— Знаю! Только что, когда мы с ним разговаривали, негритянка, — Зелли или как ее там, — вошла и шепнула что-то ему на ухо. Всего я не расслышала, но кое-что разобрала, и у меня сразу возникли подозрения. И повел себя Роберт престранно — вскочил и бросился вон из комнаты без извинений и объяснений. Он словно забыл о моем присутствии! Он помчался наверх, следом за негритянкой, и они оба свернули в Южное крыло.

— Но это невозможно! — воскликнула Синтия. — Ты ошиблась.

— Ты не знаешь Роберта Шелфорда, для него невозможного нет, — злобно прошипела Сара. — Особенно, если речь идет о женщинах.

— Какие женщины? Нет там никого! Это ошибка, плод твоего воображения.

Сара улыбнулась снисходительной улыбкой человека, которому известно гораздо больше, чем другим.

— Я по выражению лица Роберта поняла: здесь творится неладное, подождала немного, постояла минутку — и вслед!

Если, думаю, обернется и увидит, скажу, что хотела попрощаться. Как ты знаешь, Южное крыло — нежилое, оно всегда было на замке. Он и мне, и другим, — сама слышала, — говорил, там пусто, это нежилая часть дома. Он затворил за собой дверь, но я ее приоткрыла и заглянула внутрь. Ты, наверно, помнишь, там длинный коридор упирается в окно с витражом?

— Да, — отозвалась Синтия, — конечно!

— Ну, так вот — в коридоре роскошная мебель, ковры, вазы с цветами. Роберт лгал! Богатая обстановка! Дверь в комнату в дальнем конце была открыта, и Роберт, наверно, был там. Послышались голоса; я подождала еще. Негритянка вышла. Она несла поднос, а через руку у нее был дамский халат — розовый атлас с гипюром! Я успела все рассмотреть, она меня не заметила. Потом я тихонько выскользнула и спустилась вниз. Теперь ты мне веришь?

— Нет! — отрезала Синтия.

Сара визгливо засмеялась.

— Конечно, ты не желаешь верить! И я знаю, почему — ты влюблена в этого человека!

20

— Ах, мисс, какая вы красивая! — воскликнула горничная, в последний раз поправляя подвенечный наряд.

Микаэла пристально вглядывалась в свое отражение в зеркале — фата из старинных кружев на темных волосах, венок из флердоранжа, перевитого жемчужной ниткой, жемчужное ожерелье вокруг белой шеи, белое атласное платье ниспадает пышными складками на пол.

Она была бы несказанно хороша, если бы не тоска во взоре и горькая складка у рта, — подумалось Синтии.

Микаэла долго не отрывала от зеркала глаз, потом обратилась к горничной:

— Спасибо, Флоренс. Это, пожалуй, все.

— Сказать мистеру Шелфорду, что вы готовы, мисс?

— Да, скажите, я через несколько минут спущусь.

Горничная вышла, закрыв за собой дверь. Микаэла повернулась к Синтии.

— Ну? — спросила она. — Как я выгляжу?

Синтия понимала: над ней просто насмехаются, и устало, зная, что слова не возымеют действия, проговорила:

— Вам известно мое мнение, Микаэла.

— Знаю, — ответила Микаэла, — но слишком поздно, слишком поздно! Артур ждет в церкви, через несколько минут я дам клятву любить его, уважать и подчиняться ему во всем…

— Не надо, Микаэла! Не следует произносить лживых обещаний, отмените церемонию! — молила Синтия.

— Поздно, — повторила Микаэла. — Слишком поздно.

Ничто не поколебало решимость Микаэлы, и сейчас, как она и говорит, Артур ждет ее в маленькой деревенской церкви из серого камня. Через полчаса они станут мужем и женой.

Синтия видела — Микаэла в отчаянии, намеренно терзает себя, намеренно своим безумным поступком обрекает себя на мучения, непоправимую беду.

Любовь безответная или отвергнутая, так же как и насильственная разлука способна уничтожить любящего, а Микаэла, права она или нет, любит Хью. Синтия в этом не сомневалась, к тому же к ней пришло истинное, глубокое понимание, какого она не ведала прежде, что такое безнадежная любовь. Ведь все последние дни Синтия тоже терзалась. Слова Сары, что она влюблена в Роберта, словно пелену сорвали у нее с глаз. Синтия не могла этого отрицать. Ей казалось, на нее обрушился внезапный удар, а сердце пронзила стрела, которую она не в состоянии вырвать.

Как только она осталась наедине со своими мыслями, она напрямую, без обиняков обратилась к самой себе и сказала себе правду. Да, она любит Роберта.

Она не знала, когда в ней зародилось чувство, но нахлынуло оно внезапно, безраздельно завладев ею. Она не понимала прежде, что стремится убежать от Роберта, страшась не его, а себя.

Всегда, с их первой встречи, она чувствовала в нем огромную внутреннюю силу, необоримо влекущую, способную развеять прошлое, разрушить прежнюю любовь и зародить в ее душе новую и более сильную. И она боялась вновь пробудиться к жизни, испытать радостный безудержный восторг, который познала на заре своей первой любви.

Часами лежала она по ночам без сна, и перед ней, как в кино, разворачивались события прошлого. Любовь к Питеру, юное чувство нежного девичьего сердца. Она не смогла расстаться с этим чувством, даже когда была обманута, брошена и забыта. Любовь к Питеру таилась в ее сердце, как бесценное сокровище, любовь для нее была свята, Синтия не желала признаться себе, что сокровище исчезло, а судьба над ней посмеялась.

И вот, тайно, незаметно в душе у нее зародился новый драгоценный дар. Роберт вошел в ее жизнь. Она пыталась от него ускользнуть, отчаянно боролась против влекущей силы, которую в нем ощущала. Но теперь — зачем таить от себя? — раньше или позже, сила эта покорит ее, завладеет ею и вынудит сдаться на милость победителя. Теперь она ясно видела, что с ней произошло, и только спрашивала себя вновь и вновь, не слишком ли поздно наступило пробуждение?

Почему так изменился Роберт? В леденящем ужасе она старалась отринуть объяснения и предположения Сары, будто в «Березах» живет другая женщина. Унизительно опускаться до подозрений, но все равно следует узнать правду — хотя бы ради собственного покоя.

Это были не терзания ревности, она испытывала совсем иное чувство — осознав свою любовь, ясно поняла, что любят не за высокие помыслы, благородство или доброту. Любят просто человека, каким бы он ни был.

Ей были прекрасно видны недостатки Роберта — нетерпеливый нрав, беспощадность и то, как проявления внутренней мощной, кипучей силы, чувств берут в нем верх над рассудком. Но при этом знала и то, как широко он мыслит, как щедро дарит свою помощь, как деликатен; видела и его ненасытное стремление к добру и внутренней чистоте. И любит Роберта какой он есть, был и каким может стать. Не слишком ли поздно? Что произошло за эти недели, отчего он так изменился? Вот сегодня утром, вспоминала Синтия, увидев ее, он прошел мимо, лишь бросив на ходу «доброе утро».

Роберт напоминает человека, которому грозит смертельная болезнь и ничего не замечающего из-за внутренней тревоги. Нельзя поверить, что причиной этому лишь Микаэла. Есть иные причины. Но, Боже милостивый, только бы не те, что заподозрила Сара.

— Слишком поздно!

Микаэла опять, словно про себя, повторила эту фразу, Синтия вздрогнула и обернулась к ней.

— Еще не слишком поздно! — воскликнула она звенящим голосом.

Микаэла широко раскрыла глаза в удивлении.

— Я надеялась, вдруг что-то предотвратит свадьбу, какое-то неожиданное событие… Этого не случилось, и я своей волей запрещаю вам этот шаг. Снимайте свой наряд, Микаэла! Выбросите, забудьте о нем. Сейчас мы пошлем кого-нибудь сказать, будто вы заболели, а после вдвоем уедем, вы и я. Найдем место, где вас спрятать и где вы все хорошенько обдумаете, пока… — Она сделала паузу, чтобы ее слова звучали убедительнее. — …Пока вы снова не увидитесь с Хью.

— О чем вы говорите? — изумилась Микаэла.

— Я написала ему, — ответила Синтия. — Писала о вашем намерении, но не знаю, где он. Может, по-прежнему за границей. Видимо, мои письма не дошли. Он любит вас, Микаэла. Что бы вы ни сказали друг другу при расставании, какой бы ни был у вас уговор, я не сомневаюсь, он любит вас, у вас и у него истинное, глубокое чувство. Подождем от него известий.

Она замолчала и перевела дух. Микаэла не сводила с нее глаз.

— Вы написали Хью? — отозвалась она каким-то странным голосом.

— Я полагала, он должен знать, — промолвила тихо Синтия.

— Почему же он не ответил? — растерянно и испуганно спросила Микаэла.

— Если он за границей, ответ мог еще и не придти. Я написала только на Гросвенор Сквер, единственный мне известный адрес.

Микаэла внезапно закрыла лицо руками.

— Вы правы, — сказала она. — Я не в силах! Я не вынесу этого! О Синтия, Синтия, помогите мне!

Сопротивление рухнуло, маска отчаянного вызова, в которой Микаэла так долго представала свету, треснула и рассыпалась. Перед Синтией стояла маленькая девочка в подвенечном платье — дитя, напуганное и сбитое с толку переживаниями, которые ему не по возрасту. Синтия бросилась к ней, обняла и прижала к сердцу, как мечтала все эти дни.

— Бедная моя, — шептала она, — так настрадалась! Все хорошо. Все как-нибудь устроится.

— Увезите меня и спрячьте, — молила Микаэла, — я не могу этого больше выносить. Я не могу никого видеть.

Синтия обняла ее покрепче, целуя в щеку.

— Вам надо все окончательно решить, не раздумывая долго. Отец ждет вас внизу, — она взглянула на часы. — Артур, наверно, в церкви. И вы уже опоздали!

— Скажите им, я больна, скажите, умерла! — закричала Микаэла с надрывом. — Хорошо бы и на самом деле! Ах, Синтия, я хочу умереть!

Лицо ее залили слезы. Синтия подошла к звонку.

— Я позвоню Флоренс. Пусть позовет сюда отца.

— Нет, нет! — твердила Микаэла. — Нет, не хочу его видеть! Никого не хочу видеть!

Синтия протянула руку к звонку, но тут за дверью послышались голоса. Микаэла обернулась к ней в ужасе.