— Что потом, Сьюзен? — рявкнул Бен. Схватив ее за плечи, он стал свирепо трясти ее, словно выбивая из нее правду.

— Я убила его.

Глава одиннадцатая

Нет, Бен решительно отказывался верить. Он снова и снова заставлял Сьюзен повторять рассказ, не обращая внимания на ее судорожные всхлипывания. Что-то тут не вязалось. Бен пытался составить себе цельную картину, но какие-то куски выпадали из нее, превращая историю Сьюзен в чудовищную головоломку.

Так, хорошо, она познакомилась с Фрэнком в Париже. Сьюзен вышла за него замуж тайно, не поставив в известность родителей. Ее отец, все же прознав о замужестве дочери, был крайне возмущен, и они впервые в жизни поссорились. Но Алиреза Нариман слишком любил дочь, чтобы бросить ее на произвол судьбы. Он не отказал ей в материальной поддержке, но на какое-то время связь между ними прервалась. Отец явно рассчитывал, что дочь вскоре поймет, что ее брак обречен на неудачу, и покинет мужа. Поэтому-то Сьюзен и не решилась сообщить родителям о ребенке. Она не сказала о нем даже матери, с которой иногда созванивалась. До этого места рассказ Сьюзен выглядел вполне логично. Загадки начинались дальше.

— Бен, умоляю, не надо больше…

От душевной боли Сьюзен скорчилась на кровати. Но Бен был неумолим, сейчас ему было не до жалости.

— Как утонул ребенок? — резко спросил он.

— В воде, в своей ванночке. Он купался.

— Сам он, годовалый, не мог купаться. Это ты его купала.

— Да.

— И что случилось?

— Он утонул.

— Как?

— Может, его стульчик сломался. Или нет… Я не помню, Бен, прошло столько времени.

— Не так уж и много, всего четыре года.

Сьюзен закрыла глаза и обхватила себя руками.

— Отпусти меня, — прошептала она. — Отпусти меня, отпусти!

— Я хочу услышать. Хочу знать, как ты допустила, чтобы твой ребенок утонул.

— Я не могу тебе сказать.

— Нет, можешь. И скажешь. — Он угрожающе надвинулся на нее, лицо его было черным от гнева. — Зазвонил телефон? Кто-нибудь пришел? Как получилось, что ты про него забыла?

— Я фотографировала! — выкрикнула Сьюзен таким пронзительным голосом, что, казалось, провели ножом по стеклу.

— Что? — Бен был совершенно потрясен.

— Я убила Джимми, потому что занималась фотографией.


Прибыл врач, приехали родители Бена. Сьюзен лежала, свернувшись калачиком, в темной спальне и не позволяла включить свет. Ей хотелось одного — чтобы ее оставили в покое.

Однако сквозь закрытую дверь до нее доносились голоса, шепот и восклицания. Она слышала настойчивый голос Бена и другой, возмущенный, полный отвращения, — голос его матери.

Чуть позже к ней в комнату вошел врач. Невзирая на протесты Сьюзен, он зажег свет и принялся ее осматривать. Осмотр был недолгим, но очень тщательным. Он посветил миниатюрным фонариком в глаза Сьюзен, прослушал ее сердце, измерил давление. В конце концов он спросил ее, принимала ли она в последнее время какие-нибудь лекарства, кроме витаминов и противозачаточных средств.

— Нет, — тупо отозвалась Сьюзен.

— Насколько я понял, вы лечились в швейцарской клинике. Там ведь вам давали какие-то лекарства?

— Только когда привезли, в самом начале. Успокоительное… У меня был нервный срыв на похоронах. — Сьюзен безучастно пожала плечами.

Врач ничего не сказал, лишь приподнял ее голову за подбородок. Сьюзен встретилась с ним глазами. Она была уверена, что увидит в них отвращение, но врач смотрел на нее сочувственно. Внезапно к горлу Сьюзен подступили слезы, и она взмолилась, чтобы врач ушел.

— Сейчас самое время поспать. Это вам поможет, — сказал врач.

— Я не хочу спать.

Врач присел на край кровати.

— Все люди совершают ошибки.

— Вы это называете ошибкой? Тосты спалить, дать кофе убежать — это ошибка. А я такое натворила!..

— Даже самый хороший человек может совершить трагическую ошибку.

— Но не такую страшную! — Слезы, застилавшие глаза, закапали с ресниц Сьюзен. Каждое биение сердца напоминало ей, что она отняла у своего маленького сынишки жизнь. — Я так его любила, — рыдая, бормотала Сьюзен, — любила больше всего на свете…

В своем горе она не заметила, как приоткрылась дверь и на пороге безмолвно застыл Бен. Не слышала Сьюзен и того, как он бесшумно вышел, притворив за собой дверь.

— И все-таки, — мягко сказал врач, заставляя Сьюзен снова откинуться на подушки, — теперь вам просто необходимо отдохнуть. А о будущем поговорим завтра.


Когда Сьюзен проснулась, шторы были отдернуты, впуская в комнату солнечный свет и благодатное тепло. Голова у нее была тяжелая, тело слушалось плохо, но ей все же как-то удалось выкарабкаться из постели и добраться до ванной.

В зеркале она увидела свое отражение. Белое как мел лицо, запавшие глаза, обведенные темными кругами, бесцветные, сжатые губы. Краше в гроб кладут, подумала Сьюзен. Внезапно перед ее мысленным взором встало видение: Джимми, плавающий в воде личиком вниз с распростертыми ручонками. Ноги у Сьюзен подогнулись, она рухнула на колени и дико закричала.

Почти тут же появилась женщина в черном. Госпожа Асади, машинально отметила Сьюзен. Мать Бена решительно взяла ее под руку и отвела назад в постель. Что-то бормоча под нос по-персидски, она протянула невестке чашку чаю.

— Пейте.

Сьюзен дрожащими руками взяла обжигающе горячую чашку.

— Бен? — прошептала она. — Где Бен?

— Уехал, — холодно отозвалась госпожа Асади.

— Куда?

Пожилая женщина накрыла Сьюзен пуховым одеялом.

— По делам.

Все ясно. Дела. Вечно одни дела.

— Но куда именно?

— В Иорданию. Что-то связанное с коммерцией.

Коммерция. Вечно эта коммерция. Контракты, доходы, прибыль. Глаза Сьюзен наполнились слезами. Оказывается, для других еще существуют какие-то краски в жизни, в то время как для нее все давно уже стало серым. Она поняла, что ей просто необходимо увидеться с Беном, ведь он единственный человек, которому она может довериться. И которого любит по-настоящему.

— Когда он вернется?

— Не знаю.

— Можно мне получить телефон его офиса?

— В офисе его все равно нет, — отрезала женщина в черном. — Я ведь вам уже сказала. А теперь отдыхайте, иначе я расскажу Бену, как несносно вы себя вели. — С этими словами госпожа Асади покинула спальню.

«Несносная». То же самое говорил ее дядя. «Эта несносная девчонка». Но так ли уж несносна она на самом деле? Что плохого в том, что ей, как любому нормальному человеку, хочется любви?

Сьюзен закрыла глаза, но сон не приходил. Воспоминания навалились на нее с новой силой, время словно повернуло вспять. Как она могла отвернуться от Джимми хоть на минуту? Как могла забыть о нем?

Она ведь была хорошей матерью, по крайней мере, изо всех сил старалась ею быть. Она никогда не оставляла сынишку в мокрых пеленках. Никуда не отлучалась, когда он спал. Не оставляла его слишком долго на солнце.

До того дня. До того страшного дня.

В течение всех этих лет она постоянно ощущала тяжесть его тельца, когда вытащила сыночка из ванночки. Она тогда выбежала с ним на улицу, отчаянно крича: «Господи, кто-нибудь, помогите! Помогите моему ребенку! Помогите ему»!

Вернувшись с похорон, она вдребезги разбила фотокамеру, уничтожила все принадлежности для проявления пленок и печати. Она била по камере молотком, кроша ее в мелкую пыль, раздирала на мелкие кусочки фотографии.

Уничтожая свою работу, она кричала, рыдала, билась, как в агонии. Ее крики привлекли внимание соседей, которые, забеспокоившись, вызвали полицию и «скорую помощь». Тогда-то Сьюзен и вкололи успокоительное, а потом отвезли в больницу. Все утверждали, что она бредила, но это был вовсе не бред. Она оплакивала сынишку, обещая ему, что никогда его не забудет и никогда больше не станет фотографировать.

Свою клятву она сдержала…


Госпожа Асади жила теперь в их доме. Она всем заправляла, а заодно присматривала за Сьюзен: следила, чтобы та ела и не забывала принимать витамины. Мать Бена была просто вездесущей и совершенно открыто давала понять Сьюзен, что хозяйка здесь она, а Сьюзен — лишь непрошеная гостья.

У той не было сил спорить. Она еще не пришла в себя, и главным ее занятием было до конца составить головоломку, которую представляло собой ее прошлое, как бы больно это ни было. Слишком много было у нее провалов в памяти, единая картина никак не складывалась, и все казалось каким-то бессмысленным.

Теперь, разбередив свои раны, Сьюзен не знала ни отдыха, ни покоя. Жизнь ее превратилась в сущий ад. Ей необходимо было чем-то заняться, найти себе какое-нибудь дело.

На третий день после своего страшного признания Сьюзен спустилась вниз к завтраку. Миссис Томпсон встретила ее улыбкой, но госпожа Асади решительно встала на пороге столовой, не давая Сьюзен войти.

— Врач сказал, что вы должны лежать в постели.

Сьюзен ощутила, как внутри у нее все напряглось. Ссориться со свекровью ей не хотелось, но и сидеть сложа руки, горюя о своей загубленной жизни, она тоже не собиралась. Что было, то прошло, и, как бы ни было это ужасно, Джимми уже не вернешь.

— Госпожа Асади, я глубоко ценю все, что вы делаете для меня, но, думаю, пришло время мне начать вести себя, как нормальный человек. Я могу сколько угодно прятаться в своей спальне, но это не вернет мне сына и не поможет забыть.

— Есть вещи, о которых не забывают.

Сьюзен встретила обвиняющий взгляд свекрови и внутренне содрогнулась, но решила не отступать.

— Это была ошибка, чудовищная ошибка, но мне все же надо как-то жить дальше. Я люблю Бена…

— Зато он вас не любит. Да и как он может вас любить?