Сьюзен отчаянно хотелось дать достойный отпор, бросить ему в лицо какое-нибудь оскорбление, но с ее губ не сорвалось ни звука. Сердце наполнилось болью: совсем не этого она ждала от своего мужа.

Он поднимался по лестнице, Сьюзен недвижно стояла и провожала его взглядом. Ее глаза так и впились в его широкую спину и длинные мускулистые ноги. Вопреки гневу и тоске, в душе женщины зашевелилось совсем иное чувство, пробужденное одним его прикосновением к ее щеке. Она жаждала его ласки, желала ощутить его тело поверх своего, его близость и — свой жаркий отклик на эту близость. С этим чувством Сьюзен последовала за мужем.

Их слияние было почти свирепым, ногти впивались в кожу, зубы оставляли следы, поцелуи были яростными, взасос, почти до синяков. Однако вскоре после первого судорожного экстаза Бен снова склонился к Сьюзен, и на этот раз его прикосновения были гораздо мягче, а на лице появилось почти нежное выражение. Он снова стал любить ее, но теперь он уже не брал, а давал. Он не отрывался от губ Сьюзен, когда та вторично достигла вершины восторга, крепко прижимал к себе ее содрогавшееся от наслаждения тело и шептал ей на ухо что-то ласковое…

Сьюзен едва не заснула в его объятиях, но Бен, отбросив простыню, напомнил, что его родители будут здесь через какие-нибудь полчаса. Он вышел из спальни, а она отправилась под душ. Однако, выйдя из ванной, не стала сразу одеваться, а присела на край кровати, завернувшись в полотенце.

Ей нужно было от Бена нечто большее, чем физическая близость. Ей были необходимы не только его губы и руки и мощное тело, состоявшее, казалось, из одних мышц. Она жаждала завладеть еще и его сердцем.

Но ведь их брак был лишь договором, сделкой, главное в которой — коммерция. Да, это бизнес — и еще акт отмщения. Любви в их браке никогда не будет.

Веки Сьюзен нестерпимо жгло от горючих слез, дыхание прерывалось. Она снова чувствовала себя бедной богатой девочкой, наследницей большого состояния, которое, однако, не смогло вернуть к жизни ее малютку-сына. Господи, как же она ненавидела сейчас это наследство! Как ненавидела этот бессмысленный мир, где была одна пустота!..

Дверь в спальню отворилась. Бен стоял на пороге, застегивая запонки на манжетах крахмальной белой рубашки, которая еще не была заправлена в легкие черные брюки.

— Сейчас не время мечтать, Сьюзен. Мои родители появятся с минуты на минуту. И можешь мне поверить: если ты не успеешь одеться к их приезду, это будет не самая лучшая рекомендация в глазах моей матери.

Но Сьюзен не могла шевельнуться. Она, не отрываясь, смотрела на Бена. Он был так невозмутим и спокоен, так сдержан и холоден, в то время как она ощущала себя бесформенным комком воска, мягкого, податливого и абсолютно беспомощного в его руках. Она все еще чувствовала его повсюду: внутри себя, поверх себя, рядом с собой. Она все еще переживала прикосновение его рук и губ и свой жаркий отклик на эти прикосновения.

Но выдавать себя она не желала и бросила на Бена вызывающий взгляд.

— Какие, собственно, у тебя ко мне претензии? Это ведь ты меня раздел.

— Согласен. А теперь я тебя одену. Вот и вся твоя независимость, госпожа Асади. — Бен решительно прошагал к шкафу и сдернул с вешалки шелковую юбку и короткий жакет. — Надень вот это, — велел он, перебросив вещи Сьюзен и роясь в ящике комода в поисках подходящего белья. — Отец любит цвет лаванды, а мать терпеть не может брюки. Волосы можешь распустить, но смотри не переборщи с макияжем. Жду тебя внизу самое позднее через пятнадцать минут. Ясно?

— Бен…

— Я спросил: тебе ясно?

— Да. — Сьюзен судорожно сглотнула, собираясь с духом. — Твой отец, должно быть, меня ненавидит.

Бен остановился на пороге спальни, но не обернулся.

— Мой отец не собирается тебе мстить. Он очень чуткий человек. И гораздо более терпимый, чем я. — Тут он все же бросил на Сьюзен взгляд через плечо. Тонкие черты его лица были непроницаемы, но темные глаза смотрели пристально, и он заметил сжатые от страха губы Сьюзен. — Отец будет добр к тебе. Не волнуйся об этом.

— А твоя мать?

— Она во всем слушается отца.

«Как и подобает добропорядочной женщине». Последние слова не были произнесены вслух, но они словно повисли в воздухе между ними невысказанным упреком. Сьюзен с трудом выдавила улыбку.

— Постараюсь не опозорить тебя сегодня.

— Главное — не вздумай сбежать.

Спустившись в столовую, Сьюзен увидела, что Бен откупоривает бутылку красного вина. Тут на подъездной аллее блеснули фары, их свет скользнул по окнам столовой.

— А вот и они, — объявил Бен.

Сьюзен сжалась в комок. Встреча лицом к лицу с людьми, которым дядя нанес такой огромный урон, такой вред, пугала ее до смерти.

— Подскажи, как мне разговаривать с твоей матерью. И как вообще себя вести.

— Просто будь самой собой, — посоветовал Бен. — Моя мать будет счастлива, убедившись, что счастлив я, — прибавил он более мягким тоном.

Но я никогда не смогу сделать тебя счастливым, мысленно возразила ему Сьюзен. Сердце снова пронзила острая боль отчаяния.

— Бен, это ведь не только бизнес, да?

— Ты хочешь сказать, между нами?

Снаружи хлопнули дверцы машины, и на каменных ступеньках зазвучали шаги. Сьюзен молчала, изнывая от унижения, на щеках выступили яркие пятна.

— Да. Между нами, — выдавила она наконец.

Молчание прервал неожиданно громкий звонок во входную дверь. Сьюзен вдруг остро осознала, что родители Бена уже здесь, ждут, когда им откроют. Однако Бен даже не взглянул в сторону двери.

— Нет, — медленно произнес он, — это не только бизнес. — И Сьюзен ощутила, как в ее измученной душе боль скрашивается надеждой и нежностью. Бен подошел к двери, но не открыл ее. Взгляд его по-прежнему был обращен к жене, словно он мог прочесть обуревавшие ее чувства. — Я порвал с Марьям не из-за того, что твой дядя посулил мне денег, и женился на тебе не ради того, чтобы наказать тебя и отомстить твоей семье. Я женился, потому что ты мне нужна.

С этими словами он распахнул дверь, приглашая родителей войти.

Ужин в обществе отца и матери Бена оказался не таким страшным, как опасалась Сьюзен. В присутствии супруга госпожа Асади-старшая вела себя тихо и скромно. Она молча прислушивалась к разговору сына и мужа, которые обсуждали дела и какие-то вопросы, связанные с религией.

Господин Асади-старший прилагал усилия к тому, чтобы включать в разговор и Сьюзен. Он внимательно слушал, когда она высказывала свою точку зрения, и вообще проявлял к ней вполне искреннюю теплоту и уважение.

После ужина они пили кофе, а мужчины еще и побаловали себя рюмкой-другой ликера, который, как пояснил Бен, изготавливают местные греки. Потом Бен и Сьюзен проводили родителей до машины, и те уехали.


Молодая пара стояла у входа, ни один из них не двигался с места. Наконец после долгого молчания Бен, отведя с лица Сьюзен медово-золотистый локон, заметил:

— Все получилось совсем неплохо.

— Да. Твой отец — просто прелесть.

— Не знаю, подходит ли к нему определение «прелесть», но ты ему явно понравилась. Собственно, на это я и рассчитывал.

— Зато твоя мать…

— Маме вообще трудно угодить. Но когда пойдут малыши, ее внуки, даю тебе слово, она смягчится.

Сердце Сьюзен болезненно сжалось. Она чувствовала себя предательницей. Давно пора, конечно, поговорить с Беном, но что она скажет? Как открыть ему правду? Во многом он вполне современный человек, но только не в том, что касается семьи и женщин, здесь он был весьма старомоден. Если она признается ему во всем, то неминуемо потеряет его.

Бен взял лицо Сьюзен в ладони и поднял к своему. Он смотрел на нее очень серьезно. А потом наклонился и поцеловал с разрывающей сердце нежностью, впитывая вкус ее губ, обещая тепло и надежду. Она тут же прильнула к нему, отчаянно ища его тепла, и стала целовать его, не обращая внимания на то, что по ее щекам заструились слезы. Однако Бен сразу заметил влагу на ее щеках и чуть отстранился.

— В чем дело?

Этого Сьюзен ему сказать не могла. Слова разрушили бы хрупкие узы, которые только-только начинали возникать между ними. И она снова притянула к себе голову мужа и прильнула губами к его губам. Они были влажными и солеными от ее слез, и Сьюзен стала целовать его, стирая следы своих слез. Она словно пробовала на вкус его и себя, и это будило давно забытые ею мечты о любви и нежности.

Пыл взаимной страсти в ту ночь потряс их обоих, однако для Сьюзен это стало настоящим откровением. Она поняла, что ее жизнь изменилась навеки, что никогда она не будет желать и любить мужчину так, как желала и любила Бена. Он обладал редким и ценным даром — в его характере сочетались сила и страсть, гордость и нежность…

Позже, когда они немного пришли в себя, Бен поцеловал влажный лоб молодой жены, затем прильнул к ее губам.

— Может, ты сама и не осознаешь этого, Сьюзен, но я тебе нужен не меньше, чем ты мне.

Сьюзен уютно устроилась на сгибе его могучей руки. Она видела его глаза, блеск его ослепительно белых зубов, тонкий профиль, отчетливо вырисовывавшийся в сумраке.

— Да, я знаю, какая-то часть моего существа действительно в тебе нуждается, — шепнула она.

Бен сразу как-то напрягся и судорожно втянул в себя воздух. Наконец он с силой выдохнул и, подняв руку, погладил Сьюзен по щеке, все еще разгоряченной после пылких любовных ласк.

— Я хочу иметь ребенка, твоего и моего. Хочу, чтобы у нас была настоящая семья. — Сердце Сьюзен сжалось, и она прижала кончики пальцев ко рту Бена: не надо больше ничего говорить! — Но ты ведь и сама это знаешь, — целуя кончики ее пальцев, произнес Бен. — Знаешь, что я хочу этого больше всего на свете.

— Я не создана для материнства, — хрипло прошептала Сьюзен.