– Билетов нет, – отрезает она.

– В смысле нет? Совсем? – возмущаюсь я.

– Совсем нет. Теперь я чувствую, что нам нужен план «Б». – Эштон оглядывает комнату и останавливает свой взгляд на моих вещах. – Это все, что ты собралась с собой взять?

Смотрю на нее непонимающим взглядом.

– И что? Еще пару джинс и футболок и этого достаточно. – Минимализм – это мой стиль.

– А платья? Это же Лос-Анжелес, ты ведь не сможешь двигаться там в сланцах. Согласись, это больше в стиле Тайлера, – хмурится она. – А еще то красивое белье возьми. Мало ли.

Закидаю в чемодан еще пару вещей и нахожу пустой флакон без наименования из под лекарства.

– Что это? – спрашиваю Эштон.

– Без понятия. Там есть название? – Протягивает руку и забирает у меня флакон.

– Странный флакон. – Она озадаченно смотрит на меня, а я развожу руками. – Наверняка это не твое, ведь так?

– Ты думаешь, что там были наркотики? – спрашиваю ее в лоб.

Она молчит и все еще пялится на предмет в ее руках. Открывает его и нюхает.

– Пахнет чем-то сладким. Это не мет, точно. – Пожимает плечами. – Что? У меня был друг наркоман. Я точно знаю запах мета.

– Тогда что это? Я видела, как Тайлер прячется, чтобы выпить их. И довольно часто. – Может, лекарства?

– Бред, для чего ему прятаться, тем более от тебя. – Пока мы гадаем, у Эштон приходит сообщение на телефон.

– Ох, я не могу это пропустить. Садись. – Она хватает пульт от телевизора и включает MTV. – Сейчас начнется выступление.

Я во все глаза разглядываю огромную сцену. Операторы крутятся и со всех сторон показывают разные ракурсы. Я вижу, как Тайлер выходит на сцену стадиона без рубашки в черных штанах и разговаривает со зрителями. Он объясняет, что их группа на разогреве. И они счастливы выступать перед таким количеством фанатов легендарных групп. Он говорит, что они исполнят песню группы p!atd Victorious. И последние его слова заставляют меня чуть ли не упасть в обморок.

– Я знаю, что ты сейчас смотришь на меня. Детка, я с ума схожу от того, что скоро уже увижу тебя.

Он хватает микрофон и поет:

Сегодня мы победители,

Шампанское льется на нас,

Все мои друзья были на высоте,

Сегодня мы победители!

О-о-о, победители!

Диско-королева с пышными формами шла на гильотину,

С бледной кожей, как у Стива Маккуина.

Позволь мне быть твоим королём-убийцей!

Это причиняет боль, пока не прекратится,

Мы будем любить, пока больше не сможем любить.

Я серийный убийца в белом,

Мои глаза, как сломанные гирлянды на Рождество,

Мои ласки мрачны и ядовиты,

И ничто не сравнится с моим оглушающим поцелуем,

Знаю, тебе это нужно, ты чувствуешь это?

Пей воду, пей вино!

О, мы должны зажечь по полной!

Жить – как самая растиражированная знаменитость!

Запустим фейерверки, как будто сегодня 4-ое июля,

Пока нам не станет хорошо.

Не могу поверить, что он только что сказал это! Он поет для меня. Тайлер бесподобно смотрится на сцене, безупречно. Его прическа, тело и манера поведения на сцене… невероятно красиво. Он как рыба в воде. Я никогда не видела, чтобы он так танцевал при мне. Его гибкость и чувство ритма поражают. Чтобы он не делал, – прыгает или танцует – его голос от этого хуже не становится. Я наблюдаю, как он выходит прямо к толпе слушателей и спускается, пожимает руки, протянутые через решетки. Он ненормальный.

Забегает на сцену, останавливается на ступеньке с барабанной установкой и делает сальто назад. Толпа визжит, а я сижу с прижатой к груди рукой. Песня заканчивается, и я вижу Моего Тайлера. Он скромно сцепляет руки за спиной и кланяется.

– Это поразительно! Он потрясающий! – говорю я не своим голосом.

– А я тебе говорила. – Эштон тянется, чтобы выключить телевизор.

И тут мы слышим противный девчачий визг и рокот – это звук шока и страха. Обе смотрим в телевизор, и я вижу, как на сцене лежит кто-то. Быстро подхожу к телевизору, как будто от этого изменится картинка, но все равно мне видно только маленькую часть человека, ботинок это или часть тела, я не могу рассмотреть.

– Набирай Тайлеру! – ору я не своим голосом. – Позвони Тайлеру, Эштон! Только бы это был не он.

Эштон соскакивает и мечется в поиске своего телефона. Я набираю его номер и слышу только длинные гудки.

– Возьми телефон, Тайлер, возьми телефон. Прошу тебя, – говорю в телефон. Мысленно я читаю молитву, все еще надеясь, что все это мне кажется. Не может быть, что он только что стоял на сцене, и сейчас это он там и лежит, собравшись в маленький комочек. Эштон орет в телефон, матерится и набирает всем, кому только может. Но не один номер не отвечает. По телевизору включают рекламу, и я знаю, что ничего больше нам не покажут.

– Кейт, бери свои шмотки и быстро в машину! Бегом!!! – кричит она.

Я бегу по лестнице, спотыкаюсь и падаю. Из меня вырываются рыдания, я не могу сейчас думать о том, что с ним что-то произошло. Закидываю все, что попадает под руку в сумку. Переобуваю кроссовки и бегу к двери. Перепрыгиваю через несколько лесенок и слышу, как Эштон орет в телефон.

– Какого хрена там произошло? Что? Это Трайлер? Бутылка? Он в сознании? Только не это. Господи!

Глава 17

Тайлер

Чувствую, как мне приоткрывают веки и светят фонариком. Бешеная боль, я бы сказал – адская. Мне режет глаза, и боль отдает в голову. Дергаюсь, пытаюсь освободиться от оков, меня рвут на части. Связывают, держат за руки и тянут куда-то на дно. Я предполагаю, это дурной сон, потому что мои вены выкручивает от режущих болей. Мне кажется, я ору во всю глотку, чтобы меня оставили, но издевательства надо мной подобны пыткам инквизиции. Такое впечатление, что в мои глаза натыкали иголок, и вдавливают их буквально в мой мозг. Громкий гул, давка, и мне жутко жарко. Ничего не вижу. Люди будто стоят надо мной. Что-то кричат и смеются. С силой отталкиваюсь и чувствую, как меня кружит по тоннелю. Лечу вниз, и больно ударяюсь, когда падаю. Я выдержу, мне главное дождаться Кейт. Паника, вот как это называется. Не может же весь этот бред быть наяву. Еще один толчок, и я просыпаюсь.

Открываю глаза и ни хрена не вижу. Моргаю несколько раз, я хочу убедиться, что мои глаза, наверняка, открыты. Не может быть, чтобы я ослеп.

– Мистер Браун, закройте глаза, посидите несколько секунд, мы закапали вам капли. Вам необходим покой. – Слышу незнакомый голос и кривлюсь от удара боли в голове.

– Голова болит. – Мой голос напоминает скрежет, будто в горле множество осколков. Тошнота подкатывает к горлу, и я сдерживаю позывы.

Пара секунд, и меня рвет в какой-то сосуд, я его даже не вижу. Запах рвоты и больницы – действительно, приятное сочетание.

– Ничего страшного, Мистер Браун, мы были готовы к этому, – говорит тот же голос.

– Я рад, что не обосрался при вас, к этому вы наверняка не были бы готовы, – хриплю я. Вытираю рот рукой и чувствую прикосновение влажной тряпки или салфетки.

Откидываюсь на твердую подушку и рычу от бессилия. Я не приспособлен жить слепым. Меня это, с*ка, убивает. Как я смогу увидеть ее лицо? И кому я нужен слепой!? Не поверю, что она останется со мной. Если только из-за жалости, но этого мне не надо.

– Теперь медленно открывайте глаза, я дам ваши очки, – говорят мне.

Выдыхаю воздух и медленно раскрываю глаза. Сначала передо мной мелькают множество пятен, потом чувствую, как в мою ладонь кладут что-то холодное. Раскрываю очки и надеваю их. Да, мать вашу, я в больнице. Толпа врачей, угловатая медсестра и Уэсли.

– Ты должен держать меня за руку. Разве не так? – шучу над Уэсли.

Он смотрит на меня тревожным взглядом и молчит.

– Ладно, я слепой, но ты ведь не оглох на концерте? Если так, то это самое хреновое. Ни один придурок не заменит тебя на сцене. Эй, Уэс. – Он дергается и протягивает руку, чтобы подставить кулак для удара.

– Привет, бро. – Он выдавливает из себя улыбку. – Я думал, ты сдох, придурок. Даже стал рассматривать варианты, кого взять в вокалисты. Например, Хитер из группы поддержки. Помнится она неплохо поет. – Смеется в руку.

Я знаю, о чем он шутит. Последний раз мы ее застукали трахающейся в раздевалке, и жуткий визг еще долго сопровождал нас.

Сажусь на кушетке и чувствую, как по спине проходит холодок. Нормально, блин. Вот скажите мне, для чего раздевать человека догола, просто от того, что его привезли на скорой? Это такой медицинско-нудистский прикол? Медики будто балдеют от голых задниц. Поэтому вот эта прореха, которая собственно показывает одну мою булку, и существует.

– Можно вопрос? Меня одели в распашонку для чего? – Делаю вид, что у меня чешется нос, хотя готов засмеяться. Но первое мое хныканье, и голова делает громкое «бум».

– Мы не знали, что у вас. Кроме того, вы могли хотеть сходить в туалет, а для лежачих у нас имеются утки. И гораздо удобней чтоб… – Он указывает на мою рясу и останавливается, когда Уэсли начинает ржать.

– Я понял, чтобы я не уделал дерьмом всю кровать, вы себя обезопасили. – Смотрю на Уэсли. – У меня были позывы?

Он закатывается и почти падает со стула. Врачи стоят с непроницаемым выражением лица, а это значит, что сейчас будут оглашать свой жуткий диагноз.

– Жгите, доктор, я весь внимание. – Нажимаю кнопку и приподнимаю тело до положения сидя. Кое-как кладу ногу на ногу, будто я здоров, и моя башка не болит от каждого движения моих глаз.

– Вы не понимаете серьезность ситуации, – говорит врач. – Здоровый молодой человек от удара бутылкой по голове очнулся бы максимум через полчаса. С головной болью и головокружением. А вы, мистер Браун, пролежали здесь 7 часов.

Я внимательно наблюдаю за Уэсли, и его лицо бледнеет на моих глазах.

– Так вот, вы просыпались, метались от боли в глазах и голове. Нам пришлось ввести вам успокоительное и сделать обследование. Прокапать «Сомазин», ввести нейропротекторы. Потому что когда вы просыпались, бредили, метались и даже дрались, не обошлось без панорама и программы по снижению давления. Мне продолжать?