Хочется напиться до беспамятства; забыться и отключиться; отгородиться от внешнего мира или заснуть в надежде увидеть очередной сон, в котором она будет нежно улыбаться и застенчиво шептать признания в любви.

Добиться успеха, достичь высот о которых многие даже и не мечтают, прожить почти сорок лет, чтобы под конец сделать открытие… какой он на самом деле слабак и трус.

— Старый, тупой козел, — говорил с презрением Дима в вечер, когда он совершил самую большую ошибку в своей жизни.

— Не могу понять, что она в тебе нашла. Как можно было влюбится в такого морального урода как ты? — почти кричал он. — А она ведь любила тебя, Огнев, и ты знал это и тем не менее поступил с ней как с животным. Ты хоть знаешь в каком состоянии я ее нашел? Нет? Она смотрела сквозь меня и абсолютно не реагировала. Еле держалась на ногах. Босая ждала лифт в холе. Босая, твою мать! Ты до чего ее довел, сссука, а?

В тот вечер Дима отвез Веронику домой. Последующие дни он навещал ее и каждый раз Огнев с тревогой спрашивал о ее состоянии.

— Учитывая то, как ты с ней поступил она в порядке, — бурчал Дима. — А пойти к ней и лично спросить о ее самочувствии, слабо?

Слабо, потому что он знал, она не простит.


Новогодняя ночь. Еще неделю назад, так много планов было связано с ней. Хотя нет, всего лишь один план, но, как оказалось, невыполнимый, из области фантастики. Воображение рисовало ночь проведенную с ним, а в реальности тета тет с телевизором и очередной банальной новогодней программой с участием звезд отечественной эстрады и кино.

Смс-ки и сообщения ВКонтакте с поздравлениями были прочтены, ответы на них были отправлены. Настроение, от того что обо мне помнят, ощутимо приподнялось. Я даже открыла бутылку шампанского, выпила бокал искристого напитка и закусила сладкой клубникой. Фруктов, которые каждый день привозил Дима было достаточно, чтобы накормить с десяток голодных обжор.

Он приезжал каждый день. Привозил готовую еду из ресторана и почти насильно заставлял есть. Мы почти не разговаривали. Молча включал телевизор, находил развлекательные программы или ставил комедии. Его поведение было естественным, он вел себя будто мы дружили лет сто.

— Не пропаду я, Дима. Оклемаюсь и снова вперед пойду.

— Уверена?

— Думаешь не понимаю зачем приезжаешь? Боишься, что с собой что-то сделаю?

— Никогда не забуду в каком состоянии тебя нашел и всю жизнь буду винить себя за то, что не предотвратил случившегося.

— В этом нет твоей вины. А насчет меня не переживай. Я никогда не причиню себе вредa.

— Ты когда-нибудь простишь его?

Горько усмехаюсь. Простить?

— Он придет к тебе, Вероника, не сомневайся и будет молить о прощении.

— Мне все равно.

— Сегодня он узнал правду. Теперь у него есть все доказательства того, что ты не причастна к этой грязной истории.

— А моего слова ему было недостаточно?

Дима молчит, ему нечего сказать. А что тут добавишь?

— Это была Мария. Это она сливала информацию Бродскому, — сказал Дима спустя минуту. — IP адрес, с которого взламывали систему, не могли установить из-за одной очень продвинутой программки. Мария является очень хорошим программистом. Как оказалось, — ухмыляется. — Она сама разработала этот софт и установила на свой рабочий компьютер. Для нее не составило труда и получить всю необходимую информацию взламывая систему. Гладышеву, вместе с IT-шниками из Лондона, понадобились почти две недели, чтобы понять в чем дело. Огнев в ярости из-за того, что безопасность его компании оказалась под ударом. Он в ярости из-за того, что впервые оказался настолько уязвим.

На тот момент ни облегчения, ни радости от услышанного я не почувствовала. Равнодушие и апатия полностью вытиснули какие-либо позитивные эмоции, которые я должна была бы испытать. Но… уже на следующее утро я по-другому начала воспринимать услышанную новость. Огнев узнал правду, моя совесть перед ним чиста, чего не скажешь о нем. Справедливость восторжествовала. Отчасти.

Шампанское ударило в голову. Теперь я с интересом следила за монологом Галкина и даже позволила себе похихикать над его шутками.

Самым тяжелым за этот вечер оказался разговор с родителями, а не осознание своего одиночества. С этим я как-то свыклась за несколько дней затворничества.

Мама сразу почувствовала неладное, укоряла себя за то, что не настояла на моем прилете к ним, допрашивала о моем здоровье и самочувствии. Мне понадобилось пол часа, чтобы убедить ее, что со мной все в полном порядке. Из последних сил сдержалась не разреветься и не рассказать о случившемся. До безумия хотела почувствовать ее поддержку, теплоту рук и в сотый раз жалела что не полетела к ним.

Звонок в дверь отвлекает на мгновенье. Наверное ошиблись дверью, думаю, и снова утыкаюсь в экран телевизора. Спустя пол минуты снова раздается звонок, откидываю в сторону теплый плед и медленно плетусь к двери. Открываю ее, не глядя в глазок, забывая об элементарной осторожности.

К горлу подкатывает тошнота, когда натыкаюсь на тяжелый взгляд серых глаз. Огнев, одетый в простые черные джинсы и коричневую кожанную куртку, выглядит уставшим и похудевшим. Внутри, против моей воли, поднимается то самое чувство, которое я испытывала каждый раз когда он уставший, откидывался в кресле и прикрывал глаза, пытаясь на несколько минут отдохнуть от дел. Подавляю желание пройтись нежно рукой по колючей щеке заросшей щетиной. Корю себя за слабость в ногах от одного взгляда на мужчину, который когда-то дарил ласку и нежность; корю себя за желание прижаться к сильному телу и просить избавления от боли, которую он сам мне и причинил.

В глубине души знала что наша встреча неизбежна и, наверное, именно поэтому не испытала удивления от его прихода.

Не знаю как долго мы стояли и молча смотрели друг на друга. Нас разделял порог — черта перешагнув которую последуют перемены. Сейчас все встанет на свои места, сейчас мы выскажем друг другу все что наболело.

Огнев переступает порог и тихо закрывает за собой дверь. Не говоря ни слова, я разворачиваюсь и направляюсь в гостиную, сажусь на диван подбирая под себя ноги. Слышу приближающийся шаги, чувствую его присутствие, когда он входит вслед за мной. Смотрит молча. Прямой взгляд будто пытается проникнуть в душу. Вижу что он немного озадачен моим поведением, наверняка думал что наткнется на неприступную стену нежелания что-либо с ним обсуждать. Проявляю большую гуманность, давая ему шанс все высказать и получить свое прощение. Ведь за этим он пришел. Не так ли?

Его взгляд останавливается на полупустой бутылке шампанского на журнальном столике и лекарствах которые кучей валялись на полу у дивана. Он берет пульт от телевизора из моих рук и выключает его. Спокойно перевожу взгляд на его лицо.

— Не стоит употреблять алкоголь вместе с лекарствами, — говорит тихо и садится передо мной на корточки.

Слышу его запах. Хочу уткнутся в его шею и вдохнуть в последний раз некогда самый любимый и родной.

— Ты здесь, чтобы проявить заботу?

"Тебе не к лицу сарказм, Вероника" ответил бы он при других обстоятельствах.

— Ты знаешь причину моего прихода.

— Чувствуешь свою вину?

Вижу отражение собственной боли в его глазах.

— Чувствую себя недостойным тебя.

— Как же ты прав, Огнев, — говорю устало. — Ты не достоин даже дышать со мной одним воздухом.

— Прости меня. Прости за всю боль и страдания, которые тебе причинил.

Он разжимает мои кулаки вцепившиеся в плед. Утыкается лицом в мои раскрытые ладони. Вижу перед собой его макушку с редкими нитями седых волос.

— Я тебя прощаю.

Не могу вынести его близости, вырываю руки и встаю с дивана.

— Я тебя прощаю, Саша, — говорю громче. — А теперь уходи.

Он встает с колен во весь рост, делая шаг ко мне. Вытягиваю вперед руки:

— Не подходи. Не трогай меня. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. Я этого не вынесу. Просто уйди и никогда больше не приходи. Свое прощение ты получил, теперь можешь возвращаться к своей прежней жизни.

— Мне этого мало.

— Чего ты хочешь? — вымучено шепчу.

— Хочу чтобы ты вернулась.

Мотаю головой:

— Я от тебя не уходила, это ты вышвырнул меня как собаку из своей жизни.

— И каждую минуту корю себя за это.

— Я любила тебя.

— Я знаю. Я чувствовал это каждый раз находясь рядом с тобой. Я чувствовал твою любовь в каждом взгляде, в каждом твоем прикосновении и улыбке. Дай мне шанс все исправить.

— Все слишком запущено. Я никогда не забуду презрение в глазах мужчины которому доверяла безоглядно, никогда не забуду жестокость с которой ты намерено унижал и причинял боль, я навсегда запомню момент осознания своей боязни и незащищенности перед тобой.

Его лицо искажает гримаса боли. Он проводит рукой по волосам, прикрывая глаза.

— Я заставлю тебя забыть обо всем. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы улыбка никогда не сходила с твоего лица. Я посвящу свою жизнь, чтобы сделать тебя самой счастливой женщиной на земле.

Затыкаю уши руками и мотаю головой:

— Замолчи. Я не хочу тебя слышать.

— Я люблю тебя, малыш.

— Любишь? — Чувствую подкатывающий приступ истерики. — Ты меня любишь?! Ответь мне, Огнев! Это ты так проявлял свою любовь тогда в кабинете? O какой любви ты говоришь? Ты себя вообще слышишь?! Любящий человек не способен на подобное! Ты любишь только себя и свой бизнес!

— Вероника…,- он снова делает шаг ко мне.

— Не подходи, черт возьми! Держись от меня подальше. Я не шучу, — перевожу дыхание и спокойно продолжаю: — Просто уйди. Ладно? Это не пустые слова, Саша, я действительно не хочу тебя видеть и, тем более, иметь с тобой что-либо общее. Я тебя прощаю и отпускаю. Каждый из нас пойдет своей дорогой, но вместе мы уже никогда не будем. Я просто не смогу быть с тобой, понимаешь?