— Итак, — ответила ему Грейс, — вы меня оставляете, и я с большой осторожностью перевяжу свою… ну это место. Наверное, повязка соскользнула.

— Наверное.

— Да.

— Послушайте, дорогая моя, если вы хоть на минутку вообразили, что я даже не взгляну на рану, вот прямо сейчас, тогда вы гораздо глупее, чем можно было подумать!.. Нет, это бесполезно, — поднял руку Майкл, как только заметил, что она приготовилась выразить свое несогласие. — Теперь вы либо добровольно подчинитесь, либо мы можем сделать это другим способом.

— И что же это за способ, мистер Раньер? — с мрачным видом поинтересовалась Грейс. — Вы угрожаете мне применить скобу?

— Что-то в этом роде.

— Правда?

— По правде говоря, я больше склонялся бы к тому, чтобы связать вас как теленка, прежде чем ему отрезают… э-э… Ну, вы понимаете мою мысль. — Майкл замолчал и расхохотался, не в состоянии продолжать говорить дальше, после того как увидел в ее глазах ужас.

— Вы не посмеете!.. — выдохнула Грейс.

Майкл молчал.

— Ну?! — прищурила она глаза.

— Послушайте, ангел мой, вы рассуждаете так, как будто я уже не видел вас в обнаженном виде.

Грейс фыркнула и попыталась сесть, но рука Майкла, которую он положил ей на плечо, остановила ее.

— Ну, хорошо, хорошо. Приношу свои извинения. — Майкл не понимал, почему, находясь рядом с ней, он постоянно говорит что-то совершенно возмутительное. Возможно, это происходило потому, что ему нравилось видеть в ее глазах искру огня в противовес холодному выражению лица. Когда ее охватывало раздражение, ее глаза становились бирюзовыми, как колокольчики в Виргинии ясным весенним утром.

— Итак… — медленно произнес Майкл.

— Что… итак? — с некоторым раздражением спросила Грейс.

— Мы ждем, чтобы вы расстегнули свое платье, — ответил Майкл. — Хотите, чтобы я вам помог?

— Конечно, нет! — запаниковала Грейс. — О, ради всего святого, оставьте меня хоть ненадолго!

— Хорошо, миссис Шеффи. — Майкл положил дрова в камин и принялся разжигать огонь, слыша за своей спиной шорох снимаемого платья, который он ни с чем не мог перепутать.

«Как это все нелепо!» — ухмыльнулся он. В колониях он принимал все меры для того, чтобы не слишком запутываться в отношениях с женщинами. По какой-то непонятной для него причине они, почти все, от наивных девственниц до ленивых шлюх, летели к нему, как мотыльки на свет фонаря. Более опытные и дерзкие слетались к кузнечной печи в разгар ночи, и он иногда доставлял им удовольствие и сам получал его, при этом никогда ничего не обещая. В конечном счете, он убедился, что такое обещание не стоит телесных удовольствий. Все женщины неизменно хотели строить с ним свое будущее и начинали нервничать, когда их мечты не сбывались. И поэтому он научился применять всяческие мыслимые и немыслимые уловки, чтобы уклоняться от ухаживаний.

Вероятно, по этой причине Майкл получал такое удовольствие, уничтожая оборону графини. Ему грело душу наблюдать, как этот маленький мягкий клубочек женственности борется с ним за сохранение внешних приличий.

Возле умывальника он наполнил водой тазик и, повернувшись к Грейс, обнаружил ее укрытой ворохом одеял. Лицо она демонстративно отвернула от него.

Под тяжестью размеренных шагов Майкла заскрипели половицы, и Грейс подтянула одеяла еще выше.

Майкл посмотрел на ее прямой, утонченный профиль и заметил, как у основания хрупкой шеи в бешеном ритме бьется пульс. Осторожным движением он откинул одеяла и увидел, что она вытянула руки вдоль тела.

— Два шва разошлись. — Он взял мокрую ткань и отжал из нее лишнюю воду, чтобы приложить к ране. — Но, по крайней мере, нагноения нет.

Грейс крепко зажмурила глаза. Она изо всех сил старалась хранить молчание. Майкл смотрел на ее прекрасное тело и чувствовал себя сродни тем, кто занимается подсматриванием в щели. Просто он никогда не видел такой, как Грейс, невероятно стройной и кроткой, такой неземной и целомудренной. Она оказалась еще красивее, чем ему показалось вчера вечером. Он смотрел на ее грудь и размышлял, что она замечательно поместится в его руке. У него вдруг появилось глупое желание проверить эту презренную мысль.

— В том, что это случилось, нет ничего удивительного, — выдохнул Майкл, — после того, сколько сил вы потратили на кухне.

Грейс хранила молчание.

Дьявол у Майкла за плечом напомнил ему, что она богатая, избалованная вдова, чей муж-аристократ, вероятно, купил и связал ее этими длинными нитями жемчуга, сбившегося вокруг шеи. Важный граф, очевидно, соблюдал традицию многих пэров Англии: овладев телом жены, потом он отметил свое исключительное право пользования, вытащив фамильное ювелирное украшение из многочисленных семейных сундуков. Перед Майклом была изысканная женщина, получающая в жизни все, а он — грубый подлец, который бывал счастлив, если мог просто наполнить свой вечно пустой желудок и выжить. Они похожи друг на друга так же, как те ее блестящие жемчужины и угольная пыль.

— Мне кажется, новые швы накладывать не надо, конечно, при условии, что вы обещаете провести завтрашний день в постели.

— Как скажете, — скупо откликнулась Грейс. Одновременно с этим она повернула голову и открыла глаза, которые блестели от непролитых слез.

— Ох, дорогая моя… — Увидев, как ей больно, дьявол за плечом Майкла исчез, а у него самого едва не разбилось сердце.

— Не надо так смотреть на меня, — прошептала Грейс, и на ее лице появился ужас.

— Простите. — От ощущения вины у Майкла все внутри сжалось. Она явно заметила его грубую мужскую реакцию на свою красоту.

— Совершенно не похоже, что вы сожалеете. — Грейс своими изящными руками прикрыла грудь.

— Я действительно сожалею, дорогая моя. Но все мужчины — негодяи. Разве граф не предупреждал вас?

— О чем, в конце концов, вы говорите? — У Грейс вспыхнули глаза, но на этот раз в них читалась неуверенность.

— А вы о чем?

— Нет, тот, кто одет, должен отвечать первым.

— Подождите, — Майкл провел рукой по волосам, — мне надо найти что-нибудь для новой повязки. — Может, он поищет что-нибудь на полках, и этот поиск даст ему несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Не долго думая, Майкл нашел и разорвал на длинные полоски старую простыню. — Ну вот, давайте снимем старую повязку. Вы можете сесть? Давайте я вам помогу.

Грейс не успела ничего сказать, как Майкл, сжав зубы, протолкнул руки под тонкую талию и, подтянув ее вверх, посадил. Голова Грейс откинулась ему на руку, и ей пришлось убрать руки от груди, пока Майкл прикрывал одеялом нижнюю часть ее тела. Он опустился перед ней на колени и понял, что находится всего в нескольких дюймах от восхитительного кремового тела.

По ребрам стекала тонкая струйка крови, и Майкл взял ткань, чтобы остановить кровотечение.

— Я могу сама это держать, — сказала Грейс.

— Хорошо, — хриплым голосом согласился Майкл.

Он закрепил белую повязку у нее на нижнем ребре и продолжал наматывать выше.

— Теперь поднимите руки, — процедил он сквозь сжатые зубы.

Грейс вздохнула и, помоги ему Господи, выполнила его указание. Едва уловимая нотка пьянящих, дорогих духов достигла его носа и проникла в изголодавшийся по чувственным наслаждениям мозг. Прямо перед ним торчали затвердевшие соски ее груди, и Майкл ощутил болезненную реакцию в паху.

Он положил дополнительный кусок ткани на рану и продолжал бинтовать, в спешке нечаянно задев грудь Грейс.

Она охнула.

— Простите, — пробормотал Майкл.

Как только он закончил бинтовать и закрепил конец ткани, Грейс опустила руки и завернулась в одну из своих шалей.

— Спасибо, — с каким-то безысходным отчаянием обронила она.

В комнате повисла неловкая тишина, Майкл встал и поднял тазик.

— Я оставлю вас, чтобы вы отдохнули.

— Нет.

— Простите, что? — Остановившись у двери, он повернулся к ней.

— Я сказала — нет.

Майкл вернулся к кровати.

— Вы не ответили на мой вопрос, — пояснила Грейс.

— А что это был за вопрос, моя дорогая? — Майклу показалось, что он тонет.

— Почему вы сказали, что все мужчины — негодяи? Проклятие!

— Простите, графиня, мне следовало придержать свой язык.

— Если только речь шла не о жалости, меня не волнует, что вы имели в виду.

— Жалость? — Майкл с удивлением посмотрел на Грейс. Зачем мне жалеть вас? Ну конечно, вы пострадали. Но вы поправитесь. И снег растает, и вы довольно скоро отправитесь в путь.

Грейс всматривалась в его лицо, словно не доверяла его словам.

— У меня есть некоторый опыт распознавания подобных выражений лица. Я еще в Лондоне сталкивалась с этим. И когда вы смотрели на меня, я все прочла по вашему лицу.

— Но почему жалость — это так плохо, дорогая моя? В моей жизни были такие моменты, когда я бы сам с удовольствием принял сочувствие.

— Именно этого я не выношу, — взволнованно заявила Грейс.

Майкл ждал, что она скажет дальше.

— Я поняла, что к жалости всегда примешивается скрытое ликование от неудач другого человека.

— А какая же великая беда случилась у вас, графиня? — удивленно поднял брови Майкл. — Смерть вашего мужа, да? Мне трудно поверить, что кто-то будет настолько жесток, чтобы искать в этом удовольствие для себя.

— Ну конечно, нет. Но вы удивительно ловко сменили тему разговора, мистер Раньер. Мы говорили о вас, а не обо мне.

— Разве?

— Да. Если в вашем взгляде была не жалость, тогда что это было?

— Видите ли, если вы не можете этого понять, Синеглазка, то мне кажется, что для нас обоих было бы лучше просто забыть об этом.

— Да все в порядке, мистер Раньер. Можете поведать мне. Я уже знаю: во мне есть что-то такое, что останавливает мужчин, когда доходит до сути дела. — Грейс отвела взгляд в сторону. — Сейчас вы оказали бы мне большую услугу, если бы смогли все объяснить. Как вы там говорили? Снег скоро растает, и я смогу уехать. Сомневаюсь, что у меня снова будет такая возможность услышать жесткое прямодушие и оценку всех своих недостатков.