Наконец Энджи вышла на Йеслер-стрит. Под виадуком — арочным бетонным путепроводом, который выстоял во время большого землетрясения, — было сухо, конструкция служила надежным укрытием.

Энджи зашла в «Аль Боккалино». В это время дня в ресторане было пусто. Пройдет еще как минимум час, прежде чем толпы людей ринутся сюда на бизнес-ланч.

Из подсобных помещений появился Карлос, владелец ресторана. При виде Энджи он радостно заулыбался:

— Миссис Малоун, как я рад вас видеть!

— Я тоже. — Энджи отдала ему свое пальто и зонтик и прошла в малый зал, отделанный в стиле тосканской таверны. Она сразу же уловила острый аромат чеснока и тимьяна, который напомнил ей о доме.

— Было бы очень хорошо, если бы вы как-нибудь привели сюда вашу маму, — сказал Карлос.

Энджи засмеялась. В тот раз, когда она однажды привела сюда родителей, мама весь вечер провела на кухне, критикуя шефа за то, что тот нарезает помидоры для маринары[23]. «А их надо натирать, — убеждала она. — Для этого Господь и дал нам руки».

— Обязательно, Карлос, — сказала она.

Тут она увидела Кона, и ее улыбка угасла.

Он встал ей навстречу.

Карлос подвинул для нее стул, вручил каждому из них по папке с меню и удалился.

— Так странно, что мы снова здесь, — сказала Энджи.

— Это точно. Я не заходил сюда с нашей годовщины.

Энджи нахмурилась:

— Я думала, твоя квартира рядом, за утлом.

— Верно.

Они замолчали. И посмотрели друг на друга.

Появился Карлос с бутылкой шампанского.

— Моя любимая пара опять вместе. Это хорошо. — Он наполнил два бокала и обратился к Конлану: — Вы позволите мне самому решить, какие блюда подать вам на обед?

— Конечно, — ответил тот, продолжая смотреть на Энджи.

Она почувствовала себя незащищенной под его взглядом, очень ранимой, и потянулась за бокалом, чтобы чем-то занять руки.

«Я хочу рассказать тебе об этой девочке».

— Конлан, — заговорила она, но в этот момент к столику опять подошел Карлос с двумя порциями салата капрезе.

Пока он с охами и ахами расписывал блюдо, Энджи совсем разнервничалась. Она успела допить первый бокал шампанского и принялась за второй.

«Она замечательная. Она живет со мной. Как, разве я не сказала, что она беременна?»

Конлан наклонился вперед, оперся локтями о стол.

— Сегодня утром мне позвонил мой агент. Мне предложили контракт на книгу. — Помолчав, он продолжил: —И единственный человек, которому я захотел об этом рассказать, это ты. Что, по-твоему, это значит?

Энджи знала, что ему было непросто признаться в этом. У нее возникло настоятельное желание взять его за руку и рассказать ему о своей любви, о том, что она всегда любила и будет любить его. Однако она понимала, что сейчас делать это не следует.

— Думаю, это значит, что мы давно любим друг друга.

— Почти всю жизнь.

Энджи чокнулась с ним, и ей показалось, что звон бокалов возвестил о начале нового этапа жизни. Настала пора рассказать ему о Лорен, но она все никак не могла начать разговор, боясь разрушить волшебное очарование момента, когда все кажется возможным.

— Рассказывай с самого начала.

История касалась одного местного мужчины, которого в конце девяностых осудили за изнасилование и убийство нескольких пожилых женщин. Конлан сам провел расследование, и история заинтересовала его. Он был убежден, что мужчина невиновен, и анализ на ДНК подтвердил это.

— Это просто какое-то чудесное превращение, — добавил он. — Они дают мне довольно крупную сумму денег на то, чтобы я написал эту книгу и еще одну.

Они обсуждали новость и разговаривали еще почти час и за это время успели съесть десерт и расплатиться по счету.

Энджи встала и, покачнувшись, поняла, что довольно сильно опьянела. Конлан поспешил поддержать ее. Она подняла на него глаза и едва не расплакалась при виде его улыбающейся физиономии.

— Конлан, я так горжусь тобой.

Его улыбка угасла.

— Нет, так неправильно.

— Что неправильно?..

Конлан обнял ее и поцеловал, прямо посреди зала, на глазах у всех. И поцелуй получился отнюдь не родственным. Отнюдь.

— Ого, — произнесла Энджи, когда он отстранился. У нее бешено стучало сердце, ее покачивало, но она пыталась сохранять равновесие, что оказалось нелегкой задачей. А еще ее охватила дикая страсть, причем сила желания удивила ее саму. — Но нам все равно надо поговорить, — добавила она.

— Позже, — хрипло произнес Конлан, взял ее за руку и потянул за собой. — Мы идем ко мне.

Энджи сдалась. Она не могла не сдаться.

— Побежали?

— Побежали.

На улице Энджи с удивлением обнаружила, что еще светло, однако потом вспомнила, что сейчас время обеда, середина дня. Они под дождем побежали по Йеслер-стрит и свернули на Джексон-стрит. Пока Конлан искал в кармане ключи, Энджи стояла привалившись к его спине и пыталась расстегнуть пряжку его ремня.

— Черт, — выругался Конлан, вставив в отверстие не тот ключ.

Наконец замок щелкнул, и дверь открылась. Не размыкая объятий, они ввалились в подъезд и поспешили к лифту. Пока кабина медленно ползла вверх, они продолжали целоваться. Энджи горела как в огне. Она вжималась в Конлана, стремясь раствориться в нем. От возбуждения у нее перехватывало дыхание.

Двери лифта разъехались, Конлан подхватил ее на руки и понес по коридору. Еще несколько секунд — и они оказались в спальне. Он осторожно усадил ее на кровать. Она замерла, ошеломленная силой своей страсти. А ведь были времена, напомнила она себе, когда такая страсть присутствовала в ее жизни постоянно.

— Разденься, — сказала Энджи, приподнимаясь на локтях.

Конлан встал на колени перед кроватью и обхватил ее ноги.

— Не могу оторваться от тебя, — прошептал он. В его голосе слышался и восторг, и горечь, и Энджи поняла, что когда-нибудь ей придется расплачиваться за эти мгновения. Однако сейчас это волновало ее меньше всего.

25

Обнаженная, Энджи стояла у окна в спальне своего мужа — бывшего мужа — и смотрела на залив Эллиот. Очертания домов были размыты нескончаемым дождем. По виадуку в обе стороны неслись машины. Оконные стекла дребезжали от порывов ветра.

Если бы эта сцена была в кино, она бы сейчас курила сигарету и хмурилась, а на заднем фоне мелькали бы сцены из ее неудавшейся семейной жизни и вновь обретенной любви. И последним образом, который возник бы на экране, прежде чем действие вернулось бы в настоящее, был бы образ Лорен.

— У тебя озабоченный вид, — сказал Конлан.

Как же хорошо он ее знает! Хотя она стоит к нему вполоборота и он не видит выражения ее лица, он все равно все чувствует. Наверное, дело в ее позе. Он всегда говорил, что она вздергивает подбородок и скрещивает на груди руки, когда расстроена.

Энджи не повернулась к нему, а продолжала смотреть на свое бледное, расплывчатое отражение в омытом дождем стекле.

— Вряд ли это озабоченность. Я бы назвала это задумчивостью.

Пружины матраса заскрипели. Наверное, Кон сел на кровати.

— Энджи?

Наконец она отошла от окна и села рядом с ним. Он погладил ее по руке, наклонился и поцеловал в ложбинку на груди.

— В чем дело?

— Мне нужно кое-что тебе рассказать, — ответила Энджи.

Конлан отстранился:

— Звучит настораживающе.

— Существует одна девочка.

— Да?

— Она хорошая девочка. Отличница. Трудяга.

— А какое отношение она имеет к нам?

— В сентябре я взяла ее на работу. Она работает в ресторане примерно двадцать часов в неделю. Ну, после школы и по выходным. У нас никогда не было официантки лучше, хотя мама категорически отказывается признавать это.

Конлан пристально посмотрел на нее:

— Так в чем состоит ее ужасный недостаток?

— У нее нет ни одного.

— Энджи Малоун, я хорошо тебя знаю. О чем мы тут беседуем? С какой стати ты рассказываешь мне об этой девочке, величайшей официантке всех времен и народов?

— Мать бросила ее.

— Бросила?

— Просто взяла и уехала.

По лицу Конлана промелькнула тень.

— Сейчас ты мне скажешь, что нашла ей жилье…

— Предоставила ей жилье.

Конлан тяжело вздохнул:

— Она живет у тебя?

— Да.

В его лице отчетливо проявилось разочарование — и в голубых глазах, и в опустившихся уголках рта.

— Итак, теперь у тебя в доме живет подросток.

— Все не так. Во всяком случае, не так, как было раньше. Я просто буду помогать ей, пока…

— Пока что?

Энджи спрятала лицо в ладонях.

— Пока не родится ребенок.

— О, черт, — выдохнул Конлан, быстро вставая.

— Кон…

Он влетел в ванную и захлопнул за собой дверь.

Энджи показалось, что ее ударили в солнечное сплетение, хотя она и предполагала такую реакцию. Но разве у нее был выбор? Со вздохом она подняла с пола свои вещи, оделась, села на кровать и стала ждать.

Наконец Конлан вышел. На нем были потертые джинсы «Ливайс» и бледно-голубая футболка. Судя по выражению его лица, он больше не злился, но вид у него все равно был усталый и поникший.

— Разве не ты говорила мне, что изменилась?

— Я и изменилась.

— Прежняя Энджи тоже привела в дом беременную девочку, — сказал он. — И это стало для нас началом конца. Может, ты об этом забыла, но я-то помню.

— Не надо, — попросила она, чувствуя, будто у нее в душе рвется какая-то нить. Она шагнула к нему навстречу. — Такое нельзя забыть. Просто дай мне шанс.

— Энджи, я давал тебе миллион шансов. — Он перевел взгляд на кровать. — Это было ошибкой. Я должен быть понять это раньше.