Он поворачивается ко мне. Ну, наконец. Сейчас он меня поблагодарит.

— Так, значит, стучите в двери, а когда видите, что дверь открыта, входите и не краснеете! — голова у него трясется. От злости. Он злится на меня!

У меня появляется случай убедиться, что злость и правда — вещь заразная.

— Эй, вы, мистер… Фрэнк, или как вас там. Если бы я не вошла… если бы не стала беспокоиться, все ли с вами в порядке… если бы…

Фрэнк закрывает глаза, откидывает голову на сиденье и поднимает руку, останавливая меня:

— И что вам теперь нужно? Нобелевскую премию?

Рот у меня открывается, потом закрывается.

Я потеряла дар речи.

Я делаю вторую попытку. На этот раз изо рта выходят слова:

— Я вам жизнь спасла.

Улыбка шофера, глядящего на нас в зеркало заднего вида, из печальной становится удивленной. Фрэнк поворачивается и смотрит на меня.

— Я вам жизнь спасла, — повторяю я на этот раз тише, так, что шофер не слышит.

Глаза Фрэнка — два зеленых острова в море розового цвета — заставляют меня внезапно почувствовать свою вину. Совершенно непонятно за что. Такси притормаживает.

Пока я роюсь в кошельке, чтобы дать без сдачи, Фрэнк выходит.

— Вот, пожалуйста, — говорю я, протягивая водителю такси горсть монет.

Он пересчитывает деньги, кивает головой и уезжает. Я оборачиваюсь, чтобы спросить Фрэнка, как он.

— С вами все…

Но его уже нет.

25

В эту ночь я практически не сплю. Я не могу не думать, что во всей этой истории с Фрэнком есть что-то, чего я не понимаю. Было что-то в его взгляде, когда он смотрел на меня там, в такси, похожее на крик о помощи. И почему он вещи не распаковал? Я лежала, глядя в потолок, думая над тем, что может быть в тех коробках. Что привело его к мысли покончить с собой.

А потом, так ни до чего не додумавшись, я встала, потому что пора вставать и собираться на работу.

Выражение лица Лорейн отнюдь не радостное. По сути дела, и лица-то своего у Лорейн нет. Тут мы поставим жирную точку. Я хочу сказать, что по сравнению с этой женщиной и Майкл Джексон — просто воплощение естественной красоты.

Да черт с ней, с Лорейн, пусть злится. Злится она потому, что только что были изъяты из продажи новая тональная пудра и состав для снятия косметики производства компании «Китс». Дело в том, что у всех, кто ими пользовался, они вызывали жуткую сыпь, которая не сходила по нескольку недель. И значит, мы будем продавать пудру с пониженным содержанием аллергических компонентов. Ну и на меня она тоже злится.

— Фейт, почему вы не дали той женщине бесплатный пакет?

Началось!

— М-м-м, я забыла.

— Забыли?

— Да. Прошу прощения.

Она делает попытку поднять брови. Они поднимаются — на полмиллиметра.

— Вы просите прощения?

Боже! Можно подумать, что я нанесла ущерб безопасности страны, а не просто забыла дать этот дурацкий бесплатный пакет.

— Да. Этого больше не повторится.

— И сделайте что-нибудь с лицом. Вы выглядите просто отвратительно.

Кто бы говорил! Но, взглянув на себя в зеркале, я понимаю, что в ее словах есть доля правды. Оно такое же помятое, как и эти чертовы пакеты.

— Извините. Сейчас нанесу оттеночную пудру. Это все из-за того, что я почти не спала сегодня.

Она делает неопределенный жест, махнув в воздухе тональным кремом цвета загара.

— Фейт, меня совершенно не интересует ваша сексуальная жизнь. Я просто хочу, чтобы на работе вы выглядели соответственно.

Моя сексуальная жизнь? Может быть, и найдется кто-нибудь, кто назовет сексуальной жизнью ночь в больнице, когда какой-то садомазохист в анораке таращится на твои сиськи, но я к таким не отношусь.

— Я не…

Что толку с ней спорить? Я и себе не могла объяснить, почему пожертвовала сном ради того, чтобы оживить какого-то жуткого грубияна, а уж Лорейн я этого и подавно не объясню.

26

Поэтому я ничего не говорю, закрываю оттеночным составом темные круги под глазами и приступаю к работе. И когда я решаю, что хуже уже быть не может, появляется некто. Девица с большой челкой. Маленькая мисс Жертва Моды. Из «Колридж Комьюникейшн». Та самая, которая вызвала на пару слов Джона Сэмпсона в самом разгаре собеседования. Та, что перебежала мне дорогу.

— Кажется, я где-то вас видела, — говорит она мне, прекрасно зная, где именно.

— Не думаю, — отвечаю я. — Могу я быть чем-нибудь вам полезной?

Она складывает руки на груди и улыбается.

— Это ведь вы приходили к нам устраиваться на работу?

Лорейн в зоне слышимости. Если она узнает, что я попыталась устроиться на другую работу, все наврав в своей анкете, мне крышка.

— У нас есть специальная скидка на набор для ухода за кожей лица, — говорю я, полностью игнорируя ее вопрос.

Большая челка бросает быстрый взгляд на Лорейн, потом на меня, задумчиво ощупывая языком щеку. Будь это обычный день, я бы, наверное, еще как-то с этим справилась. Наверное, выдумала бы, как от нее избавиться. Но сегодняшний день имеет такое же отношение к обычным дням, как Папа Римский к борделям.

Тяжелая Челка растягивает момент, чтобы я прочувствовала, что она все еще хозяйка положения.

— Я, пожалуй, ограничусь блеском для губ, — говорит она холодно. — И тональной пудрой.

И пока она это произносит, Лорейн проходит мимо нас и говорит:

— Я на перерыв. Буду через десять минут.

— Да, хорошо.

— Ваше любимое время, — говорит Тяжелая Челка и смотрит на часы, а я подбираю ей блеск для губ.

И, взяв этот блеск, я тянусь к тональной пудре с пониженным содержанием аллергенов, но вдруг понимаю, что у нас еще осталась та, вредная пудра. Та, что вызывает сыпь. Я убеждаюсь, что Лорейн удалилась, и подбрасываю нужную коробочку в пакет Челки.

— У этой пудры очень мягкий состав, — говорю я самым сладким голосом, на какой только способна, — поэтому с ней можно применять множество других средств.

Тяжелая Челка хмыкает, потом расплачивается, берет свой блеск для губ и тональную пудру, агрессивностью не уступающую промышленным химическим отходам. Уходит, не проронив ни слова.

— Желаю приятно провести сегодня время.

27

У Элис небольшой спад настроения, может быть, потому, что весь день она рассовывала что-то по конвертам, и потому, что живот у нее размером уже с пляжный мяч.

— Я выгляжу, как танк, — говорит она мне, показывая комнату, которую подготовила для ребенка.

— Ничего подобного, — отвечаю я. — Выглядишь просто великолепно. Блестяще.

— Кому я такая блестящая нужна. Я уже размером с гору.

— Не придумывай.

— Я толстая.

— Да нет же. Ты беременна. Так ты и выглядишь.

— Как та жаба из «Звездных войн»?

— Нет. Как… как Деми Мур. Ну, помнишь, когда она снялась для обложки журнала год назад. Она там беременная и голая.

— О, Фейт, не надо, пожалуйста. Ложь, может быть, действует на твою мать, но со мной это не проходит. Деми Мур, тоже мне.

Я решаю сменить тему и рассказываю ей о событиях прошлой ночи. Об этой истории с Фрэнком. Она не верит своим ушам.

— И ты коснулась его рта? — спрашивает она.

— Угу. Надо было. Вообще-то при реанимации это самое главное.

Потом я рассказываю ей о больнице. О невероятной грубости Фрэнка, после того как я только что спасла ему жизнь. О том, как мы ехали домой на такси. О том, как он просто ушел, ничего мне не сказав.

— Боже мой, — говорит она и выносит ему приговор, — да он просто мерзкая тварь.

Я киваю. Правильно. Не просто тварь, с такими ты встречаешься каждый день. Он мерзкая тварь.

— Я бы держалась от него подальше, раз он такой чокнутый.

— Да, — соглашаюсь я, — я так и сделаю.

28

Я прихожу на работу и минут десять не могу выйти из жестокого шока, лишившего меня дара речи.

В пяти метрах от прилавка «Китс» висит рекламная фигура, вырезанная из картона, фигура женщины, улыбающейся белозубой улыбкой, сидя в позе лотоса.

И я понимаю, что эта женщина — моя сестра. Я на сто процентов в этом уверена еще и потому, что рядом с ней висит надпись, в которой говорится: «Завтра в нашем магазине специалист по йоге ХОУП УИШАРТ, звезда телепрограммы «С добрым утром», будет представлять свои ди-ви-ди «Йогазмическая система тренировок» и книгу с тем же названием, а также давать автографы».

И ниже маленькими буквами указано время.

14.30.

Я смотрю на часы. Сейчас 14.12.

Хрен маринованный, я, наверное, сплю. В реальной жизни такого не бывает. Просто не может быть. Какого черта ее несет сюда? Это что, общенациональная рекламная кампания?

Она не должна меня видеть. Не потому, что я стыжусь своей работы, а потому, что в одном из тех своих писем, что мама писала ей, она наверняка сообщила, что я работаю где-то по связям с общественностью. И если Хоуп разговаривает с мамой по телефону (а так или иначе говорить с ней она все равно будет), то последствия моей лжи в один прекрасный день свалятся мне на голову.

Я смотрю на то, что находится рядом с рекламной фигурой и надписью, — на коврик и небольшой микрофон. Господи, она же будет стоять совсем близко от меня, на расстоянии каких-то пяти смен йоговских позиций.

Надо что-то придумать. И поскорее.

— Простите, — прерывает нить моих раздумий голос покупательницы, — можно узнать, есть ли у вас средство для очищения чувствительной кожи лица?

Я оборачиваюсь и вижу, что голос принадлежит школьнице с радужного цвета шарфом на шее и приветливой улыбкой. Мне хочется солгать ей, что такого средства у нас нет, но Лорейн может быть где-то поблизости, поэтому я решаю, что лучше провести рекламную кампанию этого средства как можно быстрее.