— Линда! — воскликнул он удивленно, поспешно вставая. — Какой сюрприз — почему вы не сообщили, что собираетесь приехать? Зачем вы приехали?

Он подошел ко мне. Я сделала жест рукой.

— Не надо, не целуйте меня, Сидни. Лучше я сначала скажу вам, зачем я приехала.

— Так зачем? — спросил он резко.

— Я приехала, — начала я медленно, моля Бога, чтобы мужество не изменило мне, — помочь женщинам и детям в этом вашем мерзком, грязном, поганом городишке!

Сидни молчал, потом повернулся и направился к столу. Он сел, а я подошла и остановилась перед ним.

— Значит, вы приехали, чтобы вмешиваться в мои дела, — сказал он медленно, выпячивая нижнюю губу.

— Я не собираюсь вмешиваться в дела на фабрике, — сказала я. — В этом я ничего не понимаю и не хочу понимать. Но я понимаю, что значит забастовка для женщин и детей, и не намерена оставаться в стороне и ждать, пока вы победите в этой схватке, в то время как они умирают с голоду.

Сидни взял сигару и чиркнул спичкой. Он молчал, и меня всю трясло от напряжения.

— Значит, вы собираетесь помогать, вот как? — наконец сказал он. — А могу спросить, за чей счет?

Я ожидала этого вопроса, и у меня был готов ответ. Я сняла кольцо с бриллиантом, браслет и брошь, которую он подарил мне на Рождество, и положила все на стол перед ним.

— Дайте мне за это наличными, — сказала я, — а когда деньги будут истрачены… у меня еще есть соболя. Если вы не дадите мне денег, я отнесу все это куда-нибудь, где мне заплатят. Я обратилась сначала к вам, потому что…

Я не могла больше говорить. Слезы мешали мне. Я замолчала, широко раскрыв глаза, чтобы не дать слезам пролиться, и судорожно стиснув руки.

— А если я не дам вам денег, что тогда? — спросил Сидни.

— Я возьму их под залог моих драгоценностей, — вызывающе ответила я. — Вы можете меня… выгнать, но это меня не остановит. Я все равно помогу этим людям, даже… даже если мне самой придется голодать.

У меня вырвалось сдавленное рыдание.

— Вы… вы подавили этих людей, но со мной… со мной вам этого не добиться. Я все равно сделаю по-своему, и вы… вы не остановите меня.

Медленным нарочитым жестом Сидни достал бумажник и отсчитал пятьдесят фунтов.

— Остальное я положу в банк на ваше имя, — сказал он.

Я начала пересчитывать банкноты. Внезапно Сидни поднялся и с яростью отшвырнул кресло.

— И убирайтесь отсюда к черту! — закричал он.

Я выбежала из комнаты и за дверью прислонилась к стене, дрожа и заливаясь слезами.

«Все кончено! Ты своего добилась!» — пронеслось у меня в голове.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

Я никогда еще не видела людей такими оживленными и ликующими. Вестоны совершенно преобразились.

Они ушам своим не поверили, когда я сказала им, что в деньгах недостатка не будет и они смогут сделать все необходимое для детей и их матерей.

Они пообещали не помогать мужчинам, потому что я должна была сдержать слово, данное мною Сидни.

Мисс Вестон собрала и организовала множество помощниц. Худые озабоченные женщины сами казались мне голодными, но они принялись за работу, и через несколько часов в городе было уже открыто несколько пунктов, где выдавали еду для детей.

Я сама отправилась на один такой пункт и помогала разливать суп с мясом и клецками, который показался мне достаточно питательным.

Мы раздавали суп с хлебом, а дети до пяти лет получали еще стакан молока.

Дети ели с такой жадностью!

Трудно было вообразить себе более жалкое зрелище, чем эти женщины в очереди с детьми на руках, а многие и в ожидании еще одного.

Мисс Вестон одолжила мне рабочий халат, который я надела поверх манто, превратившись в этакую уродливую громадину.

Я надела его не для того, чтобы не запачкаться, а чтобы не бросаться в глаза своей богатой одеждой среди этой толпы бедняков, где едва ли нашлась бы одна пара целых сапог или теплое пальто.

Но времени на размышления не было. Один ковш за другим, один за другим… Суп кончился. Многим не хватило, и пришлось ждать, пока не принесли еще, и мы снова принялись за раздачу.

Завтра должно быть полегче. Только теперь, когда мы закончили, я почувствовала, насколько устала.

Вместе с мисс Вестон и остальными я съела бутерброд с сыром и выпила чашку какао, больше я ничего не ела, если не считать утреннего чая.

Но я не могла уйти, в особенности когда все намерены были работать до полуночи, если понадобится.

Как только суп был готов и подвезли молоко, мы снова взялись разливать, один ковш за другим, один за другим… Это длилось целую вечность.

Женщины приносили для супа самую разнообразную посуду: кувшины, миски, консервные банки и банки из-под варенья. Один мальчик пришел с пивной бутылкой.

Мне казалось, что я как в тумане плаваю, голова у меня болела страшно, когда вдруг я увидела шофера Сидни. Он подошел ко мне.

— Сэр Сидни прислал за вами машину, миледи, — сказал он.

Моим первым побуждением было отказаться. Но я понимала, что дольше не выдержу. Мисс Вестон заметила, что происходит, и подошла ко мне.

— Я справлюсь теперь, — сказала она. — Осталось уже немного, и в любом случае на ночь нам придется все закрыть. Спокойной ночи, моя милая, и благослови вас Господь за то, что вы сделали.

Шатаясь, я добрела до машины и, наверно, сразу же заснула от полного изнеможения, потому что, когда я опомнилась, мы уже приехали и шофер наклонился надо мной.

— Вы дома, миледи, — сказал он каким-то испуганным голосом.

Я вышла из машины чуть живая и поднялась по ступеням. Когда я очутилась в прихожей, дверь библиотеки распахнулась и появился Сидни.

Вероятно, я выглядела странно в халате поверх манто с всклокоченными волосами. Мгновение я смотрела на него, и тут стены как будто сомкнулись вокруг меня, и я со стоном опустилась на пол…

Очнулась я в постели, горничная подносила мне к губам рюмку бренди.

С огромным усилием, шатаясь, я поднялась и позволила ей раздеть себя, как маленького ребенка. Потом заползла в постель.

Все тело у меня ломило, о еде я не могла даже подумать. Однако чуть позже горничная принесла мне бульону. Я выпила его и попросила ее уйти.

— Хочу спать, — сказала я.

— Вы уверены, что с вами все в порядке, миледи? — спросила она. — Вы так нас напугали.

— Я здорова, просто хочу спать. Оставьте колокольчик где-нибудь под рукой, чтобы можно было дотянуться.

Вероятно, я задремала ненадолго. Меня разбудил звук открывающейся двери. Я почувствовала, что кто-то вошел и стоит, глядя на меня. Мне стоило усилий повернуть голову.

Это был Сидни. Его фигура четко вырисовывалась при свете огня в камине, но я не могла разглядеть выражение его лица.

Он сердится? Хочет прогнать меня? Он пришел, чтобы приказать мне уйти?

Все эти мысли проносились у меня в голове, но я слишком обессилела, чтобы отдать себе отчет во всем. Я протянула к нему руку.

— Вы очень… очень сердитесь на меня, Сидни? — прошептала я.

Он подошел к постели и остановился, возвышаясь надо мной.

Сердце у меня дрогнуло. Я знала, что не выдержу очередной сцены. Я так бесконечно устала!

— Мне… мне уйти? — спросила я слабым голосом.

И внутренне вся сжалась в комок. Сейчас я услышу свой приговор, и все будет кончено навсегда. Секунды, казалось, тянулись бесконечно, жизнь рушилась… Но я должна знать, я должна услышать его ответ.

Он взял меня за руку. И вдруг опустился на колени возле кровати. Сидни, суровый, безжалостный Сидни, нежно коснулся губами моей щеки.

— Неужели ты думала, что я смогу жить без тебя, моя Линда? — спросил он хрипловатым глухим голосом.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Возвращаясь сегодня от Вестонов, я услышала крики на улице — забастовка окончилась.

День был утомительный, но я не так устала, как накануне. Я еще не видела Сидни с того момента, как он сказал, что не может без меня жить.

Вчера я была в таком изнеможении, что заснула, оставив свою руку в его руке, и проснулась, когда уже наступило утро.

Весь день я думала о нем. И поняла, что, если бы он прогнал меня, я бы этого не пережила.

В нем вся моя жизнь, никто мне так не дорог, как он.

Как все случилось? Я даже не понимала. Медленно, незаметно он постепенно завладел моим сердцем, всем моим существом.

Это чувство появилось не внезапно, не как вспышка молнии, но как медленный рассвет, вытесняющий ночную тьму. Я знаю теперь, что в нем смысл всей моей жизни.

Я всегда хотела ему нравиться… нет, я хотела, чтобы он любил меня… я хотела его поцелуев… я страстно желала дать ему счастье, которого он был лишен и которого он заслуживает, может быть, больше других.

Я знаю теперь, что люблю его, люблю давно и не так, как Гарри, по-другому. Поэтому я и не понимала себя сначала.

С Гарри это было внезапно нахлынувшее светлое чувство, скорее ожидание любви, прекрасная мечта, жажда счастья. Но настоящая любовь, такая как она есть, ничего не ждет, не желает, не требует. Это только робкая надежда, что тебе будет дарована милость быть рядом с любимым, стать необходимой ему, служить ему, дать ему все, что в твоих силах. Это истинный дар небес.

Я была чудовищной эгоисткой, позволяя ему так много делать для меня, ничего не давая взамен. Я только брала и брала, уходя в свои воспоминания и не думая о том, что и у него есть свои воспоминания…

Правда ли, что он любит меня? Может ли это быть? Вчера, когда я ждала приговора над собой, мне стало страшно, я думала, что теряю его навеки.

Кто выдумал, что отчаяние жжет, томит, терзает? Отчаяние — это бесконечная тьма, это леденящий душу холод безнадежности.