, и Иван поднял голову, всматриваясь в покрытое ссадинами лицо Татки.

– Нет, ласточка моя. Я безумно перепугался. Всё будет хорошо, Танечка. Ты поправишься. Я найму лучшую сиделку, за тобой будут ухаживать, ни о чём не тревожься. — зачастил он, изо всех сил стараясь не заплакать.

– Папа… – болезненно поморщилась она, повернувшись к нему. – Папа, прости меня. Я… Я умираю.

– Нет! – вскричал он так громко, что в палату реанимации заглянула медсестра. Ишенин отослал её жестом. – Нет, не смей так говорить. Тебя вылечат, я заплачу любые деньги, Танюша. Слышишь? Ты выздоровеешь!

– Дай мне сказать. – решительно прервала она, и отвернулась, превозмогая невыносимую боль в сломанных рёбрах и чувствуя, как жутким болевым спазмом стянуло позвоночник. – Ты должен меня выслушать.

– Тебе нужно отдыхать. Всё это потом, прошу тебя… – прошептал мужчина, смахнув навернувшиеся на глаза жгучие слёзы.

– Сейчас! Дай же мне… Закончить! – задыхаясь, возразила Татьяна и высвободила пальцы. – Богдан ни в чём не виноват. Он… Он…

Она содрогнулась, приступ судорог пробежал по изогнувшемуся телу и Иван Васильевич вскочил, полным ужаса взглядом глядя на прибор жизнедеятельности. Линия сердечного ритма скакала, как сумасшедшая, сбиваясь на ровную и в ту же секунду высоко взлетая вверх.

Охрипшим и сорвавшимся голосом зовя доктора, полковник выбежал в коридор, едва не столкнувшись с молодым человеком, спешащим в палату. Несчастного отца оттеснили, дверь захлопнулась, и он долго пытался прорваться внутрь, но, обессилев, прислонился лбом к холодной стене и плечи его сотряслись от рыданий. А потом появился доктор и, с сочувствием тронув его за руку, негромко произнёс слова, которых так страшился Ишенин:

– Мне очень жаль. Мы сделали всё, что было возможно, но... Мне жаль, Ваша дочь скончалась.

В сознании мужчины засела лишь одна мысль – последние слова Татки жгли его огнём, и весь следующий день Иван не переставал об этом размышлять. Она сказала, что Богдан не виноват, но что это могло означать? Как он причастен к тому, что случилось? Ведь Татка с ним рассталась… Или…

Она поплыла с Егором, чтобы насолить своему бывшему, заставить его ревновать? А может быть, они поссорились, когда Таня ходила к нему на свиданку? Что этот негодяй, бросивший его дочь, мог ей наговорить, и это привело к такому печальному финалу?!

Московский адвокат слишком уж напорист, нежелательно, чтобы он совал нос в расследование, но теперь уже поздно – из столицы прислали ответ на запрос этого Трофимова, и дело Соколовского вот-вот передадут вышестоящей инстанции.

А если всплывут все маленькие грешки, которые он, Иван, надеялся скрыть, свалив всё на капитана, ему не только снимут погоны, но и отдадут под трибунал. Ирка знает о том, что Татка пыталась расправиться с уехавшей медсестрой, из-за которой Богдан бросил его дочь, и что-то упоминала об Антоне, а в городке был только один человек с таким именем, который мог подвязаться на противозаконное дельце. Хозяин автосалона, якшающийся с бандитами, вот кто ему посодействует!

Пришло время нанести ему визит и по «душам» поговорить. Наверняка ведь за решетку пареньку не хочется, и ему можно будет выдвинуть условие. Свобода в обмен на одну услугу специфического характера…

* * *

Держась за руки, Анютка и Саша медленно шли по аллее. День клонился к вечеру, легкий ветерок игрался в волосах, и в рыжих Анькиных прядках вспыхивали медные искорки. Ласково поглаживая выпирающий живот, Садыкова с улыбкой рассказывала подруге, как они с Пашкой спорят по поводу имени для малыша.

– Я вообще ему сказала, будет упрямиться, назову Мефодием! – залилась смехом Аня, и Сандра сдавленно хохотнула. – Ну, а что? Мефодий Буслаев, между прочим, мой любимый герой! Ладно, давай лучше поговорим о тебе. Что собираешься делать? В универе восстанавливаться или пока отложишь учёбу?

– Так я уже подала заявку, Катя обещала помочь, у неё там декан хороший знакомый. Конечно, буду учиться, когда родится сынуля, найму няню. – сообщила Александра, и Анька красноречиво округлила глаза.

– Сынуля? Ты же всегда мечтала о дочке? Что, уже планы поменялись, курс против ветра?

– Ну да… Хотела дочку, даже имя придумала, Юлька… – грустно вздохнула девушка, неосознанно накрыв живот рукой. – Но Данька уверен, что это мальчик. Не хочу его разочаровывать.

– Ой, я тебя умоляю! – возмутилась рыжая, потянув её к лавочке в небольшом, укрытом березами, сквере. – Мужики много чего хотят, и клянутся, что бросят, если ты родишь им не девочку, а мальчика или наоборот, но, как только увидят маленькое орущее чудо в свёртке, все их слова становятся пылью. Пашке вообще параллельно, кто у нас с ним будет. Он уже заранее трясётся, когда заходит разговор о ребёнке.

– Что, боится ответственности? – понимающе хмыкнула Сашка, присев рядом с нею и поставив сумку на колени.

– Ага, как же. – усмехнулась Аня. – Пелёнок он боится и памперсов. И ночей бессонных, знает ведь, что ему придётся вставать и нянькаться с нашим Димкой!

– Та-ак, значит, уже не Мефодий? Ну, слава Богу, избавила меня от обязанности утешать Пашку! – рассмеялась Сандра, обняв подругу, и Аня положила голову ей на плечо, глядя на резвящихся неподалеку в парке, ребятишек.

– Ещё не решили, я же тебе говорю, пусть только твой Садыков заупрямится и не захочет назвать Димуськой. Я ему устрою веселуху.