И тем не менее я не была уверена, что и при более близком знакомстве разглядела бы в нем глубокого мыслителя.

— Как бы там они на тебя ни действовали, пожалуйста, помни, что мы вынуждены ладить с ним. Так что притворяйся. Давайте я помогу вам с вещами, — предложил Дэн.

— Если никто не собирается спросить, где вы были, то я рискну сделать это. Честно говоря, хоть мы уже здесь несколько часов и вроде прекрасно устроились, но за вас здорово волновались, — призналась я.

— У нас спустило колесо, — объяснил Джи Ди, принимаясь подавать из кузова вниз наши чемоданы. — Столько кругом каучука — и такие дрянные покрышки, ты только взгляни на них! Казалось бы, здесь должны быть самые лучшие.

— Прекрасное подтверждение тому, как беспощадно эксплуатируется эта страна, — изрек Нордж. — Буквально все богатства вывозятся, и ничто из них не оседает здесь.

— Благодарю, профессор, — фыркнул Джи Ди, — сам бы я ни за что не догадался.

Он постоянно подсмеивался над по-детски воинствующим либерализмом Норджа, а тот всегда отвечал ему кривой пренебрежительной усмешкой, давая понять, что подобные подначки не достигают цели.

Внезапно зажглись прожектора, испугав нас своим ослепительным ярким светом. Несмотря на беспечность и прекрасное настроение моих друзей, теперь, с наступлением темноты мне стало не по себе под открытым небом и я пошла в дом. Хуссейн так поспешно схватил мой чемодан, словно одна я, а не вся группа, наняла его.

Керк разговаривал по телефону. Лицо его было мрачным, как всегда. Увидев меня, он, не прерывая разговора, жестом указал мне, куда идти. Пройдя в указанном направлении, я обнаружила две спальни и, к своему удивлению, ванную комнату. Спустя пять минут я уже нежилась в теплой ванне, вполне довольная окружающим миром.

В конце концов, рассуждала я, особых причин для уныния нет. Недобрые предчувствия перед приездом грузовика оказались ложной тревогой, внушенной больным воображением нашего хозяина.

И я пришла к выводу, что Дэн был прав: просто Керк — человек, одичавший от долгого одиночества, и было бы глупо огорчаться из-за его враждебного отношения.

В то же время у меня возникло вполне естественное для женщины желание каким-то образом укротить его. В чемодане у меня было черное платье из тонкой материи для коктейлей — простенькое, но эффектное, а если еще взбить волосы…

Однако мое хорошее настроение ушло, как вода, втянутая в канализационное отверстие. Разумеется, с приходом ночи жара несколько спала, но влажность осталась прежней, и вскоре все мое тело покрылось такой же обильной испариной, как и днем.

Я достала свое черное платье, но его жесткие складки и тяжелая нижняя юбка из голубой тафты показались мне столь же неподходящими, как рыцарские доспехи. Я отложила выбор одеяния на последнюю минуту и занялась макияжем и прической, усевшись обнаженной перед зеркалом туалетного столика.

Слабый ветерок от закрытых окон чуть-чуть охлаждал мое тело.

Поневоле глядя на себя в зеркало и мысленно рассматривая сложившиеся обстоятельства с этой невыносимой жарой, дикой усталостью, постоянной влажностью, я уже не считала крайне необходимым жертвовать чем-то ради Керка или кого-нибудь еще.

До сих пор Роксане Пауэлл никогда в жизни не приходилось слышать от мужчин скептических отзывов о своей внешности, хотя ее лицо не так уж выделялось красотой на фоне других. Короткий носик, заостренные скулами щечки с соблазнительными ямочками (разумеется, мастерски подчеркнутыми косметикой), овальный подбородочек, пикантно разделенный вертикальной складочкой, здоровые крепкие зубы и капризная нижняя губка… В принципе, никаких изъянов. А мои глаза! О, они — самое привлекательное, что у меня есть: большие и зеленые, под темными вразлет бровями, они еще эффектнее, чем мои волосы. Мое тело, хотя я и приближалась к тридцати, было великолепным, оно сейчас даже лучше, чем тогда, когда мне было восемнадцать, потому что я выработала правильную осанку.

К черту Луэлина Керка!

Дэн Лэндис постучал в дверь:

— Рокси, мы уже собрались выпить перед ужином. Ты скоро?

Я ответила утвердительно. Тогда, понизив голос, он проговорил:

— Послушай, что я тебе скажу: у нас спальни по соседству… — и я услышала, как он удалился по коридору, что-то насвистывая.

— Ну что? — обратилась я к зеркалу. — У тебя, кажется, все идет прекрасно.

Отложив в сторону шикарное платье, я надела простенькую блузку и такую же юбку, как обычно причесала свои кокетливые прядки и быстро присоединилась к избранному обществу, собравшемуся в гостиной.

Керк еще не спустился, но Дэн уже смешивал коктейли. Джи Ди и Нордж продолжали свои бесконечные споры о современной колониальной системе. Джи Ди, как всегда, подначивал своего ассистента. Нордж взывал ко мне:

— Знаешь, Рокси, Керк отправил Хуссейна ночевать к своим батракам.

— А почему бы и нет? — откликнулся Джи Ди. — Он же здесь хозяин, не так ли?

— Я имею в виду, что все мы в одной команде, верно? И единственной причиной, почему Хуссейн отделен от нас, стал темный цвет его кожи.

— Глупее ничего не придумал? Все намного проще: Хуссейн — такой же наемный рабочий, как и остальные батраки на плантации.

— На мой взгляд, человек, которому платят, ничуть не хуже того, кто платит. Если уж на то пошло, мы все — наемные работники. Почему тогда мы не идем спать в лачугу?

— Валяй, иди, я по тебе скучать не буду. Кстати, наша комната довольно тесновата.

— Почему ты думаешь, что это именно лачуга? Ты что, видел? — поинтересовалась я.

Нордж признался, что нет.

Я замечала, что зачастую в спорах он сам загонял себя в угол, а затем был не в состоянии защитить свою точку зрения, хотя, очевидно, искренне верил в то, о чем говорил.

— Держу пари, когда мы увидим…

— Мы прямо расплачемся от жалости! — перебил его Дэн. — Ладно, заткнись, кажется, Керк идет.

Он был прав. Керк спустился сверху в безупречном белом костюме. В ту же секунду я пожалела, что не нарядилась. Получалось, что Керк щепетильным отношением к своей одежде доказал свое глупое превосходство над гостями. Дэн и оба оператора, конечно же, не дали себе большего труда, чем сменить сорочки. Это было моей задачей — бросить ему вызов, и я ее не выполнила. За это я возненавидела Керка еще больше. Но было уже поздно, тем более что мы сразу приступили к ужину. А он был отменным: кэрри с рисом и около двадцати видов приправ к нему (Керк называл их «самбалс»), но я не очень всем этим наслаждалась.

Ни одна женщина в мире не способна получать удовольствие от еды, если она знает, что ее внешний вид не соответствует обстоятельствам. Присутствие Сити также не улучшало моего настроения.

На ней был новый саронг, более яркой расцветки. Когда она молча двигалась вокруг стола, прислуживая нам, ее кожа поглощала свет, излучаемый медными лампами, и блестела, как старая слоновая кость. Джи Ди и Нордж, видевшие ее впервые, были, казалось, полностью очарованы изящными движениями и благородным достоинством, с которым она держалась и которое придавало ей особую соблазнительность.

У меня от сердца отлегло, когда она, наконец, уплыла на кухню с посудой из-под последнего блюда.

Дэн отодвинул свой стул от стола с довольным вздохом.

— Мои комплименты вашему повару, мистер Керк. Я должен взять рецепт.

— Сити будет очень приятно узнать, что вам понравились ее блюда, — произнес бесстрастно Керк.

— Вы — везучий человек, — заметил Нордж, — и не только из-за такого питания. Она — самая прекрасная девушка, которую я когда-либо встречал. Какой цвет лица! А какие черные глаза! Ты можешь представить ее на фотографии, Джи Ди? По-моему, она очень фотогенична!

И он продолжал далее в том же духе. Я не вполне разделяла его восхищение. Да и какая женщина его бы разделила? Позже у меня появилась мысль, что Нордж преувеличивал свое восхищение по идейным причинам, как борец за расовое равноправие. Сити все-таки не была такой уж необыкновенной красавицей. Но говорить об этом я не стала.

— Да, — согласился Керк, — для туземки она довольно красива.

Нордж сделал неодобрительное движение:

— Зачем же ставить так вопрос? Сити такой же человек, как и все мы, не правда ли?

Керк, аккуратно зажигавший обрезанную сигару, удивился:

— Разумеется, кто с этим будет спорить. Это просто такой оборот речи.

— Вот это я как раз и не могу понять в вас, англичанах, живущих здесь, — бросил вызов Нордж. — Во всем у вас — просто оборот речи. Страну охватывает революция — вы ее мило называете всего лишь обыкновенным чрезвычайным положением, боретесь с повстанцами — называете их бандитами. В конце концов, почему вы не осмеливаетесь называть вещи своими именами?

— А почему бы нам, — вмешался Дэн, — не выпить быстренько еще по одному коктейлю и не пойти спать? У нас был длинный тяжелый день.

Я заметила, что Дэн проявил достаточную предусмотрительность, усадив Норджа подальше от Керка, и от души посочувствовала ему: миссии миротворца не позавидуешь.

Я могла не любить Керка как человека, но Эд Нордж не любил его как символ, а такой вид неприязни — самый острый. К тому же, поездка сюда значила для меня гораздо больше, чем для Норджа.

В других обстоятельствах я была бы рада увидеть Керка в затруднительном положении и даже могла бы подтолкнуть к продолжению спора. Но в данной ситуации Дэну нужна была помощь, поэтому я воскликнула:

— Я согласна, — и начала подниматься.

— Одну минутку, миссис Пауэлл, я бы хотел ответить вашему другу, — сказал Керк, и я опустилась на свое место.

— Если вы предпочитаете называть вещи своими именами, то давайте так и делать. Вы говорите «идет революция», но это такая же игра в слова, как и «чрезвычайное положение». То, что мы имеем на самом деле, — это война. — Он слабо улыбнулся. — Термин «чрезвычайное положение» имеет, как мне кажется, хотя бы практический смысл. Он препятствует введению мер военного времени, увеличению страховых ставок. А если вам не нравится слово «бандиты», можете заменить его словом «коммунисты».